Джон Уолд-Перкинс пишет, что архитекторы Нерона верно подошли к проблеме внутреннего пространства, в контексте, который требовал решения изнутри наружу скорее, чем снаружи вовнутрь.
Конструкции, такие, как этот восьмиугольник, были революционными достижениями, которые подали пример позднему Риму и Европе.
Кроме всех этих архитектурных характеристик, Золотой дворец был полон технических новинок, механических чудес и любопытных приспособлений. Ванны наполнялись как соленой, так и серной водой. В музыкальной комнате находился самый большой и самый мощный гидравлический орган, какой когда-либо был построен. Залы для пиров имели потолки, выполненные из резной слоновой кости с раздвижными панелями, откуда пирующих осыпали цветами и брызгали благовониями из невидимых труб. Сенеке были известны другие механические устройства потолков подобного рода, состоящие из выдвижных частей, которые могли представлять различные картины для каждой смены блюд на пиру.
Главная палата Золотого дворца, которая не сохранилась, описана Светонием как «круглая, и днем и ночью безостановочно вращающаяся вослед небосводу» (Светоний. Нерон, 32, 2).
Велись многочисленные споры, не приведшие к определенному выводу, о том, была ли вся комната сконструирована так, что вращалась, словно карусель, или же двигались сферический потолок и купол. В любом случае движущая энергия наверняка должна была поступать от какого-нибудь значительного источника энергии, вероятно сочетающего в себе принципы водяной мельницы и водяных часов. Какой бы метод ни был использован, ясно было, что это последнее слово технического прогресса, конечный продукт исследований александрийских ученых.
Некоторые современники, такие, как Плиний Старший, были целиком пессимистичны относительно возможностей научно-технического прогресса. Но эти новшества в Золотом дворце ближе по духу Сенеке, который приблизительно в это же время в ссылке выражал надежды в отношении технических достижений, хотя нужно добавить, что одно из его литературных писем, написанных приблизительно в то время, содержало критику такого сорта роскоши, что выставлялась напоказ в Золотом дворце. Что же касается Нерона, то он обожал эти новшества и открытия, особенно если в них было нечто сенсационное. Тацит удачно называет его любителем «неслыханного» (Тацит. Анналы, XV, 42), а архитекторы и инженеры Золотого дворца имели удивительную возможность удовлетворять его вкусы, как и другие художники, принимавшие участие в этом проекте. И снова здесь был упор на новизну. Среди изобретений того времени был мрамор, окрашенный в искусственные цвета или с искусственными пятнами, о чем упоминал Плиний Старший, и подобные приемы, несомненно, применялись и в Золотом дворце. Храм Фортуны на этом месте был выполнен из камня, недавно найденного в Малой Азии, который был прозрачным и позволял свету проникать в здание даже тогда, когда двери были закрыты. В самом дворце стены были усеяны драгоценными камнями, а комнаты, предназначенные для любовных утех, были украшены жемчугами.
Также ходили разговоры, что там были комнаты, где стены и потолки были покрыты золотыми пластинами. Но возможно, это были лишь преувеличения в описании позолоченной штукатурки, которая использовалась, например, в Зале золотого свода и сегодня представляет собой печальное и мучительное зрелище, но, к счастью, красоты этих комнат были исследованы художниками в XVII веке при дворе римского папы Льва X и стали предметом подробной акварельной репродукции, сделанной Франческо де Оландой (Francesco d'Olanda).
Настенные росписи Золотого дворца
Прежде всего Золотой дворец предоставил легендарную возможность для настенной живописи. Большинство римлян обычно не слишком восхищались искусствами, и даже Сенека, как просветитель, совсем отказался уделить внимание искусствам в своем курсе обучения, следуя традициям, которые принижали художников до положения ремесленника. Его ученик Нерон, однако, как нам известно, проявлял интерес к живописи, и Золотой дворец и его фрески определенно во многом обязаны его личной инициативе (термин «фреска», означающий работу по влажной извести, используется неточно, поскольку применялась и другая техника, которая требовала более тщательного ретуширования). Многие из этих росписей и фрагменты фресок, с которыми они чередовались и смешивались, сохранились на прежнем месте, и хотя они теперь лишены воздушности, яркого освещения, в котором, как предполагалось, они должны были купаться, их изысканный шик все еще можно различить в окружающем мраке. В отличие от Помпей, где основной цвет красный, здесь он – белый.
