Выбив дверь ударом сапога, входим. Крестьяне трепещут.
– Деньги.
– Нет у нас денег. Откуда…
– А, по добру не хотите дать? Нужно тебя заставить?
Трясущимися руками крестьянин отдает деньги. Опрокидываем сундук, его содержимое рассыпается по полу. Роемся в барахле.
– Ты тоже должен взять.
Я колебался. Мне было противно. Но все же взял красный красивый шелковый платок. Вышита была роза. С одной стороны красная, с другой она же, но черная. Запомнился.
Мне противно описывать эти возмутительные сцены. Подумать только, что вся Россия годами подвергалась грабежам!
Но то, что творилось у меня в душе, было крайне любопытно. С одной стороны, я был глубоко возмущен и сдерживался, чтобы не вступиться за несчастных. Но появилось и другое, скверное чувство, и оно постепенно усиливалось. Опьянение неограниченной властью. Эти бледные испуганные люди были в полной нашей власти. Можно делать с ними что вам хочется. Эта власть опьяняет сильней алкоголя. Если я пойду с ними еще раз, я сам сделаюсь бандитом, подумал я без всякого неудовольствия.
На следующий день брат зашел в хату, чтобы взять что-то из нашего маленького общего чемоданчика. Сверху лежал платок.
– Это что такое?
Я сильно покраснел.
– Понимаю… И тебе не стыдно?
Мне было очень стыдно, но я все же сказал:
– Все же это делают.
– Пусть другие делают, что им нравится, но не ты… Нет, не ты…
Он был уничтожен. Стоял не двигаясь и молча. Очень тихо:
– Ты вор?.. Грабитель? Нет, Сережа, прошу тебя, не надо… не надо…
– Я больше не буду, – сказал я тоже шепотом.
Вечером офицеры спросили меня:
– Ну как, пойдешь с нами?
Я ответил отрицательно. Они назвали меня мокрой курицей.
Я промолчал.
Грабеж в деревнях, спекуляция в городах причиняли нам немалый вред…» [85]
Но следует отметить, что подобное поведение людей не является исключительным отличием России. Это общая норма поведения в экстремальных условиях разрушения прежних устоев общества и хаоса. Это подтверждается, кстати, и словами непосредственного участника событий: «Мне пришлось наблюдать массовые грабежи в России, Европе и в Африке. При появлении безнаказанности громадное большинство людей превращается в преступников. Очень редки люди, остающиеся честными, даже если на углу нет больше полицейского. Уберите жандарма – и все окажутся дикарями. И это в культурных городах Европы, тем более в армии. То же население, страдавшее от грабежа, само грабило с упоением» [86] . Стремление к «самообеспечению» было ощутимо не только в рядах белых войск, оно проявлялось даже при проведении разведывательных операций.
Василий Шульгин, известный правый политический деятель того периода, описал любопытный эпизод получения им денег на территории, занятой красными, переданными из белого Севастополя: «Это был человек маленького роста, неопределенных лет, от 25 до 40… Совершенно бритый, голова и лицо. Характерно было следующее: он производил впечатление мертвой головы с этими глубоко втянутыми щеками и задавшими глазами.
– Вы – “Веди”?.. Я прислан от “Слова” к “Веди”…
– Да, я – “Веди”… Садитесь, пожалуйста…
По классическому обычаю всех Шерлоков Холмсов я опустился в кресло спиной к свету, чтобы мое лицо было в тени.
To есть я это сделал потому, что мои глаза не выносят света, но он-то, вероятно, подумал, что я это делаю из предосторожности. Он сидел около стола, маленький, незначительный, одетый в темно-синий люстриновый костюм. Такие стали почему-то входить в моду среди советского чиновничества (очевидно, прислали какую-то партию). Это мне не понравилось. Но ведь разве он не мог переодеться здесь?.. Он начал:
– Я очень боюсь… как бы меня не выследили… Правда, я переоделся совершенно…
Вот и ответ…
– У вас есть ко мне письмо?..
– Нет, письма не успели написать. Меня спешно вызвали к капитану Александросу, то есть к моему начальнику…
– Где?..
– В Севастополе… Я служу в военной разведке… Вдруг меня зовут и приказывают спешно ехать в Одессу, найти вас… Ведь вы господин Шульгин?
– Да, я Шульгин.
– Найти вас и передать вам хоть на первое время деньги. Эти деньги лично для вас… Немного… Тут же был и “Слово”… господин Л.
“Слово” вовсе не господин Л… Это на мгновение возобновило мои подозрения… Но с другой стороны, – откуда бы он мог знать, кто такой “Слово”?.. Очень естественно, что “Слово”» не оказалось в Севастополе. Л. вскрыл письмо и поспешил прислать мне прежде всего деньги… Но подозрительно было, почему нет хоть бы маленькой записки, как это у нас было принято… Но с другой стороны, ведь деньги не имеют запаха, а записка… записка всегда может погубить курьера.
