Ребенок родился в полдень, 7 сентября. Девочка. О том, как горевала Анна, наверное, говорить не стоит, а Генрих выругался, некоторое время ходил хмурым, по отчаянию ие предался. Ребенок появился на свет здоровым, а значит, были все основания надеяться, что следующим наконец-то окажется сын.
Вначале девочку хотели назвать Мария. Считалось, что раз она займет место прежней принцессы как наследница престола, то почему бы в таком случае и не дать ей то же самое имя. Идея, в общем, неплохая, но по ряду причин она была отвергнута. Мария же лишилась своего статуса принцессы в тот самый миг, когда родилась сестра. Как только повитухи убедились, что ребенок живой и дышит, герольд вышел к придворным, собравшимся в соседних апартаментах, и объявил, что леди Мария принцессой Уэльской больше не является, и ее приближенным было предписано снять с рукавов эмблемы с девизом Марии и заменить их королевскими. Новорожденную окрестили Елизаветой, и сразу же после церемонии крестин герольд провозгласил принцессу законной наследницей английского короля. Шапюи, сообщивший об этих событиях Карлу V, добавил, что, по слухам, свита Марии очень скоро будет сильно сокращена и расходы на ее содержание тоже. «Остается надеяться, — заметил он, — что Господь в его бесконечном милосердии не допустит, чтобы с ней обошлись еще хуже».
* * *
Гроза приближалась, и Шапюи это чувствовал, так же как Мария с Екатериной. Посол не сомневался, что, «как только Анна ступит твердой ногой в стремя», она тут же лишит обеих женщин последних остатков достоинства. Анна угрожала Екатерине уже давно, проклинала ее, кричала, что никакая она не королева и что ее место на виселице. Став женой Генриха, она тут же принялась мстить, используя всю власть, которую имела. Вначале она захватила барку Екатерины, которая теперь принадлежала ей как королеве. Удалив стражу, она приказала «разрезать барку на куски, чтобы унизить соперницу». Анна уже забрала себе все ценное, чем раньше владела Екатерина. Теперь осталось только удалить ее подальше от двора и лишить титула.
В июле 1533 года Екатерину перевели в Бакдеп в графстве Хантингдоншир, в старый кирпичный дворец времен Генриха VII, построенный у больших болот. Скорее это была маленькая крепость на отшибе, сейчас больше похожая па тюрьму. Екатерине позволили взять с собой фрейлин-испанок и самых преданных приближенных, тоже испанцев: управляющего хозяйством Фелипеса, лекаря Де ла Са с аптекарем, капеллана Хорхе де Атека и епископа Льяндаффа. Однако охрану к ней приставили суровую, лишив связи с Марией и друзьями, которые все еще не оставляли попыток как-то ей помочь.
Как только объявили о венчании короля с Анной, Шапюи начал уговаривать Екатерину бежать. Он говорил, что в Англии есть много «аристократов», готовых встать на ее защиту, что у них есть деньги и люди. Император тоже должен помочь, а также шотландцы. Посол утверждал, что люди в стране очень обозлены на такое обращение с пей короля и поддержат любые Действия, направленные на возвращение ее на троп силой. Шапюи говорил, что даже Ричарда III ненавидели не так сильно, как сейчас Генриха, и что пришло время положить конец его гнусностям и восстановить справедливость по отношению к законной жене и дочери.
Екатерина, конечно, осознавала, какой подвергается опасности, по покинуть Англию наотрез отказалась, заявив Шапюи, что не смеет пойти «против закона и воли короля» и что бежать ей не позволяет совесть, от которой «не убежишь».
Вскоре церковный Собор объявил первый брак Генриха незаконным, и Екатерина по этому установлению потеряла право на титул королевы. Ей передали грамоту, в которой говорилось, что отныне она будет именоваться «вдовствующей принцессой». То есть ей возвратили титул, который она получила в свое время, став вдовой принца Артура. Екатерина все это игнорировала. Она зачеркивала титул «вдовствующая принцесса», если видела его где-то написанным, и продолжала подписываться: «королева Екатерина». Так длилось три месяца, а затем Генрих прислал приказ, предписывающий всем, кто находился в услужении у Екатерины, обвинить ее в «высокомерии, эгоизме и неумеренном тщеславии», потому что она хотела сохранить тот титул, который ей больше по праву не принадлежал, и сказать ей, что такое упрямство в конечном счете может привести к спорам о правах наследовапия и даже к гражданской войне. Приближенные должны были ей сказать, что в этом случае «много крови может пролиться, и королевство полностью разрушится», а совесть короля будет «серьезно растревожена». Если Екатерина пойдет на уступки, к ней будут относиться по-благородному, если же пет, то гнев короля обратится не только на нее саму, но и па дочь и вообще на все ее окружение.
Екатерина не колеблясь ответила, что никакие суды не могут лишить ее права называться законной супругой Генриха и что у нее есть единственный титул: «английская королева». «В моем поведении, — заявила она, — нет ни высокомерия, ни тщеславия, потому что я дочь Фердинанда и Изабеллы и гораздо больше горжусь этим, чем титулом королевы, который не хочу отдавать, потому что это против совести». Она намеренно упомянула Изабеллу, считая сейчас это уместным, так как ей были известны давние опасения Генриха, как бы бывшая супруга не взяла пример со своей знаменитой матушки и не затеяла против него войну. Спустя почти тридцать лет после смерти Изабеллы образ этой героической королевы-воительницы, участницы крестовых походов, которая отважно вела армию в бой, по-прежнему не давал покоя могущественному английскому королю.
Воцарение Анны на английском престоле немедленно отразилось и на положении Марии. Ей было объявлено, что отныне и навечно брак ее родителей считается незаконным и что теперь супругой Генриха является Анна. Она также узнала, что со «вдовствующей принцессой» больше не может пи встречаться, ни переписываться. Казалось бы, такое сообщение должно было повергнуть Марию в панику, но она пребывала внешне задумчивой и собранной, а весть о венчании Генриха ее, кажется, «даже обрадовала». Во всяком случае, она сразу же села и написала письмо, которое доставило королю, когда он позднее его прочел, «изумительное удовлетворение… он был весьма доволен, говоря, что, помимо всех прочих достоинств, принцесса обладает и великой разумностью».
Анну неизменно раздражала взаимная привязанность Генриха и Марии. Она пришла в ярость, когда узнала, что вскоре после ее коронации, когда Мария переезжала из одной резиденции в другую, крестьяне приветствовали дочь короля так, как когда-то Екатерину. «Они ликовали, как будто сам Господь пожаловал к ним с небес на землю», — сетовала Анна и строила планы, как наказать и принцессу, и ее приближенных. Она похвалялась, что возьмет Марию к себе в свиту камеристкой, и если та будет хорошо служить, то, возможно, «накормит ее обедом» (то есть отравит) или «выдаст замуж за какого-нибудь оруженосца».
Весь ужас положения Марии состоял в том, что своим существованием она угрожала не рожденному еще тогда ребенку Анны. Незадолго до появления па свет Елизаветы Екатерина написала Марии письмо, в котором предупреждала о предстоящих испытаниях. «Дочь моя, — писала она, — на днях я получила весть, согласно которой (если она верна) может получиться так, что Всемогущий Господь захочет призвать тебя к себе». Это была «весть» о приближающихся родах Анны. Ребенок новой королевы автоматически делал Марию лишней. А от лишних всегда лучше избавляться, чтобы никаких вопросов о правах наследования престола не возникало.
Зная, что это письмо может оказаться последним, которое получит от нее Мария, Екатерина вложила в него всю любовь, какую только можно было выразить словами. Это было радостное послание мученицы-христианки, призывающей дочь смириться перед лицом опасности. «Добрая моя дочь, — писала Екатерина, — мне бы очень хотелось, чтобы Господь внушил тебе, с каким добрым сердцем я пишу это письмо; чувств, подобных этому, я еще никогда не испытывала». Она поведала Марии то, что много лет назад уже рассказывал ей Вивес. Что муки земные и гонения — это знаки высшего расположения и что «в царствие небесное мы придем не иначе, как через страдание». «Люди обманывают себя, — добавляла Екатерина, — думая, что могут изменить обстоятельства по своей воле. Нет, что бы с нами ни случилось, на все Божья воля, и потому всегда радуйся, дочь моя, даже если по его воле тебя ждут страдание и смерть». «Отдайся на его милость со спокойным веселым сердцем, — убеждала Екатерина Марию, — облачись в надежные доспехи его заповедей и верь, что он не подвергнет тебя смертельным мучениям, если ты не станешь вызывать его недовольство». Екатерина, конечно, имела в виду не то, что Бог сохранит Марии жизнь, а то, что он не заставит ее вечно мучиться в аду. Да, возможно, она погибнет, но зато потом познает вечпую загробную жизнь. Заканчивая письмо, она не сомневалась, что конец близок. «Может быть, они начнут с тебя, но очень скоро я последую за тобой. Это меня совершенно не беспокоит. Пусть делают все, что хотят, я все равно буду счастлива».
