Его вдова осталась с маленьким сыном. Хильперик не прочь был заграбастать королевство убитого брата. Но на защиту прав наследника поднялась австразийская знать, и он был провозглашен королем под именем Хильдеберта II.
Знать знала, что делала - при несовершеннолетнем короле фактически правила она, роль королевы была незначительна.
Враждебность Фредегонды усилилась после того, как ее пасынок Меровей, другой сын Хильперика от первого брака, повстречался с Брунгильдой в Руане. Он влюбился во вдовую королеву, та ответила взаимностью - и они вступили в брачный союз.
Даже если оставить в стороне ее чувства к Брунгильде - у Фредегонды была навязчивая идея избавиться от всех потомков Хильперика от других женщин, и женитьба Меровея была ей поперек горла. В планы Хильперика она тоже не укладывалась, и он нагрянул с отрядом в Руан. У него был предлог, чтобы требовать расторжения этого брака: Меровей женился на вдове своего родственника, что недопустимо по церковным правилам.
Молодожены нашли убежище в базилике, но король клятвенно пообещал, что никогда не разлучит их. Они поверили и вышли. Поначалу действительно ничего не происходило, но когда через несколько дней Хильперик собрался возвращаться в Суассон - сын последовал за ним. Понятно, что глубокого чувства под этим браком не было.
Не успели отец и сын доехать до своей столицы, как на них напали какие-то люди из Шампани - явно с целью ограбления. Рядовая «частная инициатива» того времени. От налетчиков отбились, но король заподозрил: не Меровей ли с Брунгильдой это подстроили с целью убить его. Королевского сына взяли под стражу.
Король вознамерился постричь Меровея в священнический сан, для чего отправил его из Суассона в монастырь в Ле-Мане. Но тот по пути сбежал и нашел убежище в базилике Святого Мартина в Туре. В нем теплилась надежда: отцовский гнев пройдет, все образуется. Но и король не умел прощать, и Фредегонда не сидела рядом с ним молча. Войско Хильперика стало разорять окрестности Тура. По городу пошел ропот: не выдать ли беглеца, чтобы не нажить пущей беды.
Тогда Меровей проскользнул мимо караулившей вход в базилику стражи и явился к своей краткосрочной супруге Брунгильде. Но, видно, она была ему не очень рада, а австразийской знати, державшей в руках все бразды правления, такой король был ни к чему. Меровея спровадили.
Начались скитания. К королевскому сыну прибился кое-кто из недовольных его отцом и просто искатели приключений, но их было не так уж много. В конце концов его заманили в ловушку верные Хильперику люди: пригласили к себе, соврав, что хотят перейти на его сторону, и заперли под стражей. Послали за королем.
Но пленник не стал дожидаться: попросил верного слугу Гайлена заколоть его кинжалом. Когда Хильперик прибыл, сын был мертв.
Расправа над задержанными была беспощадной. Гайлену отрубили руки и ноги, и пока он был еще жив, подвергали мучениям. Смерть ждала и всех остальных.
***Потом пришел черед еще одного пасынка Фредегонды - Хлодвига. Незадолго перед тем у королевы скончалось от мора двое собственных детей. И некто уведомил ее, что это произошло из-за происков Хлодвига. Якобы у служанки королевы, в которую он влюбился, мать - известная колдунья. Вот Хлодвиг и воспользовался ее услугами, чтобы лишить Фредегонду потомства и возможности со временем стать правительницей при своих сыновьях.
Девушку-служанку жестоко избили, остригли наголо, а волосы водрузили на шест под окном возлюбленного. Ее мать подвергли пыткам и вырвали признание в колдовстве. Этого было достаточно для всех последующих расправ. Женщину приговорили к сожжению. Когда ее вели на казнь, она кричала, что оговорила себя - но ее привязали к столбу и сожгли живьем.
Хлодвига допрашивала сама королева: она желала выведать, кто еще у него в сообщниках. Но он отрицал всякий злой умысел и никого не назвал, сказал только, что «в дружбе со многими». Фредегонда приказала переправить его, закованного, на другой берег Марны в одну из загородных вилл. Там его и зарезали, отцу же, королю Хильперику, сказали, что сын сам покончил с собой. Тот не проронил ни слезинки.
Воспользовавшись поводом, королева избавилась и от матери и сестры Хлодвига. Мать Авдоверу, первую жену короля, жестоко умертвили, над сестрой Базиной сначала надругались слуги королевы, потом ее постригли в монастырь в Пуатье.
