Эта книга написана в 1960 году. Она ходила только в списках и в таком виде послужила программой консолидации группы исследователей (моих учеников и, во всяком случае, членов моего семинара), которые хотели противостоять фальсификации истории и манипулированию историей. Нас раздражали прежде всего постоянные подтасовки, перекручивания и препоны объективному исследованию по проблемам происхождения русского государства и русской культуры, в частности по варяжскому (норманнскому) вопросу. Самостоятельная разработка этих проблем коллективом молодых археологов привела в 1965 году к громкой публичной дискуссии в Ленинградском университете — третьей такой схватке антинорманизма с норманизмом за два века, и все в Петербурге-Ленинграде. Первая была между Ломоносовым и Миллером, вторая — между Костомаровым и Погодиным, основными фигурантами третьей были И. П. Шаскольский и я.
Потом в сборнике под редакцией Н. Е. Носова и И. П. Шаскольского была опубликована большая статья оппонентов Шаскольского в этом споре, авторами которой были я и мои ученики (Клейн, Лебедев и Назаренко, 1970), а затем, особенно после ликвидации советской власти, а вместе с ней — и государственной поддержки антинорманизма, постепенно его проявления сошли на нет, и мне стало казаться, что к концу тысячелетия дискуссия закончена — я так и сформулировал название своего доклада на сессии, посвященной 30-летию дискуссии, — он был напечатан в юбилейной подборке в журнале «Стратум-плюс» за 1999 год: «Норманизм — антинорманизм: конец дискуссии» (Клейн, 1999).
А книга так и осталась неизданной. Ныне я решил издать эту рукопись потому, что ее содержание снова стало актуальным. Моя уверенность в окончании дискуссии оказалась преждевременной. В стране мобилизовались силы, которым нужна приукрашенная отечественная история. Они поддерживают настроения «ультрапатриотизма», а этот вирус задевает и профессионально образованных людей, специалистов. Антинорманизм, который уже исчез со страниц серьезных изданий, став уделом популяризаторов и дилетантов, начал снова пробиваться в профессиональную печать и публицистику»[104].
Я специально привел цитату пообширнее. Борцы с «норманизмом» не любят, когда их прямо тычут в очень уж прямое и неприглядное использование ими государственного аппарата. А тому есть самые прямые примеры — от Михайлы Ломоносова до героического московского Авдусина.
Да и «пробиваться» в печать «антинорманизм» никогда не прекращал. Это всегда есть, потому что есть люди агрессивные и невежественные одновременно. И жаждущие непременно кого-то топтать. И стремящиеся найти любой ценой «метку» для сплочения «своих» и чтоб вместе бить «чужих».
Я не согласен с Окуджавой, бросившим подловатую фразу о том, что «патриотизм — последнее прибежище подонка». Но я согласен с Игорем Губерманом:
Испанец, славянин или еврей —
Повсюду одинакова картина.
Гордыня чистокровностью своей —
Святое утешение кретина.
А тут даже не чистокровностью гордятся, а хотят любой ценой придумать себе «чистокровного» древнего правителя. Понять я этих людей не в состоянии, потому что плохо знаю психиатрию. Но вот что «антинорманизм» ходит кругами — это факт.
Не очень понимаю, что движет профессиональным ученым, всерьез утверждающим, что «норманизм» «питается в основном политическими импульсами и амбициями из-за рубежа, свил себе гнездо и на русской почве», что он возник «в агрессивных и экспансионистских кругах» Запада. Что «определенную поддержку новейшие норманисты имеют среди некоторых ученых Запада» и что «солидарность и конъюнктурный расчет лежат в основе этого опасного единства, покрывающего душным туманом русскую науку…»[105].
Но уверен, что разумному человеку следует держаться подальше от заклинаний такого рода — вне всякой зависимости от того, кто такие варяги и откуда они пришли.
Или от таких красочных пассажей: «бумажные конструкции норманистов», «отпетые норманисты, закусив удила, несутся вскачь», от обвинений в «ненависти к русскому народу»[106] и прочего мракобесия.
Возможность вторая: Рерик Ютландский, он же Рерик Датский
Из сказанного не надо делать вывод, что надо держаться подальше от критики источников. А работа с источниками вполне допускает и совсем другие, «не варяжские», гипотезы о прародине Рюрика.
Есть весьма интересная гипотеза, отождествляющая этот персонаж с Рёриком Ютландским. Называют его и Датским, но это не точно: из Дании этого Рерика выгнали. Называют его и Фризским — он имел ленные владения во Фрисландии, Фризии. Называют и Дорестадским — правил в Дорестаде. Я буду называть его Рериком Ютландским — в Дорестаде он правил недолго. Есть соблазн назвать его Ладожским… Но это тоже не доказано.
