Если же говорить об отличиях, то они касаются, в первую очередь, отношения к труду. У иудеев оно не столь трепетное. В их сотериологии первое место занимает соблюдение талмудических предписаний, Закона, что вполне объяснимо. Ведь они — потомки ревнителей этого самого Закона, жрецов. Для них «избранность» есть лишь продукт выбора веры и следования догмам. Ее не надо добиваться трудом и аскезой.
Здесь надо добавить, что сказанное относится лишь к современной версии иудаизма. Иудаизм саддукейского толка мало чем отличается от протестантства. Единственное отличие, касающееся роли предопределения, на поверку оказывается тождеством. В иудаизме (подчеркиваю, иудаизме дораввинистического периода) человек скован лишь моралью Моисеева Закона, Торы. Во всем остальном он свободен, ибо Бог далек от мира и безразличен к происходящему в нем.
В протестантстве как будто бы все с точностью до наоборот: все действия человека предопределены, от него ничего не зависит, все в руке Божьей. Но это только на первый взгляд. На самом деле из этой самой «запрограммированности» как раз и вытекает свобода воли, от которой уже недалеко до знаменитой протестантской деловитости. Если все мои поступки предопределены, то никто и ничто не мешает мне поступать абсолютно свободно, сообразуясь, конечно, с понятиями о моральном долге. «Воля Божья» выступает лишь как внешний, сопутствующий моим действиям фактор, от которого ничего не зависит и который временами может лишь отягощать сознание бесплодными псевдо-философскими мудрствованиями. «Бритва Оккама» плачет по этой лишней, как оказывается, сущности.
Абсолютная несвобода, таким образом, оборачивается абсолютной свободой, смыкаясь со свободой воли древнего иудея. После этого уже не выглядит неожиданным наличие в наборе черт протестанта нацеленности на получение прибыли, что здесь не только не отметается, но считается признаком богоугодности, если, конечно, не ведет к роскоши, нарушая аскезу. Не случайно не иудею, а именно деисту, масону, протестанту Бенджамину Франклину принадлежит крылатая фраза: «Время — деньги».
Однако отличие все-таки было, и о нем справедливости ради следует упомянуть. Похоже, что протестанты в отличие от саддукеев были тринитариями, т. е. признавали все-таки христианскую Троицу. В первую очередь это касается кальвинизма. Известно, что по настоянию Кальвина за отрицание Троицы был сожжен в Женеве в 1553 году испанский врач Мигель Сервет, открывший два круга кровообращения.
Впрочем, это не отметает все сказанное выше в отношении древнеиудейских корней. Время берет свое. Не могло учение так долго оставаться неизменным в условиях всеобщего торжества христианства.
15
«ЕРЕСЬ ЖИДОВСТВУЮЩИХ» —
«ПЕРЕВЕРТЫШ» РУССКОЙ ИСТОРИИ
Итак, сутью протестантства, а значит, и старообрядчества, является деизм — философская основа древнего иудаизма. Кажется, происхождение старой веры можно считать установленным. Но возникает вопрос: не могла ли данная философия быть просто позаимствованной у иудеев, скажем, у хазар, подобно тому, как она по всеобщему мнению была воспринята извне теми же хазарами? В этом случае речь могла бы идти лишь о сходстве идеологий, но никак не о кровно-генетической связи двух формаций.
Некоторые фрагменты российской истории как будто дают повод для такого понимания. Я имею в виду распространение на Руси так называемой «ереси жидовствующих». Этот эпизод позволит по-новому взглянуть на вопрос о «заимствованиях», поэтому стоит остановиться на нем подробнее. К тому же это даст возможность еще ближе подобраться к корням древлеправославия.
Считается, что русское православие во все времена было копией греческого, и это не так далеко от истины, если, конечно, правильно оценивать суть последнего, которая, как было отмечено выше, отличалась от современных своих вариаций. Имеется в виду лежащее в основе греческой веры тех времен арианство, некоторые отклонения от которого в сторону современной версии православия наметились лишь после решений Ферраро-Флорентийского собора в преддверии захвата Константинополя османами.
Так вот, если придерживаться официальной версии, «плохие» иудеи в лице некоего «жидовина Схарии» (Захарии) чуть не отвратили русских от «хорошего» греческого православия. Произошли эти прискорбные события в 1471 году, т. е. почти одновременно с принятием унии церквей на означенном соборе 1438–1445 гг. (разницу во времени с учетом средневековых средств коммуникации можно не принимать во внимание).
