И Инандж-хатуп делает новый фантастический ход, основанный на трезвом расчете. Ведь она отлично знала людей, с которыми имела дело.
Она шлет письмо султану Тогрулу, в котором сообщает:
она всегда любила только его;
теперь, когда Тогрул вернул себе престол, она считает себя его лояльной подданной, служанкой и рабыней;
у нее громадная нетронутая казна;
если Тогрул согласится взять ее в жены, вся казна перейдет к нему, однако не сразу, а постепенно.
Инандж-хатун вдвое старше Тогрула. Ненавидит его лютой ненавистью. Тогрул, у которого есть любимая жена и маленький сын, родившийся, пока он был в тюрьме, ненавидит Инандж-хатун не менее, чем она его.
Но судьба военной кампании против Абу Бакра зависит от того, сможет ли султан найти деньги, чтобы снарядить армию. Не будет денег — не будет власти.
И вот торжественно подписан брачный договор, и сохранившая следы былой красоты немолодая женщина уходит после оплаченного ею грандиозного пира в опочивальню с молодым мужем.
К сыновьям же Инандж-хатун посылает гонца, чтобы они сидели тихо; когда придет время, она их вызовет.
Вскоре прибыли доверенные люди с частью ее приданого.
Прошло несколько недель, и наконец рабыня, которую Тогрул приставил следить за супругой, сообщила ему то, что он давно ждал, но боялся услышать.
Рабыне удалось узнать, что вечером султанша пригласит к себе Тогрула для переговоров о приданом. Она предложит ему кубок шербета. Шербет будет отравлен.
Когда вскоре Тогрулу сообщили, что султанша приглашает его в свои покои, он был готов к встрече.
Верные гулямы остались за дверью: по первому знаку они должны были ворваться в комнату Инандж-хатун.
Тогрул был оживлен. Инандж-хатун также пребывала в отличном настроении: она была покладиста и обещала султану, что завтра же отправит людей за сотней тысяч динаров.
Тогрул старался не встречаться глазами с женой. А та вела себя столь естественно, что Тогрулу стало страшно: а если бы рабыня не услышала? Значит, он сегодня ночью был бы уже мертв? Молодой, стройный, красивый великий султан сельджуков, которому так хочется жить, был бы мертв, и его убила бы эта раздобревшая, с крашеными полосами и слишком черно выведенными бровями женщина? Как убила Кызыл-Арслана. И скольких еще? Тогрул не мог больше вынести ожидания.
— Жарко у тебя, — сказал он.
— Жарко, — согласилась Инандж-хатун и тут же продолжала речь о незначащих делах, которых никогда не будет.
— Я хочу пить, — сказал Тогрул.
Султанша хлопнула в ладоши.
Тогрул видел, как слуга наливает шербет в прозрачный бокал. Потом Инандж-хатун поднялась, взяла бокал и понесла к мужу.
Тот поглядел бокал на свет и громко произнес:
— Питье отравлено.
Это был условный знак.
В комнату вбежали гулямы. Обнаженные кривые сабли блестели в мускулистых руках.
— Ты ошибаешься, — сказала Инандж-хатуп.
— Если я ошибаюсь, тогда выпей, — сказал султан.
— Разумеется, — ответила Инандж-хатун.
Она протянула руку, взяла бокал и выпила, глядя в глаза Тогрулу.
И он вспомнил, когда видел этот взгляд: много лет назад на пыльной площади перед дворцом, когда Инандж-хатун вывела двух мальчиков и смотрела на Кыаыл-Арслана, прежде чем пасть ему в поги.
Тогрул был растерян. Он ожидал, что Инандж-хатун упадет и будет корчиться, умирая. А она стояла спокойно, чуть улыбаясь.
Весь вечер Тогрул в гневе метался по своим покоям. Эта гюрза снова провела его. И смеется сейчас, зная, что он не смеет ее убить. Деньги, ему нужны деньги!
Ночью Тогрула разбудили.
Только что скончалась его супруга Инандж-хатун. От яда.
Яд оказался медленно действующим. Султанша не хотела, чтобы подозрение в смерти мужа пало на нее.
Смерть Инандж-хатун не припесла мира. Кутлуг Инандж, узнав о смерти матери, покинул Рей и вместе с младшим братом пытался набрать войско, но они были наголову разбиты Абу Бакром и еле успели унести ноги. Старший брат бежал в Ирак, а младший кинулся к грузинам, надеясь на их помощь.
Для царицы Тамары раздоры среди смертельных врагов Грузии были благом. Она приняла беглеца и вмешалась в борьбу сельджуков, в результате чего грузинским войскам удалось занять важные армянские провинции и установить власть над азербайджанскими городами. Грузинские отряды дошли до Тебриза. Как пишет мусульманский летописец, «их руки стали полны добычи. Они увели в плен столько людей, что числа их никто, кроме Аллаха — слава ему! — не знает. Так они завладели большей частью крепостей и обложили данью Нахичеван и Гайлакан. Они овладели областью Двина и ее крепостями… они осаждали крепости до тех пор, пока не завладели полностью Арранской страной».
