Но съехавшиеся азнауры чувствовали, что не только для узких сословных дел собрал их Георгий Саакадзе, погруженный в большие заботы о царстве.
И вот настал день... Солнце роняло уже отвесные лучи на башню. Напрасно Русудан повелела застольным слугам повторить призыв к еде ударом дапи. Азнауры затаив дыхание продолжали слушать своего полководца.
В своей речи Саакадзе напомнил о неслыханном поражении, нанесенном опытным войскам шаха Аббаса, об изумлении Турции, воспринявшей подвиг картлийцев как чудо. Он указал, что мстительный шах готовится к еще более беспощадной войне с Кахети и Картли. Но государственные мужи должны предвидеть все ходы врага.
- Мы всегда были малочисленнее наших врагов и потому не могли действовать натиском всего войска. Используя гористую и пересеченную оврагами местность, реки и леса, ущелья и долины, мы старались заманить врага туда, где он не мог развернуть свои силы. Мы победили в Сурами, победили в Марткоби. Но теперь враг знает наши слабости и не поддастся на наши уловки. Нам не удастся только народным ополчением и разрозненными царскими и княжескими дружинами отразить вторжение вражеского войска, сильного знанием боевого дела. Мы обязаны перед родиной создать постоянное огнебойное войско, подчиненное единой воле, и установить его численность в шестьдесят тысяч...
Зашумели азнауры. Изумленные возгласы перемежались с недоуменными вопросами, недоверчивыми предположениями.
- Как мыслишь, Георгий, объединить ветер, огонь и воду, - кричал Зумбулидзе, азнаур мцхетского епископа, - если даже азнаурское сословие с мучением объединяем?
- Кто из князей рискнет передать личные дружины под царское знамя? растерянно разводил руками Микеладзе, азнаур князя Липарита.
- А как думаешь, Георгий, составить одно войско из разных царств? безнадежно вздохнул кахетинец Гараканидзе.
- Из разных царств невозможно, но из единого грузинского народа непременно создадим!
Азнаурам почудилось, что шестьдесят тысяч кольчуг свалились им на головы. Выпученные глаза пронырливого Шатберашвили рассмешили Гиви, он фыркнул. Дато отдавил ему ногу и громко сказал:
- Застольные слуги устали приглашать почетных гостей.
Да и Саакадзе понял: надо дать время азнаурам усвоить услышанное.
Пожалуй, это был единственный обед в жизни Квливидзе, проведенный им в глубоком молчании. Тщетно "барсы" пытались расшевелить умолкших, казалось, на всю жизнь азнауров.
Ночью в удобных покоях замка они не спали. Облокотясь на мутаки, перешептывались: осуществим ли задуманный Георгием Саакадзе переворот?
Но на утренней беседе Моурави поразил азнауров еще сильнее. Он обратился к кахетинцам с внушительным словом. Напомнив, что начальный удар шаха Аббаса падет на опустошенную Кахети и для страны будет смертельным, он властно указал: спасение в одном - сами кахетинские азнауры должны настоять на сборе кахетинских дружин, которые вольются в общее постоянное войско, подвластное ему, Георгию Саакадзе. Необдуманных слов он, Саакадзе, не бросает и сумеет отразить мстительного "льва Ирана" на дальних рубежах.
И снова в речи Моурави, прозвучала та сила, которая покорила самых непокорных. Он говорил о том, что Кахети первая, еще в прошлом веке, шагнула вперед, использовав Гилян-Шемахинский путь для развития торговли. Не только тавады, но и сами цари бойко торговали на караванных путях вином, шелком, коврами, тканями, конями, овцами, красящими растениями. Оживленно застучали молотки амкаров. Выросшие города - Загеми, Греми, Базари - разукрасились величавыми зданиями. Возросшее благосостояние помогло Кахети избежать позора торговли рабами. Там грузин не продавал грузина, как товар, исконным врагам - османам, как это посейчас делают в Имерети, Самегрело, Гурии. Укрепление царской власти помогло кахетинским Багратидам обуздать тавадов, опираясь на мелкопоместных князей и азнауров; помогло провести новые военные установления. Еще с XI века Эристави, некогда назначенные царем управлять семью эриставствами, на которые была разделена Кахети, стали потихоньку прибирать к рукам доверенные им земли. А к XVI веку эти умные тавады, под видом блюстителей интересов царства, присвоили эти земли и почувствовали себя богоравными. Но кахетинские цари уже успели сковать сильное государство и сумели заменить Эристави множеством управителей, ограничив их деятельность торговыми и хозяйственными делами, а военные дела подчинить четырем воеводствам.
- Но, Георгий, каждый садрошо возглавлялся там епископом, которому вручалось воинское знамя в знак предводительства.