«Анализ его биографии показывает, что он наиболее подходящий кандидат для подобной идентификации. Слишком много говорит в пользу этого, и слишком многое это расставляет все по местам»[107].
Скорее всего, Рерик и его старший брат Харальд происходят из династии Скъельдунгов — легендарной королевской династия скандинавского племени данов — предков современных датчан. Скъельдунги возводили свою родословную к богу Одину и его сыну Сигрлами. Как и другие потомки Одина, Сигрлами был королем Гардарики, то есть Руси.
Реально известны Скъельдунги с VIII века. Конунг Ютландии Харальд Клак был изгнан из Дании и бежал во Фландрию, в местность Рюстрингения, где и умер в 840-х годах (а по другим данным, в 852 году).
Кем приходились Харальд и Рерик Харальду Клаку, неизвестно — то ли сыновья, то ли племянники. Если племянники, то от каких братьев Клака они происходят, тоже неизвестно. Известно, что они происходили из рода, проигравшего междоусобицу, были тоже изгнаны из Ютландии и долгое время грабили берега Фрисландии.
Последний единовластный правитель империи Карла Великого — Людовик I Благочестивый (778–840) — не был удачливым правителем. Всю свою жизнь он провел в войнах, а под конец жизни беспрерывно воевал с собственными сыновьями. Один из его сыновей, Лотарь (795–855), то ли нанял, то ли привлек обещаниями на свою сторону братьев Скъельдунгов. После смерти Людовика Лотарь дал им уделы во Фрисландии, то есть сделал представителями знати своего королевства. С 823 года Лотарь официально стал императором, его короновал папа римский — казалось бы, братья поставили на победителя и сделали блестящую карьеру.
В начале 840-х годов резиденцией Рерика служил остров Виринген, а его брат обосновался на Вальхарене. Жемчужиной их владений сделался исключительно важный город Дорестад (или Доррестад). Владели им братья совместно…
Этот город стал важным центром торговли, перевалочным пунктом для рейнских судов, вывозивших из глубин континента зерно и вина, которые отсюда поступали на рынки, расположенные по берегам Балтики и Северного (Немецкого) моря. В Дорестаде был даже свой собственный монетный двор. Город лежал в междуречье Рейна и Лека, во Фрисландии, на территории нынешней Голландии-Нидерландов: южнее Утрехта, в провинции Утрехт, близко от современного нидерландского городка Вейк-бей-Дюрстеде с населением менее чем 24 тысячи человек.
Никогда не верьте королям!
Война за наследство Карла Великого и Людовика Благочестивого окончилась Верденским миром 11 августа 843 года. Империю начали делить, в исторической перспективе это вело к появлению знакомых нам национальных государств. Пока же разделы были проведены так искусственно, что могли вести только к новой череде войн, распадов, отделений и развалов. Братья много раз воевали, договаривались и снова воевали.
Лотарь взял себе Италию, Прованс, часть Бургундии, земли по правому берегу Роны до Юзе и Лиона, мозельскую землю от саксонской границы до устья Шельды, Фрисландию между устьями Рейна и Везера.
Теперь королю не нужно было держать в Дорестаде норманнских то ли вассалов, то ли наемников. В 844 году, после очередного набега викингов, Рерик с братом были обвинены в измене и пособничестве набегу (при том, что оборонять Дорестад было их кровным интересом). Оба брошены в темницу, где Харальд вскоре скончался, а Рерик бежал из заточения во владения брата Лотаря, Людовика Немецкого. Братец принял бывшего верного вассала — брата, и Рерик провел в стране саксов, будущей Германии, несколько лет.
Он не успокоился и начал пиратствовать у берегов державы бывшего сюзерена, Лотаря. В это время в Кентских анналах его и назвали «язвой христианства» — так лихо он грабил церкви и монастыри.
В эти годы он не раз вторгался в Данию, пытаясь вернуть себе важнейший торговый центр — Хедебю, откуда был изгнан вместе с братом и дядей (или отцом?). Это была не только ностальгическая попытка вернуться в землю отцов. Борьба шла за владения в самом узком месте перешейка, соединяющего Ютландский полуостров с материком и отделяющего Балтийское море от Северного. На другом берегу при заливе Шлей находилось цветущее торгово-ремесленное поселение Хедебю… Через перешеек шел короткий, а главное, самый безопасный путь во Фризию, в богатые районы империи Каролингов, славные своим ремеслом. В общем, везде и во всех странах Рерик пытался захватить цветущие торговые города. Войны в Дании велись с переменным успехом, и закрепиться в ней Рерик не сумел.
