Повытчик, тучный, краснолицый человек, посмотрел на Гвоздева, сдвинул набок парик, осыпанный мукою вместо пудры, и недоуменно почесал себе висок.
- Чего, чего? - сказал он. - Это какое же такое имущество?
Повытчик был в своем деле большой дока, и возвращение в казну спасенного груза не могло бы остаться ему неизвестным. Гвоздев пояснил, когда и при каких обстоятельствах были оставлены на острове Гоольс несколько десятков пушек и другой ценный и важный груз, и добавил, что все это, вероятно, должно было вернуться обратно в магазины Кронштадта лет пять-шесть тому назад
- Чего-то ты, сударь мой, не то говоришь, - покачав головою, сказал повытчик. - О крушении бригантины знаю, о суде над вами знаю, а об имуществе, ей-ей, ничего не знаю. Сие меня немало удивляет... Поведай, сударь, подробнее.
Повытчик чрезвычайно заинтересовался всеми обстоятельствами дела: он быстро смекнул, что если груз, и вправду, позабыт на далеком и уединенном острове, то, разыскав концы и напомнив об этом начальству, можно получить поощрение и выдвинуться по службе.
Ничего не сообщив Гвоздеву о возникших у него соображениях, повытчик сказал, что его просьбу он выполнит и матросов разыщет, а также соберет все сведения о спасенном имуществе и сообщит ему дня через три-четыре.
Когда в назначенное время Гвоздев явился, повытчик встретил его с необычайной приветливостью.
- Ну вот, сударь мой, - сказал он улыбаясь, - вот тебе и назначение! Будешь доволен. Получай под свою команду гукор "Кроншлот" и отправляйся на нем на остров Гоольс за своими матросишками.
- Шутить изволите, Иван Кузьмич, - недоверчиво улыбнулся Гвоздев. Как это так на остров Гоольс?
- А вот так-с! - весело отвечал повытчик и сдвинул парик на затылок, как шапку. - Так вот, голубчик: позабыли твоих матросов вместе с пушками, да и не вспоминали поболе семи лет. Вот и плыви за ними, коли они еще не разбежались и пушек не продали.
- Да как могло это статься, - продолжал удивляться Гвоздев, - чтобы семь человек да имущество на несколько тысяч рублей позабыть?..
- А война? Война была, батюшка, с туркою. Война, то да се... А может, еще какая причина... Только вот тебе истинный крест: все дела перерыл, и нигде никакого упоминания. Получай, сударь, ордер да выставляй мне угощение!
11. СНОВА ОСТРОВ ГООЛЬС
Гукор "Кроншлот", командиром которого назначен был Гвоздев, стоял в Кронштадте. Это было хорошее, довольно большое судно о двух мачтах, с двадцатью двумя шестифунтовыми пушками.
Как только формальности приема и сдачи гукора были окончены, Гвоздев приготовил его к выходу в море. Перед тем на судне побывала панна Марыся, которую Гвоздев познакомил с двумя своими помощниками, унтер-лейтенантами Бахметьевым и Петровым.
На мачте управления порта поднялся сигнал на выход, и, поставив паруса, "Кроншлот" покинул гавань.
Гвоздев рассчитал плавание так, чтобы прибыть на остров Гоольс примерно к утреннему подъему флага. Погода благоприятствовала этому его намерению и действительно в десятом часу утра, обогнув мыс Люзе, бросавший сумрачно-зеленую тень на бледно-голубые воды, "Кроншлот" бросил якорь приблизительно в том месте, где семь лет тому назад Капитон Иванов с кормы погибающей бригантины обрушил в волны стоп-анкер. Солнце начало пригревать. Голубое море и белый песок зыбко струились в легком мареве. Расплывчато зеленели над белою подковой пляжа поросшие дроком дюны.
Весь экипаж гукора был на палубе. Гвоздев приказал спускать шлюпку, а сам с бьющимся сердцем оглядывал в подзорную трубу окрестности. Вон аккуратно сложенные деревянные обломки судна. Вон в тени искореженных ветром сосен четыре креста и на них венки... Гвоздеву показалось, что они из свежей весенней хвои и полевых цветов. "Значит, тут... Значит, живы мои ребята, раз украшены заново могилы и крестов под соснами не прибавилось..."
Боцман доложил, что шлюпки готовы, и Гвоздев торопливо спустился в свою капитанскую восьмерку52. Унтер-лейтенант Бахметьев сел за руль второй шлюпки.
Гвоздев с нетерпением оглядывал разворачивающуюся перед ним картину. Небольшая долина между внутренним склоном мыса Люзе и дюнами была обработана - частью вспахана, частью разбита на гряды, и кое-где уже зеленели всходы.
- Молодцы! - похвалил Гвоздев. - Не сидели сложа руки... Вишь ты, десятин пять обработали! Когда я отсюда уезжал, здесь только трава росла по пояс... Да где же сами наши земледельцы?