– Хотите получить куш?..
Меня это выражение “куш”, под которым он подразумевал присланные деньги, покоробило. Но ведь мало ли какой у них жаргон, в этих разведках!
– Пожалуйста.
Он вынул пачку денег.
– Тут немного… Лично для вас… Сейчас же после меня или я сам или другой курьер привезут вам деньги на “дело”. Вы только напишите, что вы предполагаете делать, ваши планы и размер организации и сколько вам приблизительно нужно… А тут разными деньгами… царскими, советскими… понасобирали…
– Это же, собственно, чьи деньги?..
– Это… право, не знаю… Мне передал Александрос, но я думаю, что эти деньги господина Л… Вы мне расписку можете написать?
– Пожалуйста…
– Еще одно…
По его лицу прошло нечто, что я сразу понял… Он будет просить какое-нибудь вознаграждение.
– Если вы можете, я вам часть этих “царских” дам “советскими”.
Дело было ясно… “Царские” стоили во много раз дороже, чем “советские”. На этом обмене он зарабатывал порядочную сумму…
Я его сразу понял, но решил ему не отказывать – человек сто раз рисковал своей жизнью, чтобы добраться до меня, как ему не дать?
Я дал ему расписку, сообразив, что и после этого вычета останется порядочная сумма по нашим средствам. Деньги перешли в мой карман» [87] .
Курьер передает деньги – и зарабатывает порядочные деньги на разнице курсов «царских» и «советских» рублей. И Шульгин находит это вполне нормальным – «как ему не дать».
Мемуары Шульгина позволяют составить некоторое представление о товарно-денежных отношениях на Юге России на территории, занятой красными, и сравнить ее с тем, что происходило на территории, занятой белыми, куда ему удалось бежать.
Вот как происходил процесс купли-продажи в большевистской Одессе по описанию Василия Шульгина того, как он с группой спутников на шлюпке собрался бежать в белый Крым.
Прежде всего следовало обзавестись плавсредством: «Надо сказать, что эта операция – покупка шлюпки при советском режиме – дело, требующее большой осторожности».
Заплатить пришлось двадцать девять серебряников (двадцать девять серебряных рублей) и царскою пятисотку. «И еще какую-то не то фуфайку, не то кацавейку».
Потом пришлось запастись продовольствием:
«Теперь надо было подумать о провизии. У меня была карта, по которой я видел, что нам идти верст 70. Это можно бы и сделать при тихой погоде за сутки. Но надо было рассчитывать на все, так как мы выходили в открытое море. Я решил пересекать напрямик, благо у меня был компас. Немалых трудов стоило его достать. Я взял провизии на три-четыре дня. Столько же и пресной воды.
Тут кстати упомянуть о ценах, которые стояли в то время. Хлеб – 150 рублей фунт, сахар – 1000 рублей фунт, сало – 1 000 рублей фунт. Удивительно дешевы были дыни: они начинались от 5 руб., а за 50 можно было купить прекрасную дыню» [88] .
Безусловно, человеку, прекрасно помнившему дореволюционные цены, стоимость продуктов в красной Одессе казалась фантастически высокой.
Но, когда Шульгину и его спутникам удалось добраться до врангелевского Крыма, выяснилось, что здесь цены еще выше:
«Как бы там ни было, хотелось бы выпить кофе. Ничего не поделаешь – буржуйская привычка.
– Василий Витальевич!.. Вы!.. С того света!
Объятия, удивления.
– Конечно, у вас нет денег… Я вам дам сейчас… Но, простите, только пустяки… вот сто тысяч…
Я раскрыл глаза:
– Сто тысяч – пустяки?..
Но когда мы зашли выпить кофе, неосторожно съели при этом что-то и заплатили несколько тысяч – я понял…» [89]
Цены во врангелевском Крыму поражали даже после советской Одессы: «Обувь – 90 000 рублей, рубашка – 30 000, брюки холщовые – 40 000… Но ведь если купить самое необходимое, то у меня будет несколько миллионов долгу!.. Я пришел в ужас. Но мне объяснили, что здесь все “миллионеры”… в этом смысле…
– Но как же живут люди? Сколько получают офицеры?
– Теперь получают около шестидесяти тысяч в месяц.
Но на фронте – это совсем другое. Там дешевле. Вообще же, как-то живут.
– И не грабят?
– Нет, не грабят, в общем… Пошла другая мода. Вы думаете как при Деникине… Нет, нет – теперь иначе… Как это сделалось – бог его знает, – но сделалось… Теперь мужика тронуть – боже сохрани. Сейчас следствие и суд… Теперь с мужиком цацкаются.
