«Везде Русская земля, и нигде, ни в одном памятнике не встретим выражения русский народ», – удивляется Ключевский, предполагая, что не пришло еще время для такого понятия. Однако все было, наверно, куда проще: народ четко делился на две части – люди да холопы, и обе были для высшей касты господ туземцами. А князей интересовали только дела княжеские, которые перерастали в распри и кровавые войны. И напрасно взывал киевский митрополит к враждующим между собой князьям: «Молим вас, не погубите Русской земли: если будете воевать между собою, поганые обрадуются и возьмут землю нашу, которую отцы и деды наши стяжали трудом своим великим и мужеством; поборая по Русской земле, они чужие земли приискивали, а вы и свою погубить хотите!» Напрасно в «Слове о князьях» увещивал их другой церковный деятель: «Слышите, князья, противящиеся старшей братии и рать поднимающие и поганых наводящие на свою братию! Не обличит ли вас Бог на Страшном суде? Святые Борис и Глеб попустили брату своему отнять у них не только власть, но и жизнь. А вы одного слова стерпеть брату не можете и за малую обиду смертоносную вражду поднимаете, призываете поганых на помощь против своей братии. Как вам не стыдно враждовать со своей братией и единоверными своими». Князьям было не до Бориса и Глеба. К концу XII века разлады между князьями стали причиной фактического распада единой при Ярославе земли: «политические отношения XI–XII вв. во многом были возвратом к порядку, действовавшему до основания великого княжества Киевского. Русская земля первоначально сложилась из самостоятельных городовых областей помощию тесного союза двух аристократий, военной и торговой. Когда этот союз земских сил распался, составные части земли стали также возвращаться к прежнему политическому обособлению. Тогда знать торгового капитала осталась во главе местных миров, а аристократия оружия с своими князьями скользила поверх этих миров, едва поддерживая связь между ними. Борьба этих двух сил и была основным фактом, из которого развивались политические явления при Ярославичах: то была борьба двух прав, княжеского и городового, двух земских порядков, из коих один объединял землю посредством очередного княжеского владения, другой разбивал ее на самостоятельные городовые волости».
Города попробовали заставить своих князей «володеть» надлежащим образом. У них это почти не получилось. Чем это закончилось – известно. Днепровская Русь фактически перестала быть единым государством, центр государственности переместился на восток.
Часть вторая. Верхневолжская Русь XIII–XV века
Восток, куда эта государственность переместилась, был краем, даже для XII столетия диким. По сравнению с народами, которые проживали в верховьях Волги, переселенцы с юго-запада, то есть с Приднепровья, были до неприличия цивилизованными. Они и начали успешное дело колонизации новых земель, применяя уже хорошо проверенную на собственных племенах стратегию развития – унификация языковая, религиозная, юридическая, политическая. Вся история России – это периоды колонизации, начался этот колонизационный бум при первых варяжских князьях, завершился при Романовых в XIX веке, потом с итогами этой колонизации некогда колонизованные народы пробовали всеми силами бороться, добиваясь и успехов, и временных поражений, пока плод деятельности колонизаторов не распался на отдельные куски – собственно Россию в рамках РСФСР, Украину, Белоруссию, Молдавию, Латвию, Литву, Эстонию, Грузию, Армению, Киргизию, Азербайджан, Таджикистан, Узбекистан, Туркмению, Казахстан, и это не предел – процесс распада может зайти и куда как дальше, что вполне вписывается в рамки деколонизационного процесса. В XIII веке колонизаторы даже не представляли, во что выльется их захватнический пыл через шесть веков: романовская империя растянется от границы с Центральной Европой до Тихого океана – предел мечтаний любого колонизатора.
Народы Волги и Оки
Но вернемся в XIII век и посмотрим, какие же народы подлежали переработке и усмирению со стороны южнорусских князей. На этой территории – между Волгой и Окой – давно уже поселились финно-угорские народы. Они обосновались на этих болотистых лесных землях задолго до славян и варягов. Эсты, чудь, весь, меря, мордва и черемисы были известны европейским хронистам в VI веке нашей эры, поскольку эти племена входили в состав империи Германириха еще в IV веке первого тысячелетия. Наша Повесть временных лет тоже знает эти неславянские племена. По словам Летописи , мурома живет на нижней Оке, меря по озерам Переяславскому и Ростовскому, весь в области Белоозера. Недаром топонимы на огромной территории от Оки до Белого моря имеют в основном не славянское, а финское происхождение. Многие реки на этом пространстве имеют окончание на «ва», что в переводе на русский означает «вода» – Прот-ва, Моск-ва, Сыл-ва, Кос-ва.
