В 1377 году князь Ольгерд умер, а через три года, 8 сентября 1380 года, на поле Куликовом произошла знаменитая битва. В ней плечом к плечу бились князья и воеводы Москвы и Великого княжества Литовского против армии из «татар» и генуэзцев, и в которой тоже предполагалось участие литвинов.
Вспомним еще раз князя Ольгерда. Его похоронили по православному обряду, а вот имя его православное неведомо, – так он и вошел в историю под именем языческим. А его противоречивое завещание привело к смуте, поскольку свою часть Великого княжества (Виленскую) он завещал не старшему сыну от первой жены, Андрею Ольгердовичу Полоцкому, а Ягайле, сыну от второй, тверской жены.
По традиционной историографии, одновременно начинается смута в татаро-монгольской Орде. Причина – разногласия хана Тохтамыша с его же темником Мамаем. Противостояние приводит к Куликовской битве, где московский князь Дмитрий объективно оказывается на стороне Тохтамыша против Мамая, а упомянутый Мамай приглашает на свою сторону генуэзскую пехоту. Но ведь это еще не все! На стороне Мамая мы также обнаруживаем любимого Ольгердова сына, Великого литовского князя Ягайлу, а на противоположной, московской стороне – обиженных тем же Ольгердом, обойденных наследством его старших братьев, князей Андрея и Дмитрия!
Мамай был темником, то есть одним из полководцев Золотой Орды, но на территории Руси он выступал фактическим руководителем этой организации, хотя его легитимность и не была ничем подтверждена. Он был как бы сам по себе: и не «татарин», и не «монгол». Судя по контексту событий, он на неизвестных условиях пошел в наемники к генуэзцам, чтобы перекрыть в их интересах Дон, единственно по которому осуществлялась тогда международная торговля Москвы: Днепр был для нее закрыт Литвой, Волга – «монголом» Тимуром.
Если бы авантюра Мамая удалась, генуэзцы становились монополистами на северном отроге Великого шелкового пути, а Мамай получал их безусловную и мощную поддержку, увеличив свое политическое господство по сравнению, например, с Тохтамышем. Можно было бы ожидать увеличения потока товаров, но и прибыль стал бы сгребать Мамай, а не «татарин» Тохтамыш, что повысило бы экономическое могущество Мамая.
Нам представляется очень важной история о десяти сурожских (крымских) купцах, которые пошли в поход с князем Дмитрием. Зачем их взяли? Как это ни парадоксально, подобные «нелепые» сообщения крайне важны. Если бы их придумали, то постарались бы как-то объяснить. А те моменты, которые просто «выпирают» из текста и никак не обоснованы, и представляют наибольший интерес. Так в чем же здесь дело? Дело в том, что если купцы финансируют войну, то, значит, они видят в ней выгоду для себя. И посылают с войском своих наблюдателей. И это подтверждает, что сражение произошло из-за препятствий, чинимых Мамаем торговле Москвы с Крымом.
Ведь если Волга была перекрыта Ордой, а Днепр контролирует Ягайло, а теперь еще мамаевские военные эскапады перекрыли Дон, то как же князю Московскому получать с торговли налог? Чтобы его получать, ему благополучие купцов защищать надо. Наверное, всю историю следует переосмыслить с точки зрения развития торговли. Со стороны Мамая спонсорами выступали генуэзские купцы, со стороны Москвы – сурожские.
А зачем понадобилась Мамаю генуэзская пехота, ведь тактика татар была совсем другая: они ходили «изгоном» на чужие территории. Быстро пришли, разгромили зазевавшихся, нахватали имущества и пленников и скорее назад. Так они поступали и до, и после Куликовской битвы, сообщают нам историки. Использование ими пехоты – уникальный случай. Через два года Тохтамыш обошелся без нее.
В случае же «торговой» причины столкновения можно объяснить это тем, что не Мамай нанимал себе воинов, а сам был нанят генуэзцами как раз для перекрытия торговых путей и ликвидации, таким образом, конкурента в лице русских купцов-сурожан. А если Генуя финансировала операцию, то, естественно, дала Мамаю и своих пехотинцев, и своих стратегов, считая, что без них он проиграет. В конечном итоге генуэзцы Мамая и убили: не оправдал доверия, зря денежки потратил.
Ягайло, враг немецких крестоносцев, отнюдь не был врагом всем прочим странам Европы. Оказаться на стороне Генуи, в случае победы Мамая, ему было бы выгодно. А оказаться на ее стороне в случае поражения – невыгодно. И мы не видим его на поле боя, а видим болтающимся невдалеке от него и убегающим при известии, что Мамай проиграл. А вот какого счастья искали в этой битве его старшие братья, Андрей и Дмитрий Ольгердовичи?…
Также следует отметить, что расстановка героев русско-генуэзско-литовско-татарской драмы на поле боя очень удивительная.