Просторы белого грунта на стенах и потолках щедро покрыты широкой сетью живописных панно, обрамленных прямыми линиями или хрупкими, филигранными решетками. Часто центры этих живописных панно образуют покрытые зеленью площадки, занятые группами птиц или животных или крошечными человеческими фигурками в непринужденных позах, реалистичными или фантастическими. Когда в начале XVI века эти элегантные декоративные узоры стали известны миру, они основательно повлияли на Рафаэля и его школу. Они повторяются в росписях и фресках в Ватиканских лоджиях (Vatican Loggia) Джованни да Удине и многих других итальянских зданий, так же как и в галерее Франциска I в Фонтенбло. Зал золотого свода в этом отношении был особенно важным, и такими же были рисунки в заднем коридоре – высоко на его стенах находятся автографы многочисленных художников Ренессанса, которые приходили, чтобы увидеть это место. Наше слово «гротеск» происходит от термина «grottesca» («принадлежащий пещере»), которым обозначали эти рисунки и фрески, потому что Золотой дворец, который нашли глубоко под землей, казался похожим на подземную пещеру.
Одна высокая сводчатая галерея содержит живописные панно, имитирующие окна с видами на романтические пейзажи, похожие на парки самого Золотого дворца. Повсюду находились большие мифологические сцены, такие, как «Гектор, расстающийся с Андромахой» (не в этой ли комнате Нерон декламировал свою эпическую поэму "Троянская война»?). В целом, однако, живописцы предпочитали подчинять свои панно общей композиции стен и свода и вписывать человеческие фигуры в импрессионистски раскрашенные архитектурные рамки их общего дизайна. Это удавалось особенно на потолках, хотя нужно считать упущением, что даже на такой большой высоте картины имеют тот же самый миниатюрный масштаб, как и те, что расположены гораздо ниже; и большие помещения расписывались точно так же, как и маленькие.
У этого стиля имеется множество предшественников, а именно в Помпеях и в небольшом римском колумбарии на Аппиевой дороге, где покоятся останки челяди Ливии, жены Августа. Но его высшая точка во время правления Нерона восхитительно бодрящая и живительная. Предположительно, большую часть этих достижений следует отнести главному художнику Нерона, чье имя было Фамул (Famulus) или Фабулл (Fabullus).
Будучи специалистом в комбинации живописи с фресками, он был знаменит своими свежими красками, а также, как нам известно, картиной «Минерва», чьи глаза, кажется, следят за зрителем, с какой бы стороны он на нее ни смотрел. Плиний полагает, что этому художнику не повезло, ибо он оказался причастным к росписи Золотого дворца, который стал тюрьмой для его мастерства.
С другой стороны, шанс, который дала ему эта работа, имели до того или после не многие живописцы. Нельзя сказать наверняка, какие картины были написаны им самим, а какие – его помощниками. Но есть возможность рискнуть догадкой, что он не был столь выдающимся, как архитекто-ры этого здания; он не был одним из величайших художников в мире, но он был вдохновенным декоратором интерьера. Даже когда ему приходилось делать росписи, стоя на лесах, насколько нам известно, он все равно работал в своей обычной римской тоге. Он хотел подчеркнуть важность своей роли как римлянина, руководящего командой помощников, состоящей из греков или выходцев с Востока. Облачение в тогу также могло быть намеренным, чтобы подчеркнуть достоинство художника, вопреки унизительному мнению, которого придерживался Сенека и многие другие. Если так, Фамул (или Фабулл), несомненно, пользовался поддержкой своего императора.
Нерон давно интересовался скульптурой столь же сильно, сколь живописью; и для Золотого дворца он заказал огромную статую, изображающую его самого. Известно, что ее скульптору Зенодору заплатили огромную сумму за другую статую – Меркурия, которую он сделал в галльском городе Августодуне (Autun); к тому же он был хорошо известным копировальщиком античных кубков. Его статуя Нерона, которая в высоту достигала 110– 120 футов, была воздвигнута в качестве центральной фигуры для вестибюля дворца (перестроенного Проходного дома), где она, вероятно, стояла внутри центрального двора с колоннадой, выходящего на Форум. Чело императора венчали солнечные лучи, намекая на сравнение или отождествление с богом Солнца. Позднее Веспасиан снял с нее голову, заменив ее другой, которая представляла Солнце без какого бы то ни было сходства с Нероном. А затем Адриан в следующем столетии, чтобы расчистить место для храма Венеры и Ромы, передвинул эту статую вниз в долину, воспользовавшись двадцатью четырьмя слонами для этой цели. Этого Колосса, как была названа статуя, долго продолжали считать с суеверным трепетом гарантом целостности Рима: каждый год в определенный день его пьедестал заваливали приношениями из цветов. Сейчас его больше не существует, хотя здание, которое все еще возвышается рядом с тем местом, где он стоял, называется в честь него Колизеем.