***А ведь в те дни, когда умирали дети королевы, - на самом деле не от колдовства, а от дизентерии, поразившей всю Галлию, - могло показаться, что и в ее сердце живут человеческие чувства.
Сначала заболел младший сын, совсем маленький, еще не крещенный. Его срочно окрестили и нарекли Дагобертом. Когда ему стало немного лучше, заболел старший - Хладоберт.
Королева, видя, что мальчик при смерти, возопила: «Долгое время нас, поступающих дурно, терпело божественное милосердие. Ведь оно нас часто карало лихорадкой и другими страданиями, а мы не исправились. Вот уже теряем мы сыновей! Вот их уже убивают слезы бедных, жалобы вдов, стоны сирот. И неизвестно, для кого мы копим… И вот мы теряем прекраснейшее из того, что у нас было!».
Говоря о «слезах бедных», Фредегонда, очевидно, имела в виду новые налоги, которыми королевская чета обложила своих подданных (579 г.). Из-за этого были народные волнения, которые король жестоко подавил. В порыве раскаяния и в надежде снискать милосердие Божье, королева швырнула все налоговые книги в очаг. Но мальчики умерли. Король Хильперик раздал много подарков церквям, базиликам и бедным людям.
Вышеприведенный горестный монолог Фредегонды донесен до нас Григорием Турским - несомненно, в нем много авторской обработки. Но вот поразительные слова самого историка, сказанные по поводу того, что та эпидемия унесла очень много детей. Они показывают, сколько душевной теплоты сохранилось в людях того страшного времени: «Эта болезнь, начавшаяся в августе месяце, прежде всего поражала детей и уносила их в могилу. Мы потеряли милых и дорогих нам деток, которых мы согревали на груди, нянчили на руках и сами, приготовив пищу, кормили их ласково и заботливо…».
Впоследствии, когда у Фредегонды скончался еще один сынишка, маленький Теодорих - она распорядилась убрать с ее глаз все его вещи и переплавить его золотые украшения (отметим, что по поводу этой смерти тоже были и подозрения в колдовстве, и жестокое следствие).
И еще - раз уж мы заострили внимание на том, что всякий человек неоднозначен. Вот дополнительные сведения о короле Хильперике. Он был компетентен в богословских спорах (не только компетентен, но и страстен), построил церкви в Суассоне и Париже, писал латинские стихи. Даже предложил дополнить латинский алфавит тремя буквами - для удобства применения его в германском языке.
Но в своих инструкциях судьям он всегда добавлял: «Кто будет пренебрегать нашими распоряжениями, у того выколют глаза». А в порыве великого благочестия однажды приказал насильно крестить иудеев, что было для тех ужасным бедствием.
***
Тот же мор унес и Австригильду по прозвищу «Бабилла», жену бургундского короля Гунтрамна. Сам Гунтрамн остался в народной памяти как самый человечный король своего времени (хотя, поскольку «своего времени», и за ним всякое водилось). Супруга же и в смертный свой час явила черты, достойные ее невестки Фредегонды. Уже тяжело дыша, она взяла с мужа клятву, что «смерть ее не останется неотомщенной» - вслед за ней отправятся два ее лечащих врача.
Добрый муж не мог не исполнить последнюю волю супруги. Однако, повторим, у своего народа он снискал большую любовь. Считалось, что он даже обладает чудодейственной силой. Одна женщина незаметно оторвала кусочек бахромы от его одежды, а потом дала своему больному сыну выпить воды, в которую его окунула, и юноша выздоровел (возможно, это один из источников распространившегося впоследствии поверья, что король Франции своим прикосновением может исцелять от золотухи).
***К королю Хильперику прибыло от вестготов великое посольство - за его дочерью Ригунтой, которую он выдавал за младшего сына испанского короля. Ради такого дела король не поскупился на богатые дары и дочкино приданое.
Стали набирать в ее свиту придворных и слуг: тех, кто составит ее окружение и навсегда останется с ней в Испании. Повсюду стоял великий вой и плач, люди не хотели ехать. Кто-то сбежал, а некоторые даже покончили с собой.
Наконец, свадебный поезд тронулся: вместе с охраной в нем было около 4 тысяч человек. На дорогу Хильперик денег не дал - всю эту ораву должно было снабжать местное население. По «праву постоя», существовавшему еще с римских времен. Но и без всякого права поезжане грабили, почем зря.
