В задачи передового отряда входила прежде всего разведка, но Рожер никогда не отличался осторожностью. Едва забрезжил рассвет, он двинулся с побережья к Мессине и почти сразу наткнулся на сарацинский караван, который вез деньги и припасы для мессинского гарнизона. Это был настоящий подарок судьбы. Застигнутые врасплох, сарацины в течение нескольких минут оказались перебиты все до единого; и едва нормандцы успели перегруппироваться, как появление белых парусов у берега возвестило о прибытии новой группы захватнических войск.
В распоряжении Рожера теперь находилось примерно пятьсот человек – немногим больше, чем было у него в столь неудачной предыдущей экспедиции. Но теперь он знал, что еще 1500 воинов под командой Роберта Гвискара скоро прибудут сюда. Более того, сарацины из Мессины, судя по всему, до сих пор не знали о высадке нормандцев; и это давало Рожеру хороший шанс застать их врасплох. До Мессины оставалась пара миль, солнце только что взошло. Нормандцы, соблюдая величайшую осторожность, двинулись к городу. Под стенами они остановились, присматриваясь. На крепостных валах, которые горожане так героически обороняли три месяца назад, теперь не было ни души. Второй раз в то утро само Провидение поддерживало нормандцев. Какой смысл ждать Роберта? Рожер мог провести операцию сам. Он повел свое войско в атаку.
Штурм закончился, даже толком не начавшись. Задолго до того, как герцог Апулии отплыл с основной массой армии по дружелюбному и спокойному морю в свои новые владения, Мессина оказалась в руках нормандцев. Сарацины пали жертвой собственной осторожности. В своем желании преградить путь нормандцам на подступах к острову они оставили не только южные подходы к Мессине, но даже сам город открытым. Когда гарнизон, патрулировавший берег на севере, узнал о том, что произошло, делать что-либо было уже поздно, поэтому воины, справедливо сочтя, что возвращение равносильно сдаче в плен, бежали в глубь острова. Те, кто был на кораблях, оказались в подобной же ситуации: поскольку порт Мессины был во вражеских руках, плыть на юг в узкий пролив означало накликать беду. Развернув свои корабли, они поспешно обогнули мыс Фаро и направились на запад за спасением.
По прибытии герцог Апулии с триумфом проехал по опустошенному городу. Были неизбежные грабежи, но крови пролилось сравнительно мало. Малатерра рассказывает с изумлением и восхищением о молодом знатном сарацине, который зарубил саблей свою любимую сестру, чтобы не позволить ей попасть в похотливые лапы неверных; но большинству мусульман без особых трудностей удалось бежать во внутренние земли. Гвискару доставляло удовольствие смотреть, как они уходят. Прежде всего он заботился о безопасности Мессины; и чем меньше останется в городе ненадежных людей – тем лучше. Соответственно, в Мессине остались только христиане, в основном греки, которые смущенно и настороженно приветствовали Роберта и отслужили по его повелению благодарственный молебен в своих церквях. Роберт теперь всячески старался представить сицилийскую экспедицию как боговдохновенное деяние; он не только убедился в этом сам – а обстоятельства взятия города ясно свидетельствовали о благоволении небес, – но и видел немалую выгоду в том, чтобы местные христиане оценивали нормандское вторжение исключительно с религиозной точки зрения.
Следующей задачей Роберта было превратить Мессину в хорошо защищенный плацдарм, который был ему необходим. Неделю без передышки днем и ночью его армия совершенствовала городские укрепления. Нормандцы отремонтировали и расширили крепостные стены, надсыпали валы, перестроили башни и вырыли ров. Когда все было готово, отряд кавалерии был водворен в крепости как постоянный гарнизон. Это сильно ослабило действующую армию, но, когда речь шла о Мессине, Роберт не мог рисковать. В скором времени на сцене вновь появляется зловещая фигура Ибн ат-Тимнаха, как всегда стремившегося использовать амбиции нормандцев в своих интересах. Он начал с того, что попытался опять войти к ним в доверие. Когда предыдущая экспедиция Рожера столкнулась с трудностями, он удалился от греха подальше в свой замок в Катании; теперь еще более любезный и покорный, он был охотно принят самим Гвискаром. Его предложения не изменились: если нормандцы помогут ему против Ибн Хаваса, верховная власть над Сицилией перейдет к ним.