- Ты забыл, Сулханишвили, что наши епископы тогда служили царству и духом, и золотом, и мечом, и крестом. Духовные отцы не уподоблялись светским владетелям и не думали только об обогащении своих монастырей.
- И сейчас, Георгий, полезно разделить твои шестьдесят тысяч на четыре садрошо и поставить во главе их картлийских епископов...
- Неправильно думаешь, азнаур Зумбулидзе, - насторожился, как на охоте, Сулханишвили. - Если Моурави намерен привлечь и Кахети, то надо все по-братски делить: двух епископов от вас, двух - от нас.
- Вы рассуждаете мудро, но только не время сейчас полагаться на духовных. Кесарево - кесарю, божье - богу! - И Саакадзе многозначительно перевернул песочные часы.
- Давид Строитель, объединяя Грузию, привлек духовенство, - не унимался Зумбулидзе.
- Но какое духовенство? Конечно, не то, которое действовало заодно с родовыми тавадами. Царь поступал твердо, он собрал Руис-Урбнисский собор и разобщил владетелей и духовных отцов... Руками церкви усмирил церковь. Отныне назначенные по личным достоинствам владыки преданно проводили политику царя, укрепляя царство, ибо, как говорил Давид, пока Грузия внутренне не окрепнет, бессмысленно думать об отражении чужеземного врага. Вам, азнауры, предстоит главенствовать над постоянным, войском. Вам, и никому больше!
Азнауры переглянулись, им показалось, что они сразу возвысились и под ногами у них затвердела земля.
Когда улегся общий шум, Микеладзе воскликнул:
- Эх, Георгий, если бы я мог вырваться от своего князя и стать царским азнауром, клянусь тринадцатью сирийскими отцами, посвятил бы себя служению нашему общему делу!
- Что ж, можно тебе помочь, - медленно произнес Саакадзе.
- Помочь? Чем?
- Землю отрежем у реки Ксани. Хозяйство, какое оставишь, по закону, у князя, получишь от царя, должность займешь в Метехском замке - начальником охраны четвертой башни. А с твоим патрони, князем Липаритом, я сам поговорю.
Глубокое впечатление произвел этот разговор на церковных и княжеских азнауров.
- Начальником четвертой башни? Очень хорошо! А Газнели не пронюхает, что у него над головой не наследственный князь, а безродный азнаур на башне торчит? Если пятая башня освободится от князя, моего Нодара не забудь.
- Напрасно смеешься, друг Квливидзе! У кого будет войско, у того будет и власть.
Трудно сказать, что пережили азнауры в эти дни необычайных решений. Все окружающее казалось им преображенным, - даже в щебете птиц им слышались восхищенные возгласы. Даже трава не гнулась под цаги, даже небо улыбалось розовыми лучами. И сами себе они представлялись великанами гор и ущелий. В непринужденных беседах, в дружеском кругу за искристым вином порешили собираться дважды в год, в Носте: весной - на фомину неделю и осенью - в праздник маджари. Третий ежегодный съезд - в Тбилиси. Порешили всем сословием поддерживать Моурави.
- Собираться будем в рождественский месяц с семьями, - заявил Саакадзе, - пусть женщины тоже повеселятся, молодежь побушует, фамилии сблизятся теснее. И, главное, введем в обычай совместно праздновать всем азнаурам первый день нового года.
Восторг охватил азнауров: покичиться в Тбилиси красотой дочерей, доблестью сыновей, переженить их, - пусть множится азнаурское сословие! С жаром принялись обсуждать, где кому поселиться, у каких купцов снять не месяц жилища. Дато пригласил к себе два семейства, Ростом - Асламаза и Гуния. Жившие вместе Димитрий к Даутбек заручились согласием трех азнауров. Саакадзе предложил свой замок Квливидзе с семьей.
Азнауры так увлеклись разговором о предстоящих утехах, что позабыли о той тяжелой повинности, какую наложил на них их предводитель.
С теплым чувством Саакадзе смотрел на седеющих и молодых азнауров. Можно многое требовать, но надо вовремя ободрить радостью.
Прогуливаясь по верхнему саду, за часовенкой, Саакадзе поздравил Асламаза и Гуния: для них ему удалось подобрать триста белых и триста черных коней. Пусть готовят всадников, шесть сотен вновь будут названы тваладской конницей. Избегая шумной благодарности, он подошел к Квливидзе и обрадовал его подарком - двумя соколами-охотниками, за которыми он специально посылал в Самегрело.
На трехдневный пир по случаю возобновления союза азнауров были приглашены Зураб Эристави, отец Трифилий и Анта Девдрис. Саакадзе умышленно просил прибить тушина с сыновьями, желая вовлечь в военный союз Гомецарское общество.
