Перед Муреной был выбор: либо оставить все как есть и вернуться домой без добычи, к которой он и его легионеры уже привыкли, а также оставить безнаказанным грабеж и разгром римских территорий, либо рискнуть и дать врагу сражение. Опасность поражения была велика, поскольку предстояло форсировать Галис, а противник занимал выгодную позицию, но зато в случае победы все эти риски оправдывались многократно. Ибо помимо трофеев, пленных, а также беспрепятственного рейда по понтийским землям, он получал и кое-что посущественнее – славу победителя Митридата, а это дорогого стоило. Сравняться в подвигах с самим Суллой, что может быть почетнее! И в итоге легат решился.
На что он надеялся? Прежде всего, на воинское мастерство своих легионеров, которые уже не первый год воевали в Азии и были знакомы со всеми вражескими уловками и тактическими приемами. В данный момент под его командованием были не союзные контингенты местных царей и не войска, которые были набраны в Анатолии; под его командованием было два полных римских легиона, которые представляли грозную силу, что и доказали на полях сражений в Элладе и Малой Азии. Именно поэтому легат рассчитывал на победу в предстоящей битве, именно поэтому он и дал приказ переходить Галис вброд. Ну а что же Митридат, как собирался действовать он? Судя по всему, царь решил дать бой от обороны, используя особенности местности и тактические навыки тех воинских контингентов, которыми он в данный момент располагал. В отличие от кампании в Элладе, он лично явился на поле боя и принял командование над войсками, взяв на себя всю ответственность за исход предстоящего сражения, выводы из прошлых ошибок Митридат сделал правильные. Римлян он не боялся и горел желанием сразиться с ними лицом к лицу, смыть с себя позор недавнего поражения Понта в войне, а всему миру доказать, что он, Митридат Евпатор, Новый Дионис – непобедим.
* * *
Царь Понта стоял на боевой колеснице в окружении телохранителей и внимательно наблюдал за тем, как римляне готовятся перейти Галис, по его приказу весь берег занимали легковооружейные бойцы, которые должны были нанести врагу потери во время переправы и ослабить его натиск. Густые шеренги лучников, пращников, метателей копий и дротиков стояли у самой воды и с нетерпением ожидали, когда римляне окажутся в зоне поражения. И как только легионы под звуки боевых труб пошли вперед, на них обрушился целый град метательных снарядов и настоящий ливень из стрел, упали первые убитые и раненые. Легионеры вошли в реку и, подняв над головой большие прямоугольные щиты, двинулись к противоположному берегу, одновременно борясь с течением. Понтийские лучники стреляли залпами, быстро посылая стрелы во врагов, камни и свинцовые ядра стучали по щитам и шлемам легионеров, многие из которых, сраженные меткими бросками и выстрелами, валились в воды Галиса, которые уже окрасились кровью. Видя, что, невзирая на потери, когорты упрямо идут вперед и вскоре выйдут на берег, Митридат двинул против них фалангу «медных щитов», понтийские ветераны промаршировали мимо своего царя и, выйдя на позиции, уверенным, тысячи раз отработанным на тренировках движением, взяли пики наперевес. Лучники и легковооруженные сосредоточились на флангах, а тяжелая панцирная конница, которая должна была нанести решающий удар, медленно скапливалась за левым крылом.
Когорты уже перешли реку и стали разворачиваться в боевые порядки, когда в атаку пошла фаланга, длинными пиками сариссофоры сталкивали легионеров обратно в реку, кололи в не защищенные доспехами части тела, страшными ударами пронзали римлян насквозь и валили на землю. Напрасно центурионы гнали своих подчиненных вперед, тщетно легионеры метали пилумы в своих врагов и, отражая сариссы щитами и мечами, пытались вступить с врагом в рукопашную, понтийский строй прорвать не удалось, халкасписты отразили все атаки врага. Но Мурена не собирался отступать, он гнал новые когорты через реку, и на середине реки столкнулись два потока: те, которые отступали, и те, которые шли в наступление. В давке и сумятице римские шеренги смешались окончательно, и когда наступавшие легионеры вышли, наконец, на берег, то боевые порядки у них отсутствовали полностью. Мало того, с правого фланга их атаковали понтийские легковооруженные и, пользуясь тем, что с этой стороны римляне не были прикрыты щитами, нанесли им тяжелые потери, забросав дротиками и камнями. А затем по сигналу трубы понтийская фаланга отступила, и вся огромная масса римских войск вывалилась на берег – мокрые, израненные, усталые, они начали формировать боевой строй, но не успели: грохот барабанов и тысяч копыт возвестил о том, что в атаку пошла тяжелая кавалерия Митридата. Шли в атаку закованные в доспехи армянские и каппадокийские всадники, ярко блестели на солнце пластинчатые панцири скифских и сарматских аристократов, порывы ветра трепали хвосты у драконов, которые гордо реяли над отрядами степняков. Бронированный клин царской конницы вломился в римские ряды и окончательно смешал их шеренги, – длинными пиками сарматы просто прокалывали легионеров вместе с панцирями, а скифы, армяне и каппадокийцы били их палицами, боевыми топорами, разили копьями. Фронт когорт рухнул, и легионеры обратились в бегство, швыряя на землю ставшие бесполезными большие щиты, они бросались в Галис и устремлялись к западному берегу, преследуемые победоносным врагом.
