Положение на сухопутном фронте у Наполеона было безнадежным. И тут пришла весть о разгроме объединенного франко-испанского флота у мыса Трафальгар. Один корабль был потоплен и семнадцать захвачены англичанами. У союзников были убиты и ранены 7 тыс. человек, а у англичан убиты 1700 человек, включая командующего адмирала Нельсона.
В Ольмюце царило ликование. Австрийские и русские генералы рвались в бой. Францу II до смерти хотелось вернуться в Вену победителем. Страстно мечтал о лаврах победителя и русский император.
Вполне можно понять честолюбивого 28-летнего военачальника, но главным для Александра было громом побед заглушить зловещий шепот по углам — отцеубийца.
Главной фигурой в окружении царя был 28-летний князь Петр Петрович Долгоруков, хорошо угадавший настроение царя и всячески подстрекавший его к сражению.
Наполеон был хорошо осведомлен о настроениях в штабах противников и начал подыгрывать им. К Александру I был отправлен один из приближенных Наполеона, генерал Савари с предложением заключить перемирие. Царь принял Савари вежливо, даже почти любезно. При получении послания Наполеона он высказал сожаление, что принужден сражаться против того, кто всегда вызывал его восхищение. Однако Александр избегал точно определить титул главы французского государства и от прямых переговоров уклонился, послав в штаб к Наполеону вместе с Савари генерал-адъютанта Долгорукова.
«Наполеон принял князя и беседовал с ним намеренно осмотрительно, скромно и миролюбиво. Превосходный актер, он играл роль человека, озабоченного возрастающими трудностями и ищущего путей к миру, угнетенного тягостными мыслями, может быть, предчувствием неудачи. Он был сдержан с Долгоруковым, делал вид, что не замечает развязности генерала»[101].
Долгоруков же заносчиво требовал, чтобы Франция вернулась к своим естественным границам, а все завоевания, включая даже Бельгию, были отданы. «Как, и Брюссель я тоже должен отдать?» — тихо спросил Наполеон. Долгоруков подтвердил. Наполеон все также тихо продолжал: «Но, милостивый государь, мы с вами беседуем в Моравии, а для того, чтобы требовать Брюссель, вам надо добраться до высот Монмартра»[102].
Прибыв в Ставку, Долгоруков доложил Александру, что Наполеон больше всего боится сражения, что он слаб, ищет мира, не надеется на свои войска. Состоялся Военный совет с участием австрийского и русского императоров, главнокомандующего Кутузова и высших офицеров. Генерал-квартирмейстер австрийского штаба Вейротер, считавшийся знатоком военной теории, представил составленную им диспозицию генерального сражения с Наполеоном. Оно должно было быть дано между Праценскими высотами и деревней Аустерлиц.
Против сражения выступил князь Кутузов. Он предлагал на Ольмюцкой позиции ждать подхода всех союзных войск, а в случае наступления Наполеона — продолжать отход, удлинять коммуникации французской армии и, изматывая ее в оборонительных боях, одновременно накапливать свои силы для ее окончательного разгрома в генеральном сражении. «Чем далее завлечем Наполеона, — говорил Кутузов, — тем будет он слабее, отдалится от своих резервов, и там, в глубине Галиции, я погребу кости французов»[103].
Против сражения выступил и французский эмигрант, генерал, граф Ланжерон. Однако Александр I был непреклонен и приказал наступать.
15 ноября русская армия перешла в наступление. Сам Александр I находился в авангарде колонны генерала Пршебышевского, наступавшей в центре. К вечеру было получено известие, что стоявший в Вишау (Вышкове) французский авангард, несмотря на приближение русских, подкреплений не получил, из чего заключили, что неприятель еще не знал о движении русской армии. Авангарду князя Багратиона было приказано атаковать французов в Вишау, а армия следовала за ним в том же порядке.
Утром 16 ноября Багратион двинулся тремя колоннами: средняя наступала на позицию французов с фронта, две другие обходили город справа и слева. Находившийся в Вишау конный отряд после скоротечного боя отступил, но один эскадрон не успел выскочить и был захвачен в плен. Багратион шел по пятам французов, не давая им времени оправиться. При этом наша конница два раза удачно атаковала отступавших.
Мюрат в это время находился в 15 верстах к юго-западу от Вишау, в Рауснице и, получив известие о бое, послал туда подкрепление и приготовился защищать Раусниц. Но Наполеон, извещенный о наступлении русских, лично прибыл на поле сражения и, осмотрев его, приказал Мюрату не упорствовать в обороне Раусница и отступить.
Сражение при Аустерлице началось 20 ноября (2 декабря) в 8 часов утра наступлением частей под командованием генерала Ф.Ф. Буксгевдена на правый флаг французов, которым командовал маршал Л.Н. Даву. Он упорно оборонялся, но постепенно начал отступать, втягивая все большее число союзных частей в болотистую низину у деревень Сокольниц и Тельниц. Сместив сюда основные силы, союзная армия ослабила свой центр, где находились господствующие над местностью Праценские высоты.
Вопреки диспозиции Вейратера Кутузов упорно не хотел покидать Праценские высоты. В конце концов к нему подъехал сам Александр I.
«— Что же вы не начинаете, Михаил Ларионович? — поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
— Я поджидаю, ваше величество, — отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
— Поджидаю, ваше величество, — повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю). — Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
— Ведь мы не на Царицыном Лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, — сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
— Потому и не начинаю, государь, — сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что-то дрогнуло. — Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном Лугу, — выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. "Как он ни стар, он не должен был, никак не должен бы говорить этак", — выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, со своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
— Впрочем, если прикажете, ваше величество, — сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению»[104].
Здесь Лев Николаевич точно передает весь диалог, решивший исход сражения.
Аустерлицкому сражению посвящены десятки книг. Я же приведу свидетельство участника боя, генерала Ланжерона, командовавшего Второй русской пехотной колонной:
«Движение моей колонны было немного задержано кавалерийским корпусом, расположившимся ночью по ошибке на Праценских высотах и возвращавшимся на место, назначенное ему по диспозиции, на правом фланге, близ авангарда князя Багратиона.
Я разрезал эту кавалерию и, двигаясь левым флангом, спустился в следующем порядке с Праценских высот, повсюду очень возвышенных, и в особенности со стороны Сокольница, где они почти остроконечные...
Спустившись на равнину, находящуюся между Праценскими высотами, деревнею Аугест, каналами Аугеста, озером Мельница и ручьем и болотистым оврагом, вдоль которого расположены деревни Тельниц, Сокольниц, Кобельниц, Шлсапаниц, я увидал впереди Аугеста первую колонну, под начальством генерал-лейтенанта Дохтурова, при которой находился генерал от инфантерии Буксгевден. Так как она стояла биваком вместе с моей колонной на Праценских высотах, то благодаря этому теперь я находился не далее 300 шагов от графа Буксгевдена и поехал сказать ему, что третья колонна еще не показывалась. Он мне ответил, что это ничего не значит, и приказал все время держаться на высоте его колонны...
Между тем, все еще не видя третьей колонны генерал-лейтенанта Прибышевского, которая должна была быть правее меня, я послал офицера австрийского Генерального штаба, прикомандированного к моей колонне, барона Валленштедта, узнать о ее движении, а сам поехал на правом фланге своей колонны к Сокольницу.
