«Конечно, Садовский мог эту историю встречи со Сталиным просто выдумать, потому как вообще был склонен к мистификациям. Он не без успеха подделывал стихотворения Блока и публиковал мнимые письма Есенина, Некрасова и даже убийцы генерала Мезенцева Степняка-Кравчинского. Это был один из немногих источников его заработка: ведь после 1928 года оригинальные тексты Садовского почти не появлялись в печати. Подделки оказались столь удачны, что и десятилетия спустя после смерти Бориса Александровича публиковались как подлинные тексты тех, кого он имитировал. Только вот дочь Сталина Светлана Аллилуева утверждала, будто ее отец на могилу матери никогда не ездил (проверить это утверждение невозможно)…» [11]
Здесь нужно возразить этому автору – оказывается, возможно! Достаточно обратиться к воспоминаниям охранника вождя А. Рыбина, выпустившего в свет свои воспоминания о службе в Кремле. Книга называется «Рядом со Сталиным. Записки телохранителя». В ней бывший чекист пишет:
«…Но Надежда была взвинчена до предела и дома застрелилась из маленького пистолета. Смерть жены Сталин переживал тяжело. Провожая покойную, он шел за гробом до Новодевичьего кладбища. Потом еще долго по ночам ездил к могиле. Бывало, заходил в беседку и задумчиво курил трубку за трубкой…» (Выделено мной. – В. М.) [12]
Кроме этого, тот же Борис Соколов опровергает сам себя, подтверждая в своей книге «Охота на Сталина, охота на Гитлера» следующее:
«Однако достоверно установлено, что в 1935 году в подвале Садовского была оборудована радиоточка – вполне возможно, по распоряжению Сталина. Если встреча всемогущего вождя и опального поэта произошла на самом деле, то это многое объясняет в судьбе Садовского. Теперь его нельзя было арестовать без санкции самого Сталина. Столь же спасительно Иосиф Виссарионович беседовал (правда, только по телефону) с Михаилом Булгаковым и Борисом Пастернаком, выдав им тем самым своего рода охранную грамоту…» [13]
Следует напомнить, особенно молодым читателям, что в то время любой источник информации – газета, книга, а уж тем более радио – воспринимался компетентными органами как возможное стремление человека к сбору «лишней» для него информации и возможной подготовке чего-то, направленного против советской власти. Так что появление в келье Садовского, больше похожей на трущобы, радио, конечно, было делом рук тех же самых компетентных органов, которые и боролись против всяких монархистов. Тем более что по этому же проводному устройству можно было получить и обратную связь, слушая обо всем, что происходило в келье поэта, будущего «руководителя» монархической организации «Престол», с помощью простого «жучка». Установка радиоточки с большой степенью вероятности позволяет предположить, что такая встреча могла быть реальной.
Вот так, возможно, и раскрывается разгадка, почему этого полуподпольного «борца за царя и Отечество» не тронули ни в 1937 году, ни позже. Он просто стал необходим НКВД, чтобы в нужный момент в нужном месте использовать его возможности для выполнения особых задач, в том числе и контрразведки.
Естественно, получив от Берии на утверждение «План основных мероприятий по операции “Монастырь”» [14] и убедившись, что руководителем «монархической» организации «Престол» является тот самый отшельник Новодевичьего монастыря, которому он когда-то помог улучшить жизнь, Сталин успокоился, так как понял, что чекисты правильно выбрали кандидатуру на роль подставного предводителя советской оппозиции. А сам поэт, даже несмотря на то что был привязан к инвалидной коляске, уже мог активнее действовать в этой роли, совершенно не зная основных целей мероприятия, в котором он принимал участие. Это было понятно: его окружали молодые люди, которые имели здоровые головы, руки, ноги и при необходимости могли выполнить любое поручение «предводителя монархистов».
Умер Борис Александрович ровно за год до смерти Сталина, 5 марта 1952 года, все в той же монастырской келье. Похоронили его на том самом кладбище, которое он за долгие годы вдоль и поперек исколесил на своей инвалидной коляске. Однако он остался верен себе и оставил, подражая А. С. Пушкину, свой стихотворный «Памятник»:
ПАМЯТНИК
Мой скромный памятник не мрамор бельведерский,
Не бронза вечная, не медные столпы:
Надменный юноша глядит с улыбкой дерзкой
На ликование толпы.