Каковы бы ни были личные чувства Роберта по отношению к Ибн ат-Тимнаху, он не мог упустить такую возможность. Этот человек был, вместе с Ибн аль-Хавасом, самым могущественным из сицилийских эмиров. Теперь, после захвата Мессины, его дружба обеспечила бы нормандцам контроль над восточной Сицилией, в том числе над жизненно важным для них восточным побережьем, обращенным к материку. Ат-Тимнах мог предоставить в их распоряжение проводников, переводчиков, оружие, припасы, а также знания и опыт, которых европейцам в мусульманских странах катастрофически недоставало. Его прибытие можно было счесть очередным проявлением Божьей милости – хотя Роберт, вероятно, подумал, что Всемогущий избрал крайне неподходящее орудие для исполнения своей воли. Итак, спустя неделю после того, как работы по укреплению Мессины успешно завершились, Гвискар вместе с Рожером и Ибн ат-Тимнахом повел свою армию вперед, начался новый этап сицилийской авантюры.
Из Мессины было два пути к владениям Ибн Хаваса. Кратчайший вел вдоль берега на юг примерно до Таормины, а оттуда в глубь острова, по долине Алькантары вдоль северных склонов Этны на центральное плато. Ибн ат-Тимнах предпочел, однако, повести своих нормандских друзей другой дорогой, пройдя через те земли, жители которых, хотя формально оставались его подданными, в последнее время стали проявлять непокорство. Им, несомненно, полезно было посмотреть на нормандскую армию вблизи. Кроме того, Роберт мог по пути принять официальные изъявления лояльности от Рометты, без которой нельзя было держать горные перевалы и тем самым контролировать западные подходы к Мессине.
Рометта была тогда, как и сейчас, отлично защищена самой природой; вдобавок сарацины как следует ее укрепили. Для Георгия Маниака в 1038 г. она оказалась крепким орешком; она могла стать серьезным препятствием и для Роберта Гвискара в 1061 г.; к счастью, однако, ее командующий хранил верность Ибн ат-Тимнаху. Во второй раз за четыре месяца он приветствовал нормандцев с радостью. Явившись без промедления в нормандский лагерь, он преклонил колени у ног Гвискара, поклялся ему в верности на Коране и преподнес ему среди прочих даров ключи городских ворот и цитадели. Рометта стала последним элементом в той системе оборонительных сооружений, которой Гвискар окружил Мессину, и теперь, наконец, он обрел требовавшуюся свободу действий.
Хотя и раздраженный, как всегда, медлительностью пехоты – Аматус сообщает, что Роберт со своими рыцарями всегда мчался галопом впереди войска и затем должен был ждать, когда его догонят пешие воины, – герцог продвигался вперед с удивительной скоростью. За два дня путешествий он добрался из Рометты в Фаццано, к подножию перевала, ведущего к так называемому peanura di Maniace, плато, на котором гигант Георгий и первый из молодых Отвилей встретились за двадцать один год до того. Здесь Роберт дал отдых своей замученной армии. До сих пор нормандцы не встретили серьезного противодействия: население областей, через которые они шли, было в основном христианским, и местные жители приветствовали воинов с искренним – хотя, как им вскоре предстояло понять, напрасным – воодушевлением. Но, перейдя реку Симето, нормандцы оказывались на вражеской территории; и соглядатаи уже донесли о большой армии, которую Ибн аль– Хавас собирал против них в Энне. Марш продолжался, но теперь Гвискар был более осмотрителен. В Чентурипе он столкнулся с первым препятствием. Его атака на город встретилась с сильным сопротивлением, и, чтобы не рисковать потерями, которых он не мог себе позволить, Роберт снял осаду почти сразу же, оставив город невзятым. Короткая вылазка на восток оказалась более удачной: Патерно сдался без борьбы, мусульмане при приближении нормандцев, как пишет Аматус, растаяли, «словно воск на огне». А затем, поскольку хваленая сарацинская армия все еще находилась где-то за много миль и не спешила показываться, Роберт свернул вправо и повел свое войско по долине Диттайно, углубляясь все дальше во вражеские земли, пока не разбил лагерь среди водяных мельниц непосредственно под скалой Энны.
Из всех горных крепостей Сицилии Энна располагалась на самой большой высоте и была самой грозной. Двумя веками раньше сарацины сумели отбить ее у греков, только взобравшись один за другим по сточной трубе. Штурмовать Энну, очевидно, не имело смысла, и Роберт, понимавший, что у него нет времени до того момента, когда зима заставит его отступить, не хотел начинать осаду. Поэтому он сознательно вел себя крайне вызывающе: расположившись под самым носом Ибн аль-Хаваса, он всячески провоцировал его выйти и преподать нормандцам тот суровый урок, который, по слухам, для них приготовили. Все же сарацины сдерживались; в течение четырех дней разочарование нормандцев постепенно росло; они ждали, разоряя окрестности и стараясь причинить как можно больший ущерб, чтобы вынудить эмира к действиям. На пятый день они преуспели.
