должны существовать две коллегии: радцев и лавников. Первые ведают под председательством бурмистров городскую полицию, надзор за городскими имуществами и торговлей, а также суд по гражданским искам; вторые, в числе 12 человек, под председательством войта должны судить уголовные преступления, то есть составлять суд присяжных. Но, сравнивая разные западнорусские города, находим количество радцев и лавников различное; войт председательствует в обеих коллегиях; иногда обе они сливаются в один магистрат или ведают одни и те же дела. Потом встречаем еще третье учреждение: «совет сорока мужей» (а в некоторых городах «совет тридцати»), который составляется из выборных от городских цехов и присваивает себе право контроля над городским хозяйством; причем войт, бурмистры, радцы и лавники нередко входят с ним в препирательство за свои права, увеличивается путаница в городских делах и отношениях.
Впрочем, эти неудобные стороны магдебургского устройства развились и принесли свои плоды большей частью впоследствии. В первый же период своего существования, то есть в эпоху Ягеллонов, оно, по-видимому, все-таки дало некоторый толчок и оживило городскую жизнь, торговое и промышленное движение в Литовской Руси. Недаром же в грамотах, жалованных на это устройство, часто упоминается, что они дарованы по просьбе самих горожан [20].
Законодательство и судопроизводство Литовской Руси в данную эпоху представляют заметный переход от общих с Восточною Русью оснований, то есть от Русской правды, к особому виду, развившемуся под влиянием шляхетских привилегий или польского государственного строя. Эпохе судебников Московской Руси соответствует здесь эпоха статутов, которая, впрочем, открывается уложением, известным также под именем «Судебника». Он был издан Казимиром IV в 1468 году, по совету с литовскими князьями, панами-радой и всем поспольством; под последним, вероятно, разумеется здесь собрание лучших людей города Вильны.
Судебник Казимира IV представляет собственно свод наказаний и штрафов за злодейство или татьбу в разных ее видах: из 25 статей этого свода около 20 относятся к татьбе. Тут мы находим то же древнерусское понятие о наказаниях как о доходной статье для судьи. Например, если вор пойман с лицом (с поличным), то это лицо или украденная вещь поступает в пользу двора (княжьего, наместничьего или панского) или собственно судьи; кроме того, в его пользу идет просока, то есть плата с истца за сок или розыск преступника. А пострадавшему или истцу вор платит истинну, то есть ценность украденной вещи. Если ему нечем заплатить, а его жена и дети знали о воровстве, то заплатить женой и детьми (но дети моложе 7 лет не ответственны), а самого на шибеницу (виселицу). Дети и жена могут выкупиться сами или с помощью своего господаря (владельца). Если вору с поличным совсем нечем заплатить, то его повесить, а украденную вещь отдать истцу и воротить ему половину просоки. Следовательно, прежде должен быть удовлетворен пострадавший («ино перво заплатити исцю, а потом господарь татя того вину свою бери»). Причем если вор несвободный человек, то его владелец в то же время есть и его судья. Между тем по другой статье если хозяин вора знал о его преступлении или делил его плоды, то он несет то же наказание. Итак, свободных или княжьих людей судят великокняжие наместники и тиуны, а панских или боярских — их владельцы; в случае если истец и ответчик разного рода люди, один принадлежит к княжьим, а другой к панским, то им «обчий» суд, то есть смешанный из наместника или тиуна и пана или боярина. Если кто будет держать в своем дому лежня (бродягу) тайно, то есть не оповедав соседей или околицу, а в это время случится воровство, то он обязан в течение трех дней представить лежня в суд, в противном случае удовлетворить пострадавшего. Если судья или вообще тот, кому будет выдан вор для наказания, освободит его за плату или возьмет его себе в рабство, то сам подвергается наказанию от верховной власти; ибо вору не должно быть оказано милосердие. (Тут уже сказывается государственный взгляд на преступление.) Вообще при поличном, первое воровство наказывается пенями, но если украденное стоит больше полтины (более полукопья, а по другому чтению — полуконя), то вешать; за корову тоже вешать; за конскую татьбу, хотя бы и первую, непременно виселица; за похищенного невольника тоже. Тать, на которого околица укажет, что крал не в первый раз, подвергается виселице без поличного пойманный, а только доведенный пыткой до сознания. Вообще этот Судебник очень суров и щедр на виселицу. В нем также отражаются и народные суеверия того времени. Например, если кого заподозренного в воровстве будут пытать и не «домучатся» сознания, но на него докажут, что он «знает зелие» (заколдованные травы, которыми предохраняет себя от боли) и притом околица скажет, что и прежде крал, то его также на виселицу. Затем идут несколько статей о поземельных или межевых тяжбах, наездах и порубках.
Судебник сей является как бы введением к дальнейшим законодательным мерам, так как сам он далеко не удовлетворял насущным потребностям. Ощущалась нужда в общем письменном своде законов, который бы определял отношения сословий между собой и к правительству, а также служил бы руководством судьям; последние должны были дотоле руководствоваться или разными грамотами, жалованными, уставными и тому подобное, или обычным, неписаным правом, которое представляло большое разнообразие, смотря по местным условиям, и в своем применении допускало многие злоупотребления. Первый систематический свод узаконений и юридических обычаев, назначенный для всего Великого княжества Литовского, был составлен по воле Сигизмунда I неизвестными нам юристами-компиляторами, по-видимому, при близком участии литовского канцлера Альберта Мартыновича Гаштольда. В 1529 году этот свод принят сеймом и получил королевскую санкцию. Он известен под именем «первого» или «старого Литовского статута» и, очевидно, был составлен по образцу польского так называемого Вислицкого статута Казимира III, изданного в 1347 году.
Статут издан на русском языке, а потом переведен на латинский и польский. Он распадается на 13 «разделов», и каждый раздел на статьи или «артикулы». Почти вся первая половина его посвящена подтверждению прав и привилегий, пожалованных Сигизмундом и его предшественниками шляхетскому сословию, а вместе и закрепощению за ним крестьянского населения. Между прочим, здесь для прочности шляхетского землевладения важно постановление десятилетней земской давности, по истечении которой право иска прекращается, за немногими исключениями. Например, исключение составляет недостижение совершеннолетия. А для сего последнего назначается мужчине 18 лет, девушке 15. Дети и вдовы шляхетские также обеспечены в правах наследования поземельных владений. Вообще мужу позволяется записывать на имя своей жены третью часть из недвижимого имения, под именем вена. Если же