Пусть весь я не умру, зато никто на свете
Не остановится пред статуей моей
И поздних варваров гражданственные дети
Не отнесут ее в музей.
Слух скаредный о ней носился недалеко
И замер жалобно в тот самый день, когда
Кровавый враг обрушился жестоко
На наши села и стада.
И долго буду я для многих ненавистен
Тем, что растерзанных знамен не опускал,
Что в век бесчисленных и лживых полуистин
Единой Истины искал.
Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый,
Или на городской бушующей тропе,
Не скроет идол мой улыбки ядовитой
И не поклонится толпе. [15]
Конечно, никаких, даже самых элементарных, азов разведывательной работы руководитель «Престола» не знал. Любителю мистификаций и «Новодевичьему затворнику» пришлось их безропотно принимать от чекистов и на какое-то время руководствоваться ими, чем, несомненно, он был явно польщен и доволен.
Вскоре пришло время вступить в игру и советским контрразведчикам. Через своих людей в «Престоле» они представили Садовскому «Гейне» (Демьянова). Они быстро сблизились, и Садовской настойчиво рекомендовал новому знакомцу и члену монархической организации любыми путями пробраться к немцам и предложить им услуги «Престола». В нужное время Александр Демьянов и его жена (агент «Борисова») еще раз посетили церковь Новодевичьего монастыря под предлогом получения благословения перед отправкой Александра за линию фронта. Каждый из подобных контактов организовывал полковник Маклярский, лично руководивший спец-агентом Демьяновым.
В действительности же полноценной монархической организации «Престол» как таковой не было. Она существовала только как часть большой игры, в которую должны были поверить абверовцы. Но, конечно, при этом немцы могли сами, как говорится, без согласования с НКВД, неожиданно проверить «монархистов», чтобы увидеть их, как говорят, «вживую».
Для выполнения такого задания они могли осторожно подослать своих агентов-осведомителей на территорию монастыря. А те, конечно, постарались бы разыскать и посмотреть на старца Садовского, на монастырскую «братию» и обстановку вокруг них. А посему главное в «Престоле» было уже талантливо сделано советскими чекистами. Организация стала существовать как бы наяву, а люди, участвующие в ней, действительно подходили под определение «друзей Германии».
А дальше все должно было идти по плану операции «Монастырь» и той радиоигры, строгий контроль за которой осуществлял Верховный. И только он мог точно знать, что потребуется в дальнейшем от курьера «монархической» организации «Престол» с кодовым именем от НКВД «Гейне». К этим секретам он никого не допускал.
Исполнители этого замысла – Берия, Судоплатов, Демьянов и другие, кроме самого «предводителя монархистов», были из контрразведки. Среди гражданских лиц в операции «Монастырь» участвовали: член-корреспондент Академии наук А. А. Сидоров (он же – «Старик»), его жена – Вера Сергеевна Сидорова (она же – «Мир»), журналист, профессор литературы и бывший агент царской охранки с псевдонимом «Шорох», видный театральный деятель «Семенов», жена немецкого барона, расстрелянного в 1918 году, по совместительству агент «Евгеньева», бывший подполковник царской армии «Мефодий» и некоторые другие лица. [16]
Все они, конечно, люди разные. Но они постоянно были нацелены на успешное выполнение важнейших заданий по операции «Монастырь» под руководством 4-го управления НКВД. Например, в биографии Алексея Алексеевича Сидорова отмечалось следующее:
ФАКТЫ ИЗ БИОГРАФИИ
«Агент А. А. Сидоров родился 13 июля 1891 года в селе Николаевка Путивльского уезда Курской губернии. Окончил Московский университет в 1913 году и продолжил специальное образование в Италии, Австрии и Германии. Заведовал гравюрным кабинетом Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина с 1927 по 1936 год. Преподавал в университете и художественных вузах Москвы. Создал учебный курс “История оформления русской книги”. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 сентября 1943 года за активное участие в операции “Монастырь” награжден орденом “Знак Почета”. Автор ряда научных изданий и монографий о крупнейших мастерах графики и книги. В 1946 году избран членом-корреспондентом Академии наук СССР (по Отделению истории и философии (история искусств)). В 1947 году ему было присвоено звание “Заслуженный деятель искусств СССР”. Умер 30 июня 1978 года». [17]
