Вместе с „Сергеем“ и Усманалиевым он сначала проник на „сопредельную территорию КБ имени Ильюшина“, затем на базу „Авиатехснаб“, а оттуда ушел на Ходынское поле. [Там же. Л 6.]
Почти с самого же начала появились подозрения, что события на Ленинградском проспекте — это организованная Кремлем провокация[Соловьев В. Попытка захвата военного узла связи // Независимая газета. 1993. 25 сентября.]. Дав им позднее именно такую характеристику, А. В. Руцкой в интервью корреспонденту радио „Свобода“ Марку Дейчу заявил: „Я знаю, что перед тем, как появиться у нас, в Белом доме, Терехов встречался с руководителем управления ФСК по Москве и области Евгением Савостьяновым“. [Дейч М. 10 лет спустя. 93-й год // Московский комсомолец. 2003 3 октября (интервью А В Руцкого).]
Деталь сама по себе немаловажная. Но о еще более важном факте 24 сентября на пресс-конференции поведал сам Е. В. Савостьянов. Он сообщил, что „встречался с Тереховым“ накануне „событий“ у штаба ОВС СНГ. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 91.]
„Встреча состоялась в 17.15 на Конюшковской улице (рядом с Белым домом)“. Что же привело Е. В. Савостьянова на эту встречу? Оказывается, ему стало известно, что в ближайшее время со стороны Союза офицеров возможны какие-то „акции“. Поэтому он направился к С. Н. Терехову с „предложением взять на себя обоюдные обязательства, чтобы до 9 часов (конец заседания Военного Совета в Белом доме) никаких акций не предпринималось“. С. Н. Терехов дал „слово офицера“. На 21.00 они договорились о „повторной встрече“. [Подонки из Белого дома должны ответить за кровь// Московский комсомолец. 1993. 25 сентября. См. также: Андреев Н. Оппозиционеры стали преступниками // Куранты. 1993. 25 сентября. ] Однако, „когда в 9 часов Савостьянов с группой подъехал к Белому дому, то вышедший навстречу человек сказал, что С. Терехов со своими людьми уехал в штаб ОВС на Ленинградский проспект“. [Подонки из Белого дома должны ответить за кровь // Московский комсомолец. 1993. 25 сентября.]
В беседе со мною Станислав Николаевич подтвердил факт этой встречи и уточнил, что приглашение на нее получил от члена Союза офицеров Виктора Юрьевича Кузнецова. Последний не только привел его к Е. Савостьянову, но и присутствовал во время их разговора. [В. Ю. Кузнецов отрицает свое участие и этой встрече, и в ее организации. Отмечая, что в рамках Союза офицеров он вел работу с офицерами закрытых учреждений, в том числе с офицерами Министерства безопасности, В. Ю. Кузнецов допускает возможность, что кто-то из них привел С. Н. Терехова на встречу с Е. Савостьяновым. (Запись беседы с В. Ю Кузнецовым. Мытищи. 13 декабря 2006 г. // Архив автора.)] Подтвердил С. Н. Терехов и то, что в ходе этой встречи Е. Савостьянов действительно обратился к нему с предложением ничего в ближайшее время ничего не предпринимать. Однако никаких обещаний он не давал и о новой встрече не договаривался. [Запись беседы с С. Н. Тереховым. Москва. 8 июня 2006 г. // Архив автора.]
Из материалов Комиссии Т. А. Астраханкиной явствует, что „встреча проходила без санкции руководства Верховного Совета Российской Федерации, и. о. Президента Российской Федерации Руцкого А. В. и назначенных им министров обороны, безопасности и внутренних дел Российской Федерации“. [События 21сентября — 5октября 1993года: организаторы, исполнители и жертвы политического противостояния. Доклад Комиссии Государственной Думы. // Портал „Русское воскресение“.] Более того, С. Н. Терехов никого не поставил о ней в известность после того, как вернулся в Белый дом. [Запись беседы с В. В. Федосеенковым Москва. 25 августа 2006 г. // Архив автора. Запись беседы с Ю. Н Нехорошевым Москва. 25 августа 2006 г // Там же.]
Странно и другое. Допустим, что начальнику столичного управления Министерства безопасности и одновременно заместителю министра безопасности действительно стало известно о подготовке операции на Ленинградском проспекте. Неужели, чтобы сорвать эти замыслы, ему требовалось самому ехать на встречу с С. Н. Тереховым?
В выступлении Е. В. Савостьянова на пресс-конференции есть еще одна интересная деталь. Оказывается, „через две минуты“ после того, как он снова появился у Белого дома, выступавший на митинге В. И. Анпилов заявил, что „Союз офицеров взял штаб ОВС СНГ и надо спешить на помощь“. [Андреев Н. Оппозиционеры стали преступниками// Куранты. 1993.25 сентября. См. также: Подонки из Белого дома должны ответить за кровь// Московский комсомолец. 1993. 25 сентября.]
