Итак, звания дуки, логофета, коноставла, протовестиария, паракимомена, стратопедарха, наконец, кефалатикевона или кефалия — вот предмет домогательства трапезундских бояр. Нет сомнения, что эти звания не простая форма, не пустой звук, а что с ними соединялись как материальные выгоды, так и особенно честь и фактическая власть, иначе говоря, владение военными и гражданскими должностями, имущественные права по отношению к земельной собственности, власть над местным населением и т. д. По-видимому, с каждым званием соединялись особенные права по службе и по владению земельными угодьями. Но когда в одной семье соединялось, как это часто было в изучаемый период, несколько привилегированных званий, то с этим вместе власть такого рода становилась опасной для других родов. Схоларии, в качестве носителей титула великого дуки, соединяют и звание паракимомена (Панарет, 1355 г.); Дораниты были носителями протовестиарита и вместе кефалиями в Лимниях (там же, под 1351 г.); Каваситы носят звание великого доместика и великого логофета (там же, 1344 г.). Великий коноставл вместе с тем оказывается военным начальником банды Мацуки, эпикерн Георгий Симат — дукой и кефалией банды Трапезундской[132]. Последние два примера относятся к концу XIV в. (а. 6894); они особенно интересны в применении к общему вопросу о военном устройстве, ибо банда есть и военный отдел фемы, и вместе с тем административный округ.
Таким образом, Трапезундская служилая аристократия в смысле сословного, замкнутого в себе и стремящегося к определенным целям класса, по всем данным, которые указаны выше, была на верном пути к феодализации империи и образованию отдельных и независимых от царской власти синьорий. В начале XV в. испанский путешественник Клавихо и отмечает этот характер небольших владений, выделившихся из связи с империей, и тем не менее феодальным государством Трапезунд не был.
Политическое развитие сословий не пошло дальше того, что наблюдается в Византии в XII в. перед IV Крестовым походом.
Из названных выше девяти чинов, ставших во главе правительства в 1344 г., главенство принадлежало Никите Схоларию, который в качестве великого дуки, т. е. военного и гражданского губернатора Трапезунда, овладел высшей властью. Катастрофа прежней, теперь вполне ослабленной, партии стояла в связи с придворным переворотом, возведением на престол содержавшегося в крепости Лимниях Михаила II. Этот переворот был делом Никиты Схолария и его приверженцев. Об этом читаем в истории Никифора Григоры[133] очень важную заметку: «Когда таким образом правительство перешло на сторону сына Комнина и партия Схолариев, произведшая этот переворот, получила громадную силу, она отомстила своим противникам следующим образом. Двое из самых главных виновников, первые по славе и значению, поплатились жизнью и лишением имущества, приверженцы же их второстепенного и третьестепенного значения осуждены были на вечное изгнание». Те двое, о которых упоминает здесь Григора, не называя их по имени, должны были быть великий дука Леки Чанчичей и сын его великий доместик Чамна, как показывают чуждые греческому языку звуки, лица грузинско-армянского происхождения.
ГЛАВА IX. Цари Алексей III (1349–1390) и Мануил III (1390–1417). Границы империи в конце XIV в.
Почти 70 лет падает на два царствования, составляющие замечательный период в истории постепенного крушения Трапезундской империи, а вместе с тем и окончательной катастрофы эллинского мира. На изучении этого периода всего легче вскрываются главные причины, содействовавшие падению империи, и обнаруживаются недостатки как в организации ее и в отношении частей к целому, так и в отсутствии политической системы, которая дала бы преобладание наиболее численному и однородному элементу населения над мелкими этнографическими группами. Выясняется до не подлежащей сомнениям очевидности, что первый период от основания до второй половины XIV в. проходит при более благоприятных условиях и имеет определенную цель, во всяком случае, легче доступен пониманию и объяснению, как вытекающий из определенных предпосылок, чем последний, где исследователь до известной степени теряется в массе внешних воздействий и влияний на течение истории, которых не поняли или не были в состоянии использовать в интересах империи Великие Комнины ХIV–XV вв.
