Также как и у Шлейхера, у Гитлера не было парламентского большинства. Чтобы выйти из этого положения, министр-консерватор Гугенберг предложил запретить коммунистов с их 100 мандатами. Идея Гитлеру понравилась, но он приберег ее на потом, а пока объявил о новых выборах 5 марта 1933 г. Что не было позволено Шлейхеру, Гитлеру разрешили. Но принесут ли выборы успех — ведь в 1932 г. они не изменяли обстановку кардинально. Гитлеру нужны были последние выборы Веймарской республики. Он убедил капитанов индустрии поддержать его предвыборную кампанию, но деньги решали не все. Левые партии и либералы в совокупности по-прежнему вели за собой большинство населения. Перед лицом гитлеровской диктатуры они могли бы объединиться. Нужен был сокрушительный, деморализующий удар по оппозиции.
27 февраля 1933 г. загорелось здание рейхстага. На месте пожара был схвачен поджигатель — беспартийный голландский экстремист Ван дер Люббе. Люббе оказался в ряду таких террористов, как Гаврила Принцип и Леонид Николаев. Совершая свой отчаянный шаг под действием далеких от реальности представлений, эти люди облегчали развитие событий в совершенно ином направлении, нежели рассчитывали. Среди террористов века Ван дер Люббе, судя по тому, что стало известно к нашему времени, в наибольшей степени оказался марионеткой в чужих руках.
Двадцатичетырехлетний Винсент Ван дер Люббе был политически активным бродягой, каких во время депрессии были миллионы. Каменщик по профессии, он получал небольшое пособие по инвалидности, путешествовал (большей частью пешком) по Европе, общаясь с братьями по классу на интересовавшие его политические темы. Несколько лет Ван дер Люббе состоял в компартии Нидерландов, но вышел из нее, когда партийные товарищи отказались послать его в СССР. С этих пор он критиковал компартию с незамысловатых левацких позиций: «в этой партии мне не нравилось то, что она хочет играть ведущую роль среди рабочих, вместо того, чтобы самих рабочих допустить к руководству»[198].
Полиция застала поджигателя в пылавшем зале заседаний рейхстага, голого по пояс — верхнюю одежду он использовал для переноски огня, не собираясь скрываться. Свои действия Ван дер Люббе объяснял так: «Я хотел привлечь внимание к тому, что рабочий стремится к власти… Рабочие должны были увидеть, что это сигнал к всеобщему восстанию против государственного строя»[199]. Эта логика не нова. Подобными мотивами руководствовались бомбисты конца XIX века. Рассуждения Ван дер Люббе похожи на анархистские, но не соответствуют им. Он стремится к тому, «чтобы здесь возник настоящий рабочий парламент и рабочие управляли государством»[200]. Террорист не стремился вредить кому-то лично: «я же хотел причинить вред лишь обществу»[201].
В кармане у Ван дер Люббе нашли коммунистическую листовку. Нацисты немедленно обвинили в поджоге коммунистов. Якобы пожар должен был стать сигналом к коммунистическому восстанию. Однако никаких признаков восстания не было. Сигнал без восстания — политический абсурд. Для коммунистов «сигнал» оказался полной неожиданностью. Но не для нацистов. За три часа до пожара шеф политической полиции Пруссии (гестапо) Р. Дильс направил полицейским властям на места радиограмму, в которой говорилось: «Коммунисты намерены в день выборов в рейхстаг или незадолго до них, или сразу же после них совершить запланированные ими нападения на полицейские патрули и служащих национальных формирований с целью их разоружения… Следует немедленно принять надлежащие меры; в случае надобности произвести аресты коммунистических деятелей»[202]. Когда рейхстаг загорелся, полиция была полностью готова к удару.
Первоначально следствие приняло версию поджигателя-одиночки: «На вопрос, совершил ли Ван дер Люббе поджог один, определенно следует ответить утвердительно»[203]. Не было обнаружено и следов горючих жидкостей.
Но Ван дер Люббе честно признавался, что огонь в рейхстаге разгорался плохо — пришлось бросить на растопку даже верхнюю одежду. Он проник в здание около 21 часа, и четверть часа не мог достичь серьезных успехов. В отчаянии поджигатель бегал из комнаты в комнату, перенося огонь, который горел вяло — слишком плотными были материалы. А вот в зале заседаний пожар запылал так, что в четверть десятого вечера пламя достигло купола. Это наводило на мысль, что в зал пронесли горючие материалы.
Под давлением официальной версии следователи и эксперты стали выявлять признаки помощи поджигателю. И преуспели. 15 мая эксперт по пожарному делу констатировал: «Поджог в зале пленарных заседаний мог быть совершен Ван дер Люббе. Однако по техническим условиям полностью исключается возможность того, чтобы им же были совершены все приготовления к поджогу в зале заседаний рейхстага. Эти приготовления, скорее всего, были заранее осуществлены другими лицами»[204].