Касаясь этого факта, К. И. Кобец в своем выступлении на пресс-конференции не только приводил его как доказательство участия Союза офицеров в нападении на штаб, но и отмечал, что сообщение о том, что „здание ОВС СНГ взято“ прозвучало в „Белом доме“ тогда, когда „бой только что начался“. [Соловьев В. Попытка захвата военного узла связи // Независимая газета. 1993. 25 сентября. См. также: Иванов И. Анафема. С. 43.]
Когда же прогремели выстрелы на Ленинградском проспекте? Из приведенного ранее интервью коменданта здания штаба ОВС СНГ явствует, что это произошло около 22.00[Бурбыга Н. Штаб ОВС СНГ: пять пистолетов на 15 охранников // Известия. 1993. 25 сентября.]
Б. Н. Ельцин утверждает, что нападение было совершено в 21.10[Ельцин Б.Н. Записки президента. С. 369.]. В пресс-релизе, распространенном ГУВД Москвы, говорится, что инцидент произошел „в 21 часов 05 минут“ [Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 101. Москва, осень — 93. С. 109.]. По заявлению Президиума правительства и сообщению Интерфакса, выстрелы на Ленинградском проспекте прогремели еще раньше — в 20.50. [Там же. С. 100–104.]
Как объяснить эти расхождения?
По всей видимости, в 20.50 машина с группой С. Н. Терехова остановилась у бензоколонки, а в 21.05–21.10 произошло нападение на Штаб ОВС СНГ. Поэтому в материалах следствия на этот счет говорится более осторожно: „около 21 часа“, [Постановление о частичном прекращении уголовного дела № 29/00/ 0028-94… Л 4 // Архив автора.]
По свидетельству В. И. Анпилова, за несколько часов до инцидента на Ленинградском проспекте к нему в сопровождении начальника штаба Союза офицеров „Черновила“ (правильно: Е. А. Чернобривко. — А.О.)подошел С. Н. Терехов и сказал: „Получено задание захватить штаб армий СНГ. Прошу сейчас об этом никому не сообщать“, а затем в определенное время „объявить по громкоговорящей установке, о том, что мы пошли на штурм и просим помощи“ [В. И. Анпилов. Наша борьба. М., 2002. С. 121.].
Воспоминания В. И. Анпилова перекликаются с воспоминаниями его заместителя по „Трудовой России“ Бориса Михайловича Гунько. По его свидетельству, с подобной просьбой в тот вечер С. Н. Терехов обратился и к нему. [Гунько Б. М. Великое стояние //Дуэль. 1999. № 39.] После этого Б. М. Гунько встретился с В. И. Анпиловым и они договорились о совместных действиях. [Там же.]
Ю. И. Хабаров вспоминает, что, когда у Белого дома еще шел митинг и выступала Сажи Умалатова, „как будто издалека тихо, но постепенно нарастая, стали раздаваться позывные… советского радио. Звуки шли слева от нас, все громче и громче, и уже не было никакого сомнения, что это позывные: — „Широка страна моя родная…“, повторяемые неоднократно, но… без слов, только мелодия. Еще до людей не дошло понимание раздавшихся позывных, как вдруг мощно, заглушая 2 громкоговорителя, расположенных на балконе Дома Советов, из 4-х громкоговорителей переносной радиостанции 'Трудовой Москвы“, стоявшей на тротуаре под балконом, раздался голос неведомого диктора: „Товарищи! Через несколько минут будет передано важное сообщение…“. Внимание людей, присутствовавших на площади, сразу было переключено на эти 4 громкоговорителя, вокруг которых плотной массой стояли сторонники движения „Трудовая Москва“». [Из свидетельских показаний и других материалов, собранных Комиссией Государственной Думы… (воспоминания Ю. И. Хабарова) // Портал «Русское воскресение».]
«…Наконец, — отмечает Ю. И. Хабаров, — после некоторой паузы, когда, казалось, достаточно одной искры, чтобы воспламенить возбужденный, ждущий „важного сообщения“ народ, из громкоговорителей „Трудовой Москвы“ зазвучали, заглушая трансляцию митинга, слова этого „важного сообщения“: „Товарищи! Только что группа офицеров захватила Главный штаб объединенного командования СНГ!“ Сообщение передавалось хорошо поставленным голосом, с нарастающим пафосом, явно имитируя официальные сообщения Информбюро, которые зачитывал диктор Левитан в последние годы Великой Отечественной войны». Этим диктором был Б. М. Гунько. [Там же.]
«Площадь, — вспоминал этот момент Б. М. Гунько, — взрывается могучим „Ура!“, а я после краткой паузы продолжаю: „Это дает возможность передать всем воинским частям приказ о немедленной вооруженной поддержке Съезда народных депутатов и защите нашей Конституции“. После этих слов крики „Ура!“ подобно громовым раскатам многократно сотрясают площадь. Я вижу радостные лица. Люди обнимают друг друга. У некоторых на глазах слезы счастья… Но дальше — самое главное и самое неприятное. Я объявляю: „Дорогие товарищи! Союз офицеров просит часть участников митинга срочно переместиться для оказания поддержки в район штаба“»[Гунько Б..М. Великое стояние // Дуэль. 1999. № 39.].
