22 мая отряд союзников подошел к Таганрогу и потребовал сдать город, но получил отказ. Тогда союзники открыли артиллерийский огонь с пароходов и под его прикрытием высадили на берег 300 человек десанта. В Таганроге не было артиллерии, и отвечать неприятельским пароходам было нечем, но рота русских солдат под командованием отставного саперного подполковника Македонского сбросила союзный десант в море. Союзники продолжали безнаказанно обстреливать город. Было сожжено 2 казенных здания и 17 частных домов, 77 магазинов с провиантом, повреждено 4 казенных здания, 52 частных дома и 4 церкви.
Затем союзный отряд так же безнаказанно обстрелял Мариуполь и Ейск, а к 3 июня возвратился к Севастополю, оставив в Керчи полк англичан, полк французов и всех бывших с ними турок.
На обороне Севастополя эта операция союзников никак не отразилась, так как ни один наш солдат из-под Севастополя не был отвлечен.
В начале июня 1855 г. союзная эскадра вновь появилась у северных берегов Азовского моря. 3(15) июля 12 пароходов открыли довольно сильную канонаду по Бердянску. Затем неприятель бомбардировал несколько приморских селений, а 5 (17) июля попытался высадить десант у Бердянска и у селения Глафировки на Ейском лимане, но был отражен казаками, успев зажечь только несколько строений и хлебных амбаров. Еще неудачнее были нападения Союзников между Кривою Косою и Мариуполем, где есаул Тарасов, с частью сотни 66-го полка, защищая свой собственный поселок, встретил высадившихся с лодки неприятелей ружейным огнем, обратил их в бегство и, догнав в море, по колено в воде, изрубил собственноручно двух человек. Между тем большой пароход, приблизясь к берегу, осыпал казаков картечью, но не успел нанести им ни малейшего вреда.
6(18) июля английские суда снова подошли к Таганрогу. С этого дня в продолжение двух с половиною недель несколько пароходов постоянно громили город, ежедневно выпуская от двадцати до ста и более выстрелов. Вечером 9 (21) июля, в субботу, во время всенощного бдения в соборе Успения Богородицы, 92-фунтовое ядро попало в алтарь и сильно ушибло осыпавшеюся штукатуркою одного из священников, стоявшего там на молитве. Другой священник, совершавший богослужение, приказал диакону произнести с коленопреклонением народа обычную при нашествии врагов молитву. Никто не вышел из церкви до окончания всенощной службы.
Утром 12 (24) июля один из английских пароходов сел на мель близ Кривой Косы в 60 верстах от Таганрога. Командир Донского 70-го полка, донося о том генералу Краснову, просил прислать ему два орудия, а между тем казаки открыли ружейный огонь по матросам неприятельского парохода, с которого отвечали пулями и картечью. В 8 часов утра появился другой пароход, который, из-за своей осадки не имея возможности подойти к берегу, остановился в полуверсте и стал осыпать казаков гранатами и картечью. Но, несмотря на то, экипаж стоявшего на мели парохода, потеряв надежду на его спасение, зажег его и ушел в шлюпках на большой пароход. Несколько охотников, вызванных из казачьих команд, бросились в воду и доплыли до брошенного англичанами парохода, где нашли флаги