Революция - это борьба за завоевание свободы, борьба против всех ее врагов, конституция - мирный режим свободы, уже одержавшей победу. Революционное правительство должно проявлять чрезвычайную активность именно потому, что оно находится как бы на военном положении.
Революционное правительство обязано обеспечить всем гражданам полную национальную охрану. Врагов народа оно должно присуждать только к смерти.
Эта теория с такой четкостью и остротой была сформулирована Неподкупным в конце декабря 1793 года, когда революционное правительство стало фактом. Вождь якобинцев не был столь решителен в августе - сентябре, когда закладывались первые камни в фундаменте нового строя. Строй этот вызвали к жизни обстоятельства, совершенно не зависящие от воли Робеспьера.
Убийство Марата было лишь частью плана, задуманного "государственными людьми". То катастрофическое положение, которое переживала Франция в сентябре прошлого года, могло показаться чуть ли не легким по сравнению с тем, что выпало теперь на долю якобинской республики.
Восстание 31 мая - 2 июня открыло дорогу гражданской войне. Отдельные вспышки контрреволюции, имевшие место раньше, превращались в общий пожар, охвативший две трети страны. Лидеры повергнутой партии, объединяясь с бывшими аристократами и фельянами, организовали целую цепь мятежей, кольцом опоясавшую Париж и центральные районы Франции. В Нормандии и Лангедоке, в Бретани, Вандее и Провансе, в Бордо, Лионе, Ниме, Марселе и Тулоне - повсюду в богатых провинциях и крупных центрах свирепствовал разнузданный белый* террор. Потоками лилась кровь патриотов. Вандейские роялисты вырезали целые города и спешили на соединение с армиями интервентов.
_______________
* Королевское знамя Бурбонов было белого цвета.
И как раз в это же самое время на якобинское правительство усилился грозный натиск слева.
Народные массы, четыре года подряд тщетно ждавшие удовлетворения своих нужд, не желали слушать новых обещаний и старались практически закрепить июньскую победу над жирондистами.
Монтаньяры-якобинцы были горды своим аграрным законодательством. А крестьяне в деревнях и селах настаивали на гораздо большем: они требовали раздела всех крупных земельных владений причем раздела немедленного.
Монтаньяры-якобинцы считали свою новую конституцию верхом совершенства. А их недавние союзники, "бешеные", громили эту конституцию, и Жак Ру, выступая у решетки Конвента, заявлял:
- Свобода - лишь пустой звук, когда один класс может морить голодом другой. Равенство - пустой термин, когда богатый получает право над жизнью своих близких. Республика - пустой призрак, если контрреволюция со дня на день произвольно меняет цены на продукты, недоступные для трех четвертей граждан...
То, что буржуа Дантону казалось концом, для санкюлота Ру было лишь началом, отправным пунктом для решительных действий. И в одной из своих речей вождь "бешеных" не постеснялся прямо указать на Жоржа и его друзей, утопавших в излишествах среди голодного народа.
Если в марте Дантон был готов опереться на "бешеных", то в июле августе они становились его смертельными врагами. Агитация Ру и его товарищей напугала якобинское правительство в целом. Монтаньярам удалось разгромить "бешеных" и бросить в тюрьму их вождей. Но это не решало сложного вопроса, тем более что идеи Ру и Варле тотчас же подхватила левая фракция якобинцев, возглавляемая Эбером и Шометом.
Все это, вместе взятое, подсказало монтаньярам нехитрую мысль: необходимость концентрации власти.
Демократическую конституцию следовало отложить до лучших времен. Только революционная диктатура в столь гибельных условиях могла спасти якобинскую республику.
"Нужна единая воля", - записал Робеспьер в своем блокноте. Еще недавно Неподкупный и его сторонники боялись как огня "призрака диктатуры". Теперь этот призрак обрастал плотью и грозил превратиться в реальность. Как бы торжествовал Марат, если был бы жив! Наконец-то его заветная идея одержала победу!
Но Марата не было больше, и остались лишь два возможных кандидата на реализацию этой идеи: Робеспьер и Дантон.
Дантон видит, что у Робеспьера ряд важных преимуществ. И главное из них состоит в том, что Максимилиан только что, 27 июля, вошел в Комитет общественного спасения, в то время как его, Дантона, бесславно выбросили оттуда.
Но Дантон помнит свое былое влияние и свой прошлогодний "сентябрь". Апатия его покидает. Он смело бросается в битву. Ибо, помимо всего прочего, он ясно чувствует: кто на этот раз потерпит поражение, рискует не только своим престижем, но и чем-то неизмеримо большим.
