Полковник Г. Зелле в одной из статей весьма красноречиво говорил о крахе «воздушного моста»: «Остается фактом, что с первого дня окружения ежедневно не делали посадки ни 1000 (по расчетам Зелле, столько требовалось самолетовылетов для нормального снабжения блокированных войск. — С. Р.), ни 500, ни 300, ни даже 100 самолетов. В первые дни образования котла прибывали 50 — 70 самолетов, но очень скоро их число снизилось до 35 — 15 в день… Мрачная трагедия Сталинграда, по существу, целиком выражается этими потрясающими цифрами, перед которыми очевидным становится все актерство гитлеровского блефа… Доставка по воздуху с самого начала была недостаточной. В конечном итоге это стало фарсом»[8] .
С 30 декабря штаб Донского фронта приступил к разработке новой операции по уничтожению гитлеровских войск, окруженных под Сталинградом. Она носила кодовое наименование «Кольцо». Командующие и штабы стали готовить войска к наступлению. Решено было расчленить группировку врага примерно пополам. Главный удар наносился с запада двумя армиями. С востока наступали три армии. Еще две сковывали противника, не давая ему возможности маневрировать резервами.
10 января я находился на наблюдательном пункте вместе с командующим фронтом. Артиллерия и авиация нанесли такие мощные удары по врагу, что, казалось, в его траншеях не останется ничего живого. Но когда цепи наших бойцов поднялись в атаку, противник открыл сильный огонь. Пехота вынуждена была снова залечь. Но в конце концов нам все-таки удалось протаранить неприятельскую оборону и к 16 января продвинуться на 20 — 40 километров. Советские части отсекли и уничтожили противника в районе Карповка, Цыбенко, Елхи, Песчанка, Алексеевка Наша авиация наносила удар за ударом. В первый день наступления особенно отличился 2-й бомбардировочный корпус, сделавший 172 самолето-вылета. За успешное выполнение боевых задач командующий ВВС объявил благодарность всем авиаторам, участвовавшим в налетах.
11 и 12 января наши летчики сделали 900 самолето-вылетов. Удары наносились по окруженным войскам и по аэродромам, расположенным в кольце.
Утром 13 января радио сообщило, что газета «Красная звезда» опубликовала наше обращение к И. В. Сталину и ответ Верховного Главнокомандующего. В своей телеграмме мы с А. С. Виноградовым писали: «Летчики-истребители, штурмовики и бомбардировщики 16-й воздушной армии, сражаясь со злейшим врагом человечества — фашизмом, помогли нашим наземным армиям осуществить мудрый план окружения отборных германских дивизий под Сталинградом. Личный состав армии решил принять участие в укреплении военной мощи Красной Армии и внес наличными 2 200 000 рублей. Сбор средств продолжается. Мы просим на собранные деньги построить полк истребителей имени защитников Сталинграда и передать самолеты нам, чтобы на этих грозных машинах разить насмерть фашистскую нечисть… Враг будет уничтожен».
Верховный Главнокомандующий ответил нам: «Передайте доблестным летчикам 16-й воздушной армии, собравшим 2 200 000 рублей на строительство эскадрильи самолетов-истребителей имени защитников Сталинграда, мой боевой привет и благодарность Красной Армии».
При активной поддержке нашей авиации к вечеру 17 января войска фронта подошли к окраинам города. Через пять дней наступление возобновилось. Теперь оно велось уже с учетом новых разведывательных данных: В частности, командование фронта точно знало численность войск противника.
В морозный ветреный день 22 января мы снова отправились на наблюдательный пункт фронта. Вместе с Рокоссовским ехал представитель Ставки Н. Н. Воронов. Путь предстоял неблизкий, а Николай Николаевич чувствовал себя неважно. У него поднялось давление, мучили головные боли. Но он все-таки приехал на КП. Прогремела мощная артиллерийская подготовка, отбомбилась авиация, заиграли «катюши». И тут Воронов сказал с улыбкой: «Ну вот, теперь мне значительно легче». Поднялась пехота. Было слышно, как пулеметные и автоматные очереди стали удаляться в глубь немецкой обороны. Наша артиллерия перенесла огонь, на штурмовку полетели «илы». Нам казалось, что линия фронта отодвинулась уже достаточно далеко.