Но если греческое православие было арианским по сути, то с учетом мнения о связи двух религий это означает, что и русское православие было таким же. В справедливости этого можно убедиться не только благодаря доктрине беспоповцев, являющейся современным его воплощением и донесшей до нас сквозь века свою арианскую подоплеку, но и по более ранним свидетельствам. Имеется в виду принятие христианства князем Владимиром. Есть одна фраза из «Повести временных лет» (988 г.), позволяющая утверждать, что по своему характеру это было арианство: «Сынъ подобосущенъ и безначаленъ Отцю, рожениемъ точию разнествуя Отцю и Духу. Духъ есть пресвятый Отцю и Сыну подобосущенъ и присносущенъ».
Нетрудно заметить, что данное положение представляет собой арианский Символ веры.
Как видно, арианство не исчезло не только с осуждением и изгнанием Ария, но даже и после утверждения никейского Символа веры на двух Вселенских соборах 325–381 гг. Оно просто вылилось в другие формы. Движение катаров, богомильская ересь, павликианство, монархианство, социнианство и другие разновидности антитринитаризма, были трансформациями арианства на Западе. На Востоке одной из версий было русское православие.
Но арианство — это ни что иное, как вера древнего Израиля, лишь слегка приукрашенная представлениями о Христе как о пророке, призванном донести до нас слово Божье, в некоторых концепциях даже прямо отождествленном с Богом-Словом Ветхого Завета, что делает его, по сути, ветхозаветным персонажем.
Становится очевидным следующее. «Ересь» жидовствующих — никакая не ересь, а исконно русское православие, введенное еще князем Владимиром и даже ко времени Ивана III не утратившее своих древнеиудейских корней. О том, что это было вполне официальное вероучение, можно судить уже по тому, что сам царь благоволил к «жидовствующим». Собственно говоря, и «жидовствующими» эти люди были лишь в глазах реформаторов, поддерживавших унию с латинством, или антисемитов типа настоятеля Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого, возглавившего, так сказать, сопротивление. Основная масса верующих таковыми их не считала. Не считал их таковыми и архиепископ Зосима, в 1490 году возглавивший Русскую церковь и поддерживавший движение. На стороне «жидовствующих» выступили также дьяк Федор Курицын и люди из ближайшего окружения наследника русского престола. В унисон с ересью прозвучало и весьма популярное по тем временам учение Феодосия Косого. Разделяли идеи «жидовствующих» и огромные массы простых верующих. «Такое возникло смятение среди христиан, какого не бывало с той поры, как воссияло в Русской земле солнце благочестия», — скорбел по этому поводу возглавивший борьбу с «ересью» Иосиф Волоцкий.
О массовости движения можно судить по факту многочисленных иконоборческих демонстраций, сотрясавших Московию в 1470 году. Не евреи, а именно русские люди, ссылаясь на Пятикнижие Моисеево, массово уничтожали иконы. «Они, — писал Иосиф Волоцкий, — запрещали поклоняться Божественным иконам и Честному Кресту, бросали иконы в нечистые места, некоторые иконы они кусали зубами, как бешеные псы, некоторые разбивали» (тут, правда, надо сделать поправку на воинственный пыл автора этих строк).
Истоки симпатий к «жидовствующим» будут непонятны, если основываться на представлениях о сугубо христианском характере религии Московского царства. На самом деле вероучение «жидовствующих» как раз и было религией московитов — религией, хранившей на себе явный отпечаток древних, дохристианских верований. Даже хулители этого движения с неохотой признавали, что русские богослужебные книги того времени отражали скорее иудейскую, чем христианскую, религиозную традицию.
Этот эпизод, если и не отметает прямо представления о привнесенности старой веры в религиозные представления обитателей Российского государства, — а ересь жидовствующих наряду с движением стригольников надо считать таким же проявлением старой веры, как и возникшее чуть позже старообрядчество, — то уж точно не свидетельствует в их пользу.
Можно ли поверить, что учение, в корне расходящееся, как полагают, с официальной русской теологической традицией, в самое короткое время охватило практически всю Россию? Можно ли поверить тому, что движение, возглавляемое абсолютно чуждым для русских элементом, — а «жидовин Схария» был, по некоторым сведениям, таманским князем, к тому же евреем, — вдруг приобрело такую популярность, доведя до исступления огромные массы дотоле добропорядочных православных христиан?