1 августа его голос в Конвенте звучит почти с такой же силой, что и одиннадцать месяцев назад.
- Великолепно! Станем грозными, будем драться как львы! Почему бы нам не создать временное правительство, которое усилит национальную энергию сопротивления?..
Оратор видит это правительство: им должен стать Комитет общественного спасения. Разумеется, этот орган следует наделить широкими полномочиями и обеспечить денежными средствами. Комитет должен заручиться доверием и поддержкой всех добрых граждан. Цель его деятельности - привести республику к внешним и внутренним победам...
Пока Дантон говорит, Робеспьер нервно ерзает на своем месте.
- Это ловушка! - шепчет Сен-Жюст.
Друзья Робеспьера догадываются, что, делая ставку на Комитет, демагог надеется его снова возглавить.
Дантон, со своей стороны, понимает, о чем могут думать робеспьеристы. Он стремится предупредить их вывод.
- Я объявляю, - грохочет он, - что сам я не стану выполнять никаких функций в Комитете. Я клянусь в этом свободой моей родины!
Такая клятва не может не произвести впечатления. Депутаты на момент даже забывают, с какой легкостью трибун дает слово и отрекается от него. И тут ему оказывают неожиданную помощь события 4 - 5 сентября.
Казалось, Париж снова переживает дни 31 мая - 2 июня. Все улицы пестрят народом. Из Сент-Антуанского предместья движение перебрасывается в секции рабочих кварталов. Строители, каменщики, слесари и плотники идут нога в ногу в одних рядах. Над колоннами плакаты: "Война тиранам!", "Война аристократам!", "Война скупщикам!".
Санкюлоты громко выражают гнев и горечь. Они ниспровергли монархию, они сокрушили жирондистов и добились установления демократического правительства. Так почему же новые власти не разрешают наболевших проблем? Почему не рубят голов скупщикам и спекулянтам? Почему не дают народу хлеба, не увеличивают нищенскую заработную плату рабочих?..
Вечером 4 сентября народ занял ратушу, где было организовано новое повстанческое бюро.
До восстания, правда, дело не дошло. Руководители Коммуны во главе с Шометом сумели овладеть движением. Шомет разъяснил демонстрантам, что сражаться не с кем: ведь правительство народное и призвано защищать интересы народа. Надо только подтолкнуть депутатов Конвента, открыть им глаза, показать магистральное направление революции...
На следующий день в Конвент пришли представители сорока восьми секций, возглавляемые прокурором Коммуны. Шомет прочитал адрес, составленный накануне. Единственные виновники переживаемого голода, утверждал адрес, это богачи и скупщики. Единственный способ борьбы с ними - это беспощадная расправа.
Шомет сурово осуждал правительство за нерешительность и слабость.
- Настал день суда и гнева! - заявлял он. - Пусть сформируется революционная армия, пусть она ходит дозором по департаментам. Пусть за нею следует неподкупный и непоколебимый трибунал - орудие, одним ударом пресекающее заговоры...
Делегаты секций требовали немедленного суда над жирондистами и всеми их сообщниками. Заключение делегатов было решительным и безоговорочным:
- Поставьте террор в порядок дня. Будем на страже революции, предупредим все происки наших врагов.
Смущенно молчит Конвент. Для большей части депутатов столь радикальные требования - малоприятная неожиданность. Не об этом ли самом кричали "бешеные", которых лишь с таким трудом удалось сокрушить? Даже Неподкупный в тревоге. Он очень сдержанно отвечает делегатам секций, а затем покидает зал заседаний.
Зато Дантон доволен. Конечно, для него все это еще более неприемлемо, чем для Робеспьера. Но ведь по форме все эти требования напоминают то, о чем он, Жорж, постоянно твердил в Конвенте! Не следует ли из этого, что снова он, а не кто другой, разжег народный энтузиазм? Не следует ли из этого, что ему народ отдаст пальму первенства и подчинится как главному вожаку?..
Испытывая необыкновенный подъем, Дантон устремляется к трибуне и произносит одну из тех ярких речей, которые живо воскрешают в памяти депутатов сентябрь прошлого года:
- Когда народ предлагает идти против своих врагов, надо смело применять те меры, которых он требует... Расширим по возможности эти меры. Вы только что заявили, что страна еще пребывает в состоянии революции. Отлично. Нужно довести эту революцию до конца. Пусть не пугают вас попытки контрреволюционеров поднять восстание в Париже. Конечно, они стремятся погасить самый яркий очаг свободы. Но огромная масса истинных патриотов, сотни раз устрашавшая своих врагов, еще жива, она каждый миг готова броситься в бой. Умейте управлять ею, и она разрушит все козни врагов!..