9 марта по доносу служащего кафе было арестовано трое болгар во главе с болгарским эмигрантом Георгием Димитровым, который вроде бы общался в кафе с Ван дер Люббе незадолго перед поджогом. Димитров был известным в Болгарии коммунистом, сотрудником Исполкома Коминтерна.
Димитров взял свою защиту на процессе в собственные руки, препирался с судьей, излагал принципы коммунистического движения с трибуны, ругался со свидетелями-нацистами. Он полностью поддержал версию о том, что Ван дер Люббе не мог поджечь рейхстаг в одиночку, обвинив в поджоге нацистов: «из тайного союза между политическим безумием и политической провокацией возник поджог рейхстага»[205]. Взбешенные противники проговаривались в том, что дело шито белыми нитками: «Ваша партия — это партия преступников, которую надо уничтожить! — кричал Геринг Димитрову на процессе. — И если на следственные органы и было оказано влияние в этом направлении, то они были направлены по верным следам»[206].
Благодаря напористой защите, предпринятой Димитровым, обвинение это с треском провалилось. Конечно, при тоталитарном режиме суд мог принять любое решение, но Лейпцигский процесс происходил еще не в тоталитарной Германии, и, как мы увидим, осуждение коммунистов было выгодно не всем даже в правящих кругах. Болгарские коммунисты 23 декабря 1933 г. были оправданы и после некоторых колебаний высланы в СССР. Ван дер Люббе, признавший свое участие в поджоге, был казнен. Оправданные немецкие коммунисты так и остались в тюрьме.
Геринг убеждал коллег по кабинету в том, что Димитрова нужно оставить в немецком лагере. Но коллеги, не желая еще сильнее осложнять отношения с СССР, который принял болгарских коммунистов в свое гражданство, решили отпустить Димитрова. Как мы увидим, свою роль могли играть и мотивы борьбы в правящих кругах. 27 февраля 1934 г. Димитров с триумфом прибыл в СССР.
Поскольку стало ясно, что коммунисты не помогали Ван дер Люббе поджигать рейхстаг, то все аргументы, собранные против сообщников поджигателя, обратились против нацистов. За рубежами Германии об этом говорили и коммунисты, и социал-демократы, и либералы.
Только на Нюрнбергском процессе в 1945 г. генерал Гальдер рассказал, как Геринг хвастался в 1942 г.: «Уж кто-кто, а я действительно знаю все про рейхстаг, потому что я поджигал его!»[207] Официально Геринг отрицал своё участие до конца. Судя по показаниям ординарца Рема Крузе, которые он дал тому же трибуналу, Геринг дал лишь общую санкцию на поджог, а инициатива провокации принадлежала Рему. Тот направил для поджога 23 штурмовика. Крузе утверждал, что Рем шантажировал Гитлера — правда о поджоге могла разрушить карьеру фюрера. Никто из посвященных в тайну не пережил «ночи длинных ножей», кроме Крузе, бежавшего в Швейцарию.
Ван дер Люббе унес в могилу тайну своих взаимоотношений с нацистами. Следствие установило, что последнюю ночь он провел в ночлежке в Генигсдорфе, пригороде Берлина с репутацией «нацистского», в обществе малознакомых людей.
Это само по себе еще не доказывает, что голландец выполнял заказ нацистов. Тем более, что сам он, в отличие от, скажем, убийцы Кирова Николаева до конца отрицал причастность к преступлению еще кого-либо. Высказывания Ван дер Люббе о нацизме враждебны, его политическая биография не позволяет заподозрить в голландце человека, который ценой жизни будет сознательно служить делу нацизма. Следовательно, он не стал бы покрывать нацистов, если бы знал об их помощи в поджоге.
Мог ли Ван дер Люббе не знать, что у него есть помощники? Димитров считал, что это вполне возможно. Теоретически можно предположить, что первые, неудачные попытки голландца поджечь общественные здания (ведомство социального вспомоществования и ратуша) не остались незамеченными. Его собеседники могли выдать себя за единомышленника Ван дер Люббе. Там голландцу могли дать ряд ценных советов о том, как проникнуть в рейхстаг и где лучше всего осуществить поджог. Если Ван дер Люббе считал, что советы ему давали простые рабочие (к тому же — незнакомые), он, в соответствии со своей этикой, мог умолчать об этих разговорах. Во всяком случае, он был уверен, что в здании он действовал один. Но пока поджигатель бегал из комнаты в комнату, его могли незаметно «подстраховать», запалив пропитанные горючим шторы зала…