- Небось дрыхнут, сударь, - насмешливо сказал загребной. - Чего им? Начальства при них нету.
Гвоздев промолчал. В следующее мгновение ему открылся вид на "редут". Вал был покрыт зеленым дерном. Русский флаг развевался на сигнальной мачте, мосток через ров был поднят, и за плетеными турами бруствера виднелись пушки.
- Смотри ты, какую фортецию соорудили! - восхищенно сказал Гвоздев, а гребцы от удивления сбились с такта. - Нажимай веселей, ребята! нетерпеливо добавил лейтенант и с тревожным недоумением приставил к глазу зрительную трубу.
- Да куда же девались люди? - пробормотал он.
В трубу Гвоздев заметил, что за бруствером кто-то, несомненно, есть, он мог различить то шапку, то руку с фитилем. Судя по всему, люди притаились за бруствером у заряженных пушек.
Высадившись на берег, Гвоздев, Бахметев и человек пятнадцать матросов направились вверх по зеленому склону к "редуту".
Звонкий собачий лай приветствовал их приближение. По зеленому валу, перепрыгивая через амбразуры, носилась небольшая черная собачонка, яростно лаявшая на приближающихся людей. Но за бруствером по-прежнему не было никакого движения. Гвоздеву стало не по себе.
"Черт его знает, что там такое? - подумал он. - Вот как шарахнут по нас картечью - и царствие нам небесное..."
Но тут в амбразуре, над дулом пушки, появился человек и прокричал в рупор:
- Стань все на месте, а то картечью! Что за люди и зачем к нам идете?
Гвоздев узнал Ермакова, но на всякий случай приказал своим остановиться.
- Иваныч, здравствуй! - крикнул он. - Хорошо же ты встречаешь своего командира, нечего сказать!
Ермаков некоторое время молчал оторопело.
- Батюшка, Аникита Тимофеевич! Вы ли это, сударь? - закричал он, бросая рупор в сторону.
- Я, как видишь, - отвечал Гвоздев. - Может, ради старого знакомства не станешь в меня палить?
Все семь моряков показались над бруствером и на разные лады приветствовали Гвоздева. Ермаков провалился за вал, мостик опустился, бывший рулевой перебежал ров и кинулся навстречу Гвоздеву. Однако мостик тотчас поднялся, и все шесть остальных матросов не покинули своих боевых постов: видимо, Ермакова не оставляла подозрительность. Черная собачка, бегавшая до того по брустверу, не отставала от Ермакова, следуя за ним по пятам.
Гвоздев и все остальные бегом бросились навстречу Ермакову. Ему не удалось рапортовать Гвоздеву, как князю несколько лет назад. Матросы обступили его со всех сторон, а лейтенант крепко обнял Ермакова.
- Сударь... сударь... - проговорил до слез растроганный бывший рулевой и наклонился, стараясь поймать и поцеловать руку своего командира.
Черная собачка, видимо опасаясь за Ермакова, негодующе лаяла на Гвоздева и его спутников.
- Что же вы, идолы, чертовы дети, по своим хотели стрелять? - сердито спросил у Ермакова загребной. - С жиру, что ли, побесились? Вот всыплет вам сегодня наш боцман горячих на баке, сразу мозги станут на свое место.
- Ну, по разговору окончательно видать: свои, - улыбаясь, сказал Ермаков, по лицу которого все еще текли слезы.
- Да уж, само собой, не турки, - не унимался загребной. - Пошла ты прочь, клятая! -крикнул он на черную собачонку, норовившую куснуть его за ноги.
- Помолчи-ка, братец! - строго сказал ему Гвоздев. - А все же, Иваныч, в честь чего хотел ты нас угостить картечью?
- Ох, сударь, - отвечал Ермаков, - мы уж раз своим рассейским доверились, да обожглись... И второй раз нас хотели врасплох ночью взять, той же осенью. Вот, сударь, - он показал Гвоздеву изувеченную кисть правой руки со скрюченными пальцами и добавил: - Я-то легко отделался, а Петрову глаз пулей напрочь выворотили. Не знаю, как жив остался. Ежели бы не Жучка, - кивнул он на собаку, - всем бы нам не быть живыми. И ты на нее, почтенный, не махай, - строго сказал загребному Ермаков. - Она, брат, свое дело сполняет.
- Ну-ну, - удивился Гвоздев, - видно, вы тут, ребята, не как у родной мамки жили. Занятные у вас дела...
Окончательно убедившись, что на этот раз его окружают действительно свои и никакой измены нет, Ермаков крикнул на "редут", чтобы опустили мостик. Через минуту "островитяне" и вновь прибывшие моряки обнимались, хлопали друг друга по спинам и угощались табачком из дружелюбно раскрытых кисетов. Даже сердитый загребной сменил гнев на милость.
Как только миновал первый восторг встречи с земляками, "островитяне" столпились около своего бывшего мичмана. Один лишь Петров держался в сторонке, стыдясь показаться с повязкою, прикрывающей выбитый глаз.