Если мы задумаемся над сообщениями историков, то обнаружим, что строил войска на поле отнюдь не князь Московский, Дмитрий-будущий-Донской, а, по его поручению, воевода Дмитрий Боброк-Волынский. Передним, Сторожевым полком командовали Симеон Оболенский и Иван Тарусский, стоявшим сзади него Большим полком – боярин Тимофей Вельяминов, засадным – который называют также «основным резервом», – князь Владимир Андреевич и тот же Боброк-Волынский, полком левой руки – князья Василий Ярославский и Федор Моложский.
А чем занимался в ходе подготовки, да и на поле во время битвы сам князь Московский, Дмитрий Иванович? Он ведь получил прозвище Донского за победу руководимых им войск на этом поле, у реки Дон! Но вот, оказывается, он не командует ни одним полком и совсем не руководит боем. Полюбовавшись, стоя «в партере» (в Сторожевом полку), на единоборство русского инока Пересвета и татарского богатыря Темир-Мурзы, он… переодевается простым пехотинцем, чтобы «сражаться в первых рядах вместе со всеми»! Так пишут историки на основе, понятное дело, литературного произведения. То ли он в кустиках переодевался, то ли ему кабинку специальную принесли, – сказать трудно. Мысль в бою выдавать за князя другого, в общем, здравая, но вряд ли он затеял меняться с кем-то княжескими штанами на глазах всей честной компании.
Итак, нас уверяют, что Мамай, как оно и положено военачальнику, руководил своими войсками с Красного холма, где была его ставка, – и проиграл, а князь Дмитрий ставки не имел, боем не руководил, а топтался «вместе со всеми» прямо посередине поля боя, – и выиграл.
Теперь вспомним «русских литовцев» и сразу скажем, что дружина под командованием литовского князя Дмитрия (Корибута) Ольгердовича стояла в так называемом «частном резерве» за левым флангом Большого полка. Это довольно странно: наемников и союзников-чужестранцев всегда ставят или перед собой, или сбоку, но никак не сзади. Зачем же князь Московский добровольно поставил за собой заградительный отряд из литвинов? А может, все было наоборот: литвины здесь были не наемниками, а друзьями? А может, князья были и в родственных отношениях? Если так, то неудивительно, что на схеме расположения войск «частный резерв» князя Дмитрия расположен зеркально ставке Мамая. А его брат, князь Андрей Ольгердович (Полоцкий) руководил полком правой руки, состоявшим из полочан.
К сожалению, точно не известен весь комплект имен этих князей; Дмитрий и Андрей – это христианские имена, а имя их отца Ольгерда – языческое. Также, с другой стороны, имена Мамая и Тохтамыша языческие, они могли принадлежать людям, имевшим и православные, и католические имена. Этот период Средневековья для историков очень проблематичен из-за сложностей с идентификацией личностей. Кое-что известно: например, Скиргайло был еще и Иваном, Свидригайло – Львом и Болеславом. Единокровный брат князей Дмитрия и Андрея, Яков, имел еще языческое имя Ягайло и католическое Владислав. Двоюродный их брат, Юрий, был «по совместительству» язычником Витовтом и католиком Александром. Причем в католичество он крестился как минимум трижды.
Куликовская битва (1380 год). Из книги «100 великих битв». М.: Вече, 1999
Любимый сын Ольгерда – Ягайло, он же Яков (под этим именем он княжил в Витебске), а позже Владислав, согласно традиционной версии, спешил на помощь Мамаю, но не успел, и встал в двадцати километрах от поля битвы. Существуют разные толкования, почему он не участвовал в бою: начиная от банального опоздания, заканчивая величием дружбы славянских народов, благодаря которой белорусы не стали оказывать помощь татарам.
Поиски «литовского следа» в истории Московии могут породить немало версий! Здесь мы коротко излагаем версию Игоря Литвина; она интересная, хоть и спорная. Литвин указывает на несколько странных совпадений.
За восемнадцать лет до Куликовской битвы, в 1362 году Ольгерд в битве на Синих Водах разгромил три татарские орды, которыми командовали «отчичи и дедичи Подольской земли», султаны Кутлубук, Качибей и… Дмитрий. Через год, в 1363 году «другой» Дмитрий получил власть в Москве. Но другой ли это был Дмитрий, – спрашивает Игорь Литвин. И ведь известны странные походы Ольгерда в 1368–1372 на Москву, без кровопролития и с неизменным выражением любви; также известно, что он обошел старших детей, среди которых был и Дмитрий, в своем завещании в пользу Ягайлы. Войны между родичами за власть – отнюдь не редкость!