Тогда же в сельджукскую державу вторглись войска хорезмшаха Текиша, повелителя Средней Азии. Он рассудил, что настало удобное время, чтобы расширить свои владения. Война перешла на территорию Ирана. Вновь горели города и тысячи трупов устилали поля. Кутлуг Инандж тут же переметнулся на сторону хорезмшаха.
Война складывалась неудачно для султана Тогрула. С севера наступала армия хорезмшаха, с юга шло войско Кутлуг Инанджа.
Хорезмшах настиг Тогрула у соленого озера Фархан.
После короткого боя Тогрул был разбит и с шестьюдесятью гулямами поскакал на юг. Но они не успели отъехать далеко. Впереди показалась громадная туча пыли: Кутлуг Инандж, сын Инандж-хатун, спешил на помощь хорезмшаху.
Тогрул оглянулся: сзади также висело облако пыли — хорезмийцы настигали его.
Султан поднял саблю, подавая сигнал к атаке.
— До встречи! — крикнул ему один из гулямов.
— Меня ты найдешь под копытами коней, — ответил султан.
Горстка гулямов врубилась в войско Кутлуг Инанджа,
Скоро гулямы были окружены. Они отбивались, падая один за другим и прикрывая телами султана.
Кутлуг Инандж не участвовал в схватке. Он молча наблюдал, как тает число защитников Тогрула.
Одна из стрел, пущенных воином Кутлуг Инанджа, попала султану в глаз. Тот вскрикнул и прижал ладонь к глазу. Между пальцами текла кровь.
Тогрул сполз с седла и сел на землю. Но никто не помог ему, потому что в эти секунды погибли последние из его гулямов.
Кутлуг Инандж подошел к сидящему на земле султану.
Они были ровесниками. Обоим по двадцать четыре года. И были похожи — стройны и гибки.
Тогрул почувствовал, как на него упала тень. Он поднял голову.
— Кутлуг Инандж! — взмолился султан. — Спаси меня! Мы же росли с тобой вместе, мы же были как братья. Помоги мне подняться…
Кутлуг Инандж сказал:
— Ты убил мою мать.
И тут Тогрул вдруг понял, что у Инандж-хатун и ее сына одинаковые — черные, непроницаемые — глаза.
Это было последнее, что он увидел.
Атабек снес ему голову одним ударом сабли, и его гулямы одобрительно зашумели — это был мастерский удар.
Голову султана Кутлуг Инандж принес хорезмшаху, который ждал его у озера. Текиш был недоволен. Он предпочел бы оставить султана на троне как своего вассала.
«Так был убит султан Тогрул, — пишет летописец, — последний сельджукский государь, от раскаленных углей рода сельджуков осталась одна зола, которую развеял ветер».
Произошло это в 1194 году. Кутлуг Инандж пережил Тогрула всего на год.
Хорезмшах раздал города и провинции державы своим эмирам.
И каждый правил там, никому не подчиняясь.
Пока не пришли монголы.
У Будды не было детей. Если в бурной молодости кто-то от него и родился, Будда никогда об этом не говорил. Его учение отрицало мирскую суету, он звал к отказу от желаний, которые ведут к страданиям. Он не стремился к организации царства на Земле. Смысл его учения был в отрицании смысла любых царств.
У Иисуса Христа тоже не было детей. Родственники его мало интересовали первых отцов церкви. Религия, возвещенная Христом, была религией угнетенных. Христос был великим утешителем. Он показывал путь спасения личности, но не обществу.
Учения Будды и Христа затем стали идеологией воинственных царств, земных и хищных. Но эти последствия пикак нельзя связывать с самими пророками. Они к этому не стремились и не призывали.
Мухаммед был пророком иным.
Он был окружен родственниками, имена которых нам известны. Его прозелиты не были угнетенными. Он выковал религию для земных хозяев мира. Религиозная система, разработанная им, была отлично приспособлена для создания земного, сплоченного и агрессивного государства. То, что было сделано в христианстве и буддизме спустя много лет после смерти пророков, Мухаммед сделал сам. Он был воинственным, суровым вождем — армии уходили в походы уже при жизни пророка.
Будда и Христос оставляли ученикам свои слова, надежды и сомнения. Мухаммед учил не сомневаться. Нищие апостолы, тайком проповедующие учение, — это не ислам. Ислам — это молодая феодальная империя. Слова Мухаммеда были обращены к полководцам и купцам, которые спешили мечом утвердить святую веру и получить торговые монополии.
