в его дневнике от 10 февраля 1896 года, он только в этот период читал «Автоэмансипацию» Пинскера и обнаружил «поразительные совпадения» в критической части обеих работ:
«Как жаль, что я не читал этот труд до того, как опубликовал свой собственный памфлет. Впрочем, с другой стороны, хорошо, что я его не знал, — иначе, возможно, я бы отказался от своего проекта» [49].
Теодор (Беньямин Зеев) Герцль родился в Будапеште в 1860 году. Его отец занимался портновским делом. До некоторой степени семья придерживалась иудейских религиозных традиций, но в культурном смысле она была полностью ассимилированной, как и семьи большинства евреев аналогичного социального и культурного статуса. Молодой Герцль получил светское образование в местной школе. Он интересовался литературой и, само собой, «последними вопросами» о смысле жизни. Студенческие годы, проведенные в Вене, не были отмечены какими-либо выдающимися событиями. В 1878 году Герцль поступил на юридический факультет, где специализировался по римскому праву. В 1884 году он получил докторскую степень и право адвокатской практики. В эти годы он много читал, написал несколько коротких пьес и множество эссе. Большинство его друзей были евреями. Герцль наблюдал зарождение антисемитского движения в столице Австрии и в 1883 году вышел из студенческого братства «Альбия», ставшего на антисемитские позиции. Но эти события не повлекли за собой серьезных перемен в его жизни. В то время еврейский вопрос не был для Герцля главной проблемой. Больше всего в этот период он стремился к тому, чтобы стать признанным немецким литератором и драматургом. Друзья считали его одаренным и многообещающим молодым писателем, но при этом отдавали себе отчет в его недостатках. Его ближайший друг Генрих Кан писал, что Герцль был «нетерпимым, негуманным в своих суждениях о людях, деспотичным и чрезвычайно эгоистичным» [50].
Юридическая деятельность не удовлетворила Герцля, и он полностью посвящает себя литературному творчеству. Сперва он работает внештатным корреспондентом в главной берлинской газете, а с 1887 года переходит на более постоянную работу в венских журналах. Он становится известным фельетонистом, но в драматургии его успехи менее значительны. Комедии Герцля ничем не выделяются из общего потока посредственной продукции тех времен. Они довольно тривиальны и не особенно смешны. Тем более что в литературе и в театре уже начинали выходить на первый план насущные социальные и философские вопросы. Таким образом, пьесы Герцля оказались старомодными, о чем он сам и не подозревал. Он по-прежнему был искренне убежден в том, что главное его призвание — литература и что виной всему враждебно настроенные критики. Спустя годы, когда его имя уже почти стало легендой, когда Герцль, по собственным словам, превратился в стареющую знаменитость, он записал в своем дневнике, что добился мировой славы в той сфере, где не совершил «практически никаких интеллектуальных достижений», но лишь проявил заурядное политическое искусство: «Но как писателя, в особенности как драматурга, меня считают ничтожеством и даже хуже того… И все же я чувствую, я знаю, что в душе я — великий писатель (или был таковым), которому не удалось полностью пожать все плоды своего таланта лишь потому, что его отвратили от писательской деятельности и обескуражили» [51].
В октябре 1891 года газета «Neue Freie Presse» назначила Герцля корреспондентом в Париже, где он прожил много лет. Этот период оказался решающим в его жизни. Париж был центром цивилизованного мира, средоточием всех новых политических и культурных течений. Годы, проведенные в Париже, позволили Герцлю проникнуть в механизмы французской и европейской политики, познакомиться со многими духовными лидерами той эпохи, стать искушенным, опытным и уверенным в себе. Именно в Париже он опять столкнулся с еврейским вопросом, ибо именно в это время разворачивался панамский скандал и начиналось дело Дрейфуса. Антисемитизм вновь набирал силу во Франции и других европейских странах. Еврейские темы начали волновать Герцля, они все чаще и чаще появляются в его сочинениях. Он не утверждает, что обвинения, выдвигаемые антисемитами, полностью беспочвенны: гетто, возникшие не по вине самих евреев, все же развили в них определенные асоциальные привычки. Евреи стали походить на людей, слишком долго просидевших в тюрьме по ложному обвинению. Эмансипация основывалась на иллюзии, что людей можно сделать свободными, гарантировав им права на бумаге. Евреям позволили выйти из гетто, но по своей сущности, по своему менталитету они остались его обитателями. Как же тогда разрешить еврейский вопрос? Быть может, радикальной ликвидацией евреев во всем мире, как саркастически предложил Герцль в беседе с редактором своей газеты? Однажды, в 1892 году, он заметил, что полдюжины дуэлей заметно улучшили бы положение евреев в обществе. Герцль всегда был склонен рассуждать в категориях радикальных решений, и в его идеях всегда присутствовал сильный романтический элемент. Он верил в эффективность широких жестов и демонстративных поступков. В 1893 году Герцль предлагал поголовное крещение еврейских детей, чтобы евреи слились с коренными европейскими народами. Он хотел обратиться к папе римскому с просьбой: помогите нам справиться с антисемитизмом, а я за это возглавлю движение среди евреев за добровольное и благочестивое обращение в христианство. В своем воображении Герцль рисовал торжественную праздничную процессию, движущуюся в воскресный полдень под звон колоколов к собору св. Стефана. Во главе процессии шли взрослые руководители общины. Остановившись на пороге церкви, они ожидали бы, пока их сыновья и внуки будут принимать христианство. Но все это были лишь фантазии. Герцлю дали понять, что, не говоря уже о прочих соображениях, папа просто никогда не примет его.
Он отказался от своего плана, но еврейская проблема волновала его по-прежнему. И тогда, всего за несколько месяцев, он внезапно пришел к новому решению, на первый взгляд, не менее утопическому. «Это кажется неосуществимой фантазией» — было самой первой записью в его сионистском дневнике. Герцль решил обратиться к барону фон Гиршу, одному из самых известных еврейских филантропов того времени, и во время встречи в июне 1895 года изложил барону свой план. Герцль уже видел себя лидером еврейского народа: «Вы — еврей с большими деньгами, я — еврей духа». Во время беседы Герцль резко критиковал способы, которыми Гирш помогал евреям. Филантропия, по его мнению, была бесполезна. Более того, она лишь вредила, потому что развращала людей. «Вы плодите попрошаек», — заявил Герцль удивленному барону. Что же предлагал сам Герцль? «Некоторые мои идеи могут показаться слишком простыми, а другие — слишком фантастическими, — сказал он, — но именно простота и фантазия ведут за собой людей». Вот тут-то барон забеспокоился и начал сомневаться в здравом рассудке своего посетителя. Где он собирается достать денег для своих фантастических планов? Ротшильды пожертвуют не
