Анатолий Абрашкин - Древние цивилизации Русской равнины

Не кажется ли вам, дорогой читатель, удивительным, что затопление Русской равнины синхронизировано по времени с возникновением земледелия в странах плодородного полумесяца? Посмотрим еще раз на физическую карту мира. Малая и Передняя Азии изобилуют темно-коричневым цветом, обозначающим нагорья и горы. Они выступали местом спасения северян-европейцев, спасавшихся от наступления Океана. Одна из волн миграций индоевропейцев докатилась до Анатолии и Ближнего Востока, именно европейцы принесли сюда и стали развивать здесь культуру земледелия.

Академические круги встретят в штыки это утверждение, но они, сами того не ведая, уже на пути к нему. Вот что пишет, например, М. Гимбутас в книге «Цивилизация Великой богини: мир Древней Европы»: «В наши дни уже совершенно невозможно принять гипотезу, согласно которой европейский земледельческий комплекс был в готовом виде привнесен с Ближнего Востока. Действительно, во времена В. Гордона Чайлда (1892—1957 гг.) было модно говорить о приходе агрокультуры как о своеобразной «революции», однако теперь процесс развития неолита в Европе представляется исследователям гораздо более сложным – длительным, неоднородным, во многом обусловленным природными и географическими условиями». Сказано достаточно витиевато, но вполне определенно: обратите свой взор к достижениям северян. А мы добавим от себя: изучайте и цитируйте труд П.Н. Третьякова.

Десятым тысячелетием до н. э. следует датировать и первые контакты индоевропейцев с праафразийцами. Приверженцы ностратической теории обнаружили межязыковые параллели между этими семьями народов и предположили, что некогда европеоиды и негроиды составляли единый народ. Но это совершенно неправильно. Смешение культур началось относительно поздно, после прихода европейцев на Ближний Восток. Так называемая натуфийская культура, расцветшая в Восточном Средиземноморье в X—VIII тыс. до н. э., была создана ими. Поначалу натуфийцы обитали не только в пещерах, но и на открытых местах. Их жизнь зависела от урожаев дикой пшеницы и ячменя, но, в то же время, они и охотились на газелей, оленей и свиней. В местах их поселений археологи находят ступки и камни для растирания зерна и семян, равно как кремневые зубчатые вкладыши для серпов. Встречаются тут и костяные орудия: шилья, иглы, лопатки, жатвенные ножи, рыболовные крючки и гарпуны – набор, который на протяжении тысячелетий будет представлять типичный набор неолитических инструментов. О продолжении позднепалеолитических традиций говорят натуфийские костяные изображения животных, а наличие раковин денталиум с берегов Средиземного и Красного морей, из которых изготовлялись бусы, – о существовании морского сообщения с отдаленными регионами. У натуфийцев были прирученные собаки. В VIII—VII тыс. до н. э. они строят первые города (Иерихон, Чатал-Хююк, Хаджилар), но это опять-таки, в первую очередь, был способ обособления от местных племен.

А что же, согласно исследованиям археологов, в то время наблюдалось на Русской равнине? Ученые выделяют в бассейнах верхней и средней Оки, Клязьмы и верхней Волги рессетинскую археологическую культуру. Все ее памятники топографически приурочены к равнинным участкам платформенных поднятий, сформировавшихся у окраин древних покровных ледников потоками талых вод и сложенных из песка и галечника. Кремневая индустрия характеризуется разнообразной техникой расщепления, заготовки различны, но преобладают пластины. Орудия представлены резцами, в основном без подработанной площадки, концевыми и многолезвийными скребками. Многочисленны скобели, косые острия и изделия с поперечно срезанным концом, микролиты с затупленным краем и наконечники стрел на микропластинках. На основе анализа техники обработки кремневых орудий первооткрыватель культуры А.Н. Сорокин (1983 г.) сделал вывод о ее непосредственной связи с верхнепалеолитическими памятниками типа Гагарино и Хотылево-2. Отсюда следует неизбежный вывод о генетической преемственности «рессетинцев» c населением этих стоянок. Это служит еще одним, независимым доказательством, что рождение индоевропейской общности происходило в самом «сердце» Русской равнины.