«У одной Камы можно насчитать до 20 притоков, названия которых имеют такое окончание, – пишет Ключевский. – Название самой Оки финского происхождения: это – обрусевшая форма финского joki, что значит река вообще. Даже племенные названия мери и веси не исчезли бесследно в центральной Великороссии: здесь встречается много сел и речек, которые носят их названия. Уездный город Тверской губернии Весьегонск получил свое название от обитавшей здесь веси Егонской (на реке Егоне). Определяя по этим следам в географической номенклатуре границы расселения мери и веси, найдем, что эти племена обитали некогда от слияния Суховы и Юга, от Онежского озера и реки Ояти до средней Оки, захватывая северные части губерний Калужской, Тульской и Рязанской. Итак, русские переселенцы, направлявшиеся в Ростовский край, встречались с финскими туземцами в самом центре нынешней Великороссии».
Если в VI веке нельзя было сказать, кто цивилизованнее – славяне или финские народы, поскольку все они находились в состоянии дикости, то в XIII веке разница была уже даже чисто внешняя: переселенцы с юго-запада были пусть и не все настоящими христианами, но они не пребывали в полном язычестве, церковные требования уже несколько изменили их привычки и быт. Финские народы были мирными и спокойными, новых соседей они поначалу как захватчиков не восприняли, а потом уже было поздно. Во времена Тацита они жили не зная ни домов, ни оружия, так что пришельцы просто теснили и теснили этих жителей волжско-окского междуречья на север. Сражаться с воинственными южанами финны не желали, да и не умели они этого, так что они попросту отходили. А там, где не отходили, вынуждены были уживаться (а потом даже и сливаться) со славянскими соседями. Процесс этот был длительный, потому что переселенцы с юга приходили постоянно, но в небольшом количестве. И это были не княжеские дружинники, а простые сельские жители, вынужденные бежать от своих князей на еще не присвоенные теми свободные земли. Ключевский замечает, что такое мирное сосуществование славян и финнов даже отражено в сохранившихся названиях сел и рек: они идут чересполосицей, что показывает такую тенденцию: народы селились рядом, но не сливались, то есть русские переселенцы выбирали еще не занятые финнами земли и оседали на них. Единственным камнем преткновения была вера: язычники-финны и православные-русские сталкивались только на этой почве, но подобных столкновений наши письменные источники помнят очень немного. Вот когда в новые земли пришли не крестьяне-христиане, а русская церковь, тогда даже уживчивые финские народы стали сопротивляться. Особенно миссионерскому церковному ражу противостояла ростовская земля, двух первых епископов финны прогнали, а третьего, Леонтия, даже убили. Случился такой казус в XI веке, когда на земли финнов с интересом стали поглядывать не только беглые смерды, но и южные князья. Именно тогда был срублен племянником Ярослава город Ростов, то есть появился городской центр, цивилизация шагнула в финские леса. Ростов был город типично южнорусский, горожане практически все привозные, последовавшие за князем в дальний и не слишком привлекательный край. Чуди, как называли местные племена эти переселенцы, в городе было мало, она компактно проживала в так называемом Чудском конце, где не было христианских церквей, поскольку финны были язычниками. Эти язычники ни в какую не желали обращаться в христианство и так стойко держались своих верований, что даже после пары веков «адаптации», когда церковь стала крестить насильно, предпочли бежать от своих соседей и гонителей в Волжскую Булгарию, где жили родственные им народы.
Оставшиеся туземцы вынуждены были, в конце концов, принять и религию пришельцев, и особенности их общежития. Своих государств не было ни у мери, ни у мордвы, ни у чуди. Так что вовлеченные в общественные отношения, характерные для южан, местные народы постепенно переняли образ жизни переселенцев. А смешиваясь с крестьянами, они произвели и новый антропологический тип населения, уже не совсем славянский. Эта примесь, говорит Ключевский, заметна в великоросском антропологическом типе:
