Для продажи в рабство "Правда Русская" знает другой, более точный термин: "продать обель" ("продаст ли господин закупа обель", "Правда Русская" (Троицк. IV сп., ст. 61). И как будто для того, чтобы у нас не осталось никакого сомнения относительно того, что долг не превращает свободного человека в раба, в особом отделе "Правды Русской" (Троицк. IV сп., ст. 111), посвященном вопросу о холопстве, после определения трех источников холопства (купля, женитьба без ряду на рабе и поступление без ряду в тиуны или ключники), помещается специальная статья: "А вдач не холоп и ни по хлебе роботят ни по придатце; но оже не доходят года, то ворочати ему милость, отходит ли, то не виноват есть", т. е. за "ссуду" деньгами или хлебом или за проценты не обращают в рабство. "Должник" отрабатывает долг в известный срок. Если он не отработает этого срока, должен возвратить долг. Едва ли, впрочем, здесь мы имеем обычную ссуду. Вероятнее предположить, что здесь говорится об особой форме феодальной зависимости, в некоторых отношениях напоминающей "добровольное холопство" или "служилую кабалу" раннего времени в Москве.
Отчасти в связи с этим правилом в Карамзинском списке "Правды" мы имеем расценку труда жонки с дочерью: "О сиротьем вырятьке". "А жонка с дчерью… по гривне на лето…"[224] В этой статье существенно то, что она знает переход обязательств рядовича в случае его смерти на его семью и подчеркивает возможность выхода из зависимости через отработку.
Все письменные памятники, трактующие о рабах, позволяют говорить о том, что рабство как способ производства не развивается, не растет, а идет на убыль.
Интересно отметить факт, пока еще очень мало обследованный, что церковь, лучший хозяин во всех странах Европы и Византии, владевшая рабами и пользовавшаяся ими, отказывается от рабского труда первой. В древней Руси известны церковные рабы: епископские холопы в Новгороде, рабы Киево-Печерского монастыря, рабы Хутынского монастыря.[225] "Правда Русская" знает чернеческих рабов. В "Правосудии Митрополичьем" где упоминается челядин полный, не обязательно понимать челядь церковную. В дальнейшем во всяком случае мы рабов в церкви уже не встречаем. Церковь начинает пользоваться трудом крепостных. Так постепенно меняется состав челяди. Рабов в ней делается все меньше и меньше, по крайней мере, в тех хозяйствах, которые умели во время приспособляться к требованиям жизни.
Раб в древней Руси, как и в любой другой стране, конечно, имеет свою историю. Мы, к сожалению, не можем проследить ее начала. Мы не знаем конкретно, что представляет собой раб VIII–IX вв., но мы знаем, что он играл тогда в производстве серьезную роль, что именно он помог своему господину овладеть более прогрессивным трудом крестьянина. Можно и следует утверждать, что в южных частях Восточной Европы, издавна и непосредственно соприкасавшихся со странами античного способа производства, рабство было развито значительнее, чем в северных ее частях. Тем не менее, в XI–XII вв. и на юге пленник был не только и, пожалуй, даже не столько рабочей силой, сколько частым товаром на рынках, особенно азиатских. В момент, доступный нашему наблюдению по русским источникам (X–XII вв.), раб — не основа всего производства; кроме того, он имеет ряд своеобразных признаков, отличающих его от римского раба периода "античного" способа производства.
Хочу еще раз подчеркнуть, что все мое внимание в этой главе сосредоточено не на истории рабства в нашей стране, а лишь на раскрытии ведущего процесса в истории изучаемого общества IX–XII вв. Основной вопрос заключается в том, достигло ли рабство в нашей стране того состояния, когда оно делается основой всего производства.
Образование "варварских" государств на территории Западной Римской империи Энгельс считал явлением прогрессивным потому, что исчезло античное рабство, исчезли обнищавшие свободные, презиравшие труд, как рабское занятие. Он подчеркивает, что "общественные классы IX столетия сформировались не в обстановке упадка гибнущей (римской рабовладельческой. Б. Г.) цивилизации, а в родовых муках новой цивилизации".[226]
Германцы оживили Европу, результатом чего явился новый, "более прогрессивный строй — феодальный. Оживляющая сила варваров заключалась, по мнению Энгельса, в их общинном строе. Общинный строй у германцев был причиной того, что германцы "могли развить и сделать господствующей уже. существовавшую у них на родине более мягкую форму зависимости, в которую и в Римской империи все более и более переходило рабство".[227] Это крепостничество.
Ту же роль по отношению к античным рабовладельческим государствам Восточной Европы сыграли восточноевропейские варварские народы и среди них самый многочисленный народ — славянский, общинный строй которого, по мнению Маркса, абсолютно, до мельчайших деталей, тождествен с общинным строем германцев.[228]
Боспорское царство, в состав которого вошли Крым, Приазовье и пространство до Дона и Кубани, многочисленные греческие колонии на юге Восточной Европы, наконец — приблизительно до VI–VII вв. н. э. — вся Восточная Римская империя (Византия) были государствами рабовладельческими. Кризис рабского способа производства и здесь сопровождался активизацией варваров и прежде всего славян с уже знакомыми нам результатами утверждением феодального строя.
К VIII–IX вв. античное рабство во всей Европе стало уже пройденным этапом.
Киевский период нашей истории IX–XII вв. — это период роста и укрепления феодальных отношений.
Патриархальное рабство, прекрасно, известное славянскому обществу, при дальнейшем развитии феодальных отношений хотя и продолжало существовать, но все больше и больше теряло свое значение.
В связи с процессом феодализации и крестьянская община претерпевала заметные изменения. Рост имущественного неравенства разлагал ее изнутри, заставлял обедневших членов общины искать прибежища у богатых землевладельцев, а с другой стороны развитие феодального крупного землевладения ставило под удар независимость целых общин. В таких случаях крестьяне-общинники, даже и не лишенные средств производства, стали вместе со своей землей переходить под власть крупных собственников. Многие из недавних полноправных членов общины, обязанные барщиной своим новым господам, вынуждены были становиться в ряды барской челяди, хотя и не смешиваясь окончательно с рабами, но в значительной степени, по крайней мере в глазах своих господ, им уподоблялись. Именно об этом периоде раннего крепостничества Энгельс говорил, что оно носило в себе еще много черт древнего рабства.
"Правда Русская" сохранила для нас ценнейшие указания на этот период существования общества и позволяет нам изучать этот интереснейший процесс по крайней мере в основных его проявлениях.
Сейчас мы переходим к изучению не-рабских элементов челяди.
Рядовичи
Мое понимание термина "рядович", поскольку оно идет вразрез; почти со всей предшествующей научной трактовкой этого предмета, нуждается в серьезном обосновании.
Я не буду разбирать всю литературу вопроса, но попытаюсь привести мнения, особенно интересные или принадлежащие ученым, авторитет которых до сих пор мало оспаривается.
У Сергеевича о рядовичах два мнения. Он считает рядовича, упоминаемого в "Правде Русской", "рядовым" рабом на том основании, что "ценят его в 5 гривен, а это цена обыкновенного раба". Он же допускает, что рядович — не всегда раб. "Рядович — всякий по ряду (договору) у кого-либо живущий".[229] Мрочек-Дроздовский считает рядовича несвободным приказчиком. Это несвободные подключники в княжеских, боярских или иных владельческих имениях.[230] Пресняков считает рядовича низшим агентом хозяйственного или административного управления и в доказательство приводит известный текст из Даниила Заточника: "Тиун бо его (князя) яко огньтрепетицею накладен, а рядовичи его яко искры". "А сотским и рядовичем… не судити".[231] Gоtz принимает толкование Сергеевича.
Для меня в данном случае не столь важны функции рядовича (он, действительно, в некоторых источниках рассматривается в качестве низшего агента вотчинной администрации), сколько его социальная природа. Тут с Сергеевичем можно согласиться только наполовину. Целиком приемлемой считаю его характеристику: "рядович — всякий, по ряду у кого-либо живущий". Стало быть, это не холоп. Соображения Сергеевича, вытекающие из оценки рядовича, одинаковой с рабом, не убедительны. Тогда и смерда нужно считать рабом, потому что и его оценка равна тем же 5 гривнам.[232]
Вообще исходить из штрафной сетки, применяемой к различным группам населения, для определения социального положения различных категорий населения — метод опасный. Мы, например, очень хорошо знаем, как "Уложение" Алексея Михайловича фиксирует эту сетку: "а деловым людем и монастырским и помещиковым и вотчинниковым крестьяном и бобылем за бесчестье и за увечье учинити указ против государевых дворцовых сел крестьян", т. е. по 2 рубля. Деловые люди, т. е. холопы, здесь стоят на одной доске с крепостными крестьянами и бобылями, между тем как за "гулящего человека", т. е. свободного, кормящегося временным заработком, взимается в два раза меньше ("Уложение", X, 94). Здесь оценка хозяйского холопа выше оценки свободного рабочего, и этим смущаться совершенно нечего.