Сын Василия и Ирины Трапезундской Алексей проживал в Константинополе, когда партия Схолариев, свергнув Мануила в 1349 г., пригласила его, хотя ему не исполнилось еще 12 лет, на царство. Объявленный царем сенатом и народом, он короновался в церкви Евгения. Алексей получил воспитание в Константинополе и пользовался покровительством Иоанна Кантакузина, который поддерживал его, в намерении устранить линию Великих Комнинов в лице Михаила и Иоанна III от власти, ввиду их союза с Палеологами. Чтобы закрепить эту связь между двумя фамилиями, незаконно захватившими власть, юный Алексей, едва достигши 14 лет, был помолвлен с Феодорою, дочерью Никифора, родственника Иоанна Кантакузина.
Сорокалетний период времени Алексея III, сравнительно с предшествующими царствованиями, мог бы представить достаточно материала, чтобы сделать определенное представление насчет реальных условий, в которых была империя и в которых приходилось жить трапезундским императорам. Большим преимуществом можно считать уже и то, что на время Алексея III падает жизнь единственного историка Трапезунда, Панарета, и что сам царь выступает перед нами в окружении, хотя и немногих, официальных актов, знакомящих с жизнью провинции; таков его хрисовул в пользу монастыря Сумелы. Замечание позднейшего писателя о том, что Трапезунд оберегаем был от окружавших его турок горами и крепостными сооружениями, не допускавшими неприятеля до захвата столицы империи, может особенно характеризовать это время[134].
Между тем до последнего времени не было оказано надлежащего внимания изучению этой эпохи второй половины XIV в., обильной указаниями на переживаемое империей время. Мiller весьма поверхностно говорит об упомянутом хрисовуле и не оценил его значения в приложении именно к тому времени, когда он издан, т. е. к 1365 г. Он сказал только, что «этот длинноватый документ дает нам возможность бросить взгляд на социальные условия сельского населения, на крепостной быт, систему обложения податями, на монастырское крупное землевладение и на недостаток общественной безопасности. Предисловие его дает понять, что Алексей больше доверял духовному, чем материальному оружию для защиты империи и больше полагался на монастыри, чем на крепости»[135].
Однако стоит лишь взвесить известия того времени, изложенные современником в лице Панарета, чтобы понять уместность тех мер, какие приняты были Алексеем III для защиты Сумелы. Опасность от турецких эмиров, занимавших соседние крепости и горные ущелья, была постоянная и неотразимая. Правда, это не были походы с большими военными силами; столкновения кончались иногда десятком убитых, но они свидетельствуют о крайней беззащитности трапезундских владений и о недостаточности военных сил, которые набирались главным образом из инородцев, занимавших окружающие горы. После того как столица была защищена стенами и стала пользоваться безопасностью от неожиданных нападений, окрестности и ближайшие селения продолжали находиться под угрозой турецких конных отрядов. Так, под 1358 г. Панарет извещает: «По нашей небрежности напал на Мацуку Хаджи Омар с большим отрядом и увел большой полон и захватил много скота и имущества в области Палеомацуки и до Дживислыка». Последнее место находится в 15 верстах от столицы, а Мацука отстоит не более как на 30 верст. Во второй половине XIV в. оберегаемая до того времени дукой Халдии, находившимся под номинальной властью царя, провинция Халдия была захвачена турками, и прежние укрепления, такие как Лимнии, Кенхрина, подпали под власть турок.
Под 1360 г. имеется известие, что царь пытался было устроить в Халдии укрепление, но там уже была другая власть, в лице эмира Байбурта, который выступил против царя с 300 всадников и заставил его отказаться от своего намерения. Нужно хорошо взвесить это обстоятельство: неприятель имеет 300 всадников и заставляет императора отступить! Под 1374 г. сообщается известие, которое дает прекрасную характеристику политической системы трапезундских царей по отношению к соcедним эмирам: «После многих переговоров и обмена посольствами между царем и Таджеддином выступил царь с дочерью, госпожой Евдокией, продвинулся до Инея и там, свидевшись с челеби, соединил с ним дочь свою Евдокию», а в то же время получено известие, что в столицу собирается другой турецкий эмир тоже с брачными целями. Сам царь развозит своих дочерей и годных к замужеству родственниц, чтобы заручиться родством с турецкими эмирами!