Командующий фронтом, член Военного совета, командующие родами войск, находившиеся в окопах вокруг блиндажа, вышли из укрытий понаблюдать за боем, обменяться впечатлениями. Поднялся на бруствер и повеселевший Воронов. Вдруг метрах в десяти от нас протрещала пулеметная очередь. Рокоссовский тут же скомандовал: «В окопы!» Затем начал ругать себя:
— Сам вылез, и все полезли. Надо же быть такому неосмотрительному. Одной очередью всех могли скосить.
К месту, откуда строчил пулемет, немедленно направили автоматчиков. Оказалось, что одна из огневых точек, расположенных в первой вражеской траншее, уцелела и осталась в тылу наших войск. Это могло плохо кончиться для нас.
Боевую задачу войска выполнили успешно. 25 января наши части ворвались в город с запада. А еще через день окруженная группировка была расчленена. В районе Мамаева кургана воины 24-й армии соединились с бойцами легендарной 62-й армии. Это была вторая историческая встреча наших войск в ходе Сталинградской битвы. Своим наземным частям активно помогала наша авиация. 31 января враг прекратил сопротивление в южной части города, а 2 февраля была ликвидирована его северная группа.
Командующий 65-й армией генерал Батов в приказе от 29 января выразил удовлетворение «смелыми штурмовыми атаками и отличным бомбардированием боевых порядков и опорных пунктов противника». Он сделал вывод: «Военно-воздушные силы 16-й воздушной армии в результате четкого и правильного взаимодействия командования и штабов своевременно появлялись на самых трудных участках наступления войск армии и подчас действовали в труднейших метеорологических условиях».
31 января командование 66-й армии отдало приказ, в котором отмечало «исключительно большую роль авиачастей и соединений 16-й воздушной армии, которые в координации с нашими войсками беспощадно уничтожали фашистов в районе Сталинграда».
Этот приказ мне передал генерал-лейтенант А. С. Жадов, мы его зачитали перед строем авиаторов. Волнующе звучали у руин Сталинграда слова благодарности наших боевых друзей: «Мы, бойцы и командиры, являемся очевидцами героических подвигов беспредельно преданных Родине авиаторов 16-й воздушной армии, которые днем и ночью, невзирая ни на какие трудности, бомбардировочно-штурмовыми ударами уничтожали и изматывали силы противника. Военный совет армии, бойцы, командиры и политработники выражают полное удовлетворение боевыми действиями воздушных бойцов-летчиков 16-й воздушной армии и передают свое красноармейское спасибо»[9] .
Об участии авиаторов в разгроме окруженной группировки К. К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» сказал коротко: «В этих боях наши летчики завоевали глубокое уважение наземных войск».
К радости и гордости за успехи авиаторов у меня примешивалось чувство тревоги. Оно зародилось еще тогда, когда у противника оставалось четыре аэродрома. Это было в середине января. Мы получили строгое указание блокировать наглухо эти аэродромы, чтобы фашисты не смогли вывезти из кольца генералов и руководящих офицеров. Мы установили постоянное дежурство истребителей днем и ночью. Фашистские самолеты почти не взлетали. Немцы лишь изредка сбрасывали туда грузы на парашютах. Правда, несколько раньше появлялись сведения, что вражеская транспортная авиация вместе с ранеными вывозит из окружения штабных офицеров.
После нашего наступления 22 января у противника остался лишь один аэродром. К этому времени его летчики уже смертельно боялись летать в район Сталинграда, сбрасывали грузы, не долетая до кольца, в расположении наших войск. Так, 30 января мешок с орденами — Железными крестами — упал прямо в лагерь немецких военнопленных. Вот уж поистине символическая награда!
Между тем меня уже не раз предупреждали:
— По имеющимся данным, Паулюс вылетел в Ростов. Уточните и доложите.
Я докладывал:
— По нашим данным, самолеты противника не поднимались в воздух.
Было и такое задание: "В оврагах у школьного аэродрома немцы спрятали три самолета «Хейнкель-111». На этих машинах они намерены вывезти Паулюса с его штабом. Примите меры».
Мы немедленно организовали воздушную разведку. Тщательно осмотрели все овраги вокруг аэродрома и ничего не обнаружили. А ведь скрыть три громоздких самолета невозможно. Докладываю:
— Никаких самолетов нет.
Нам говорят:
— Данные заслуживают доверия.
Мы еще раз перебираем все возможные варианты: где противник может скрыть свои «хейнкели»? Снова сфотографировали все овраги, чтобы документально подтвердить устный доклад, И опять нигде ничего не обнаружили. С фотоснимками в руках доказываем, что школьный аэродром непригоден для полетов. Он весь изрыт воронками от бомб и снарядов. На этом дело не кончилось.