Малелеил – по-древнееврейски означает «слава Божия». Эпитет впечатляющий! Тем более что на Руси его непременно звали бы Малом. Видно, действительно, мал был род Малелеила, да удал. Но, если серьезно, то имя патриарха следует рассматривать как искаженное при огласовке (вставке гласных в еврейскую форму написания слова) словосочетание «М (эм, ми) + Аллилуйя». Вторая часть переводится с древнееврейского как «Хвала Богу», она-то и определяет традиционный перевод имени, как мужа, снискавшего славу почитанием Господа. Первая же часть – согласная «М» – есть осколок индоевропейского, изначального имени патриарха. В английском языке «me» – обозначение отдельного человека, более поздняя форма этого слова «man» значит «мужчина». В древнерусском «мя» – укороченный вариант слова «меня». Эти примеры вдохновляют поискать однокоренные имена среди прародителей европейцев.

В ведийской мифологии Яма – сын солярного божества. Он владыка царства мертвых, что указывает на исключительную древность. «Ригведа» (X, 10) содержит гимн-диалог Ямы и его сестры-близнеца Ями, в котором Ями предлагает Яме свою любовь (инцест), чтобы иметь потомство, но он отказывается, ссылаясь на их кровное родство:

Гимн представляет собой вариант архаического близнечного мифа о прародителях человечества. Одноименные герои иранской «Авесты» Йима и Йимак женятся и становятся первопредками людей, тогда как в ведийской трактовке отражена сравнительная зрелость этических и религиозных воззрений, инцест отвергается. Похоже, что, тем самым, мы нашли ту заслугу, за которую Малелеил был прославлен.

Место Ямы в ведийском пантеоне не вполне определенное: хотя его имя фигурирует в перечислениях богов, сам он богом нигде не назван, а только «царем мертвых». Отсюда делают вывод, что вначале он мыслился смертным. Согласно «Ригведе», он был «первым, кто умер» и открыл путь смерти для других. В этом качестве он сродни Адаму. Иранский двойник Ямы – Йима – также, подобно Адаму, называется первопредком человечества, культурным героем, создателем благ цивилизации и устроителем социальной организации общества, а скандинавский «брат» – Имир – вообще первое антропоморфное существо, из тела которого был создан мир. Эпоха Малелеила-Ямы – время восстановления мира, разрушенного катастрофой, попытка возвратить утраченный «Золотой век» человечества. Но вместе с тем это и время разделения ранних индоевропейцев: Яма, Йима и Имир – «птенцы» одного гнезда, разлетевшиеся в разные стороны. Правда, они не теряли связи, и у Ямы был выбор среди невест другого рода.

Теперь от мифологии к истории. Восприемницами рессетинской культуры выступают бутовская археологическая культура Волго-Окского междуречья и свидерская археологическая культура, простиравшаяся от долины Вислы на западе до долины Немана на востоке, от бассейнов Припяти – на юге до южного побережья Балтийского моря – на севере. Все известные к настоящему времени бутовские стоянки располагаются на равнинах, сформировавшихся у окраин покровных ледников (зандрах). Развитие культуры происходило на фоне масштабных экологических изменений растительного и животного мира, когда лесотундровые зоны превращались в тайгу. Зандры с их обилием водоемов и разного рода живности становятся местом, наиболее оптимальным для жизни и привлекательным для заселения. Бутовцы предпочитали занимать речные и озерные террасы или омываемые водой песчаные острова. А.Н. Сорокин в статье «О связях населения бассейна реки Оки в раннем мезолите» пишет: «Анализ каменного инвентаря волго-окских и соседних культур показывает, что наибольшее сходство у бутовской культуры прослеживается не со свидерской, а с местной рессетинской. Сопоставление кремневых комплексов бутовской культуры со свидерскими приводит к выводу, что свидерские элементы при этом не были основными». На основании этого можно заключить, что цивилизационные импульсы шли с берегов Волги на запад (от рессетинцев к свидерцам), но последние в какой-то момент вступили в контакт с бутовцами. Другими словами, ранние индоевропейцы на тот момент представляли достаточно устойчивую общность людей, склонных более к сотрудничеству и единению, нежели к обособленному существованию.