По приказу царя побежали в атаку, потрясая короткими мечами, секирами и булавами, отряды горцев и, настигнув легионеров в реке, они начали их жестокое избиение, воды Галиса стали кровавого цвета и десятки римских тел медленно поплыли вниз по течению. Видя разгром своих войск, Мурена попытался остановить беглецов, но все было тщетно, его команд никто не слушал, и тогда легат, приметив довольно крутой холм, поскакал туда, велел поставить знамена и звуками труб собирать беглецов. И действительно, часть легионеров устремилась к своему командующему и начала строиться для боя, но накатившая волна горцев смела их с холма и погнала вниз по склону. Видя, что все пропало, Мурена хлестнул коня и обратился в бегство, и вовремя, потому что в это время Митридат послал преследовать беглецов легкую скифскую и сарматскую кавалерию. С боевым кличем мчались степные наездники по равнине, поражая бегущих римлян стрелами, дротиками и короткими копьями, а за ними с победными криками бежали горцы и легковооруженные понтийцы. Армия Мурены потерпела сокрушительное поражение.
* * *
Победа Митридата вызвала в Малой Азии огромный общественный резонанс, ведь были разбиты не союзные контингенты, и не войска, набранные из азиатских союзников Рима, а непобедимые легионы. «Молва об этой победе, столь блестящей, столь решительной с самого начала, быстро распространилась и привлекла многих на сторону Митридата» (Аппиан). Сражение между армией Понта и войсками Республики было жестоким, кровопролитным и упорным, оно продемонстрировало полное превосходство понтийского оружия над римским, а также торжество Митридата над Муреной как полководца. «Около реки произошел сильный бой. Одержав победу, Митридат перешел реку, оказавшись и во всем остальном сильнее Мурены » (Аппиан). Легкая понтийская конница, которая состояла преимущественно из скифов и сарматов, висела на хвосте у беглецов, и Мурена, не видя другого выхода, метнулся в горные районы страны: «Он, понеся большие потери, бежал по горным местам во Фригию, по непроезжей дороге, под стрелами врагов, с большими трудностями » (Аппиан). Этой войне Митридата с римлянами несколько строк посвятил и Мемнон: «В первых стычках войска царя побеждали. Затем успех в битвах стал почти равным, и, наконец, воинственный пыл врагов взаимно ослабел под влиянием битв». Во-первых, здесь можно обратить внимание на то, что у Аппиана все расписано гораздо подробнее, практически по годам и со множеством мельчайших подробностей, что говорит о том, что автор очень хорошо знал то, о чем рассказывал. Во-вторых, намека на какой-либо малейший успех со стороны римлян нет ни у того, ни у другого историка, а это тоже о многом говорит, поскольку сыновьям волчицы очень любят приписывать победы, которых они не совершали. И наконец, фразу о том, что « воинственный пыл врагов взаимно ослабел под влиянием битв », на мой взгляд, понимать стоит так, что Мурена, возможно, и рад был бы продолжить боевые действия, но уже не имел для этого ни сил, ни средств, а вот Митридат воевать больше пока не собирался. Отразив вражескую агрессию, он не хотел раздувать новый большой конфликт, к которому был еще не готов, а потому не стал вторгаться на территорию римской провинции Азии.
И в Риме этот жест Сулла оценил по достоинству, посчитав недопустимым, что ведется война с человеком, с которым он лично заключил договор о мире, да и ввязываться в большую войну на Востоке диктатор не считал своевременным – в самой Италии хватало проблем. И потому в Малую Азию был направлен его представитель Авл Габиний, который устроил Мурене жестокую выволочку и передал строгий приказ диктатора не воевать с Митридатом. Заодно Габиний имел поручение урегулировать отношения между Ариобарзаном и понтийским царем, который вопреки всем договоренностям продолжал удерживать за собой ряд каппадокийских территорий. Но Евпатор вновь блеснул своим дипломатическим гением и повел дело так, что сосватал за Ариобарзана свою четырехлетнюю дочь и на этом основании не только оставил за собой все спорные территории, но и прикарманил новые. Урегулирование конфликта отпраздновали шумными празднествами и пирами, вино лилось рекой, и понтийский царь веселился от души: «угощал всех и назначал всем денежные награды за лучшие тосты, угощения, шутки и песни, как он это обыкновенно делал» (Аппиан). А что ему было не веселиться – враг разгромлен наголову и не сможет теперь тревожить границы его царства, а главное, это он, Митридат, одержал победу над легатом Муреной, который в прошлой войне был правой рукой Суллы и его верным товарищем по оружию. Ариобарзан тоже был весел, хоть часть земель он и потерял, зато, породнившись с грозным соседом, каппадокийский царь хоть на какое-то время обретал спокойствие и мог отдохнуть от бед и тревог. И только римский посланник Авл Габиний был мрачен, ничего не ел и не пил, возможно, увидев все на месте и поближе познакомившись с Митридатом, он осознал, что все это не конец, а только начало страшных и грозных событий, которые не за горами. Наблюдая за понтийским царем, он понимал, что рано или поздно он снова бросит вызов его родной стране и что это будет грозить Республике новыми неисчислимыми бедами. Так закончилась вторая война Митридата с Римом.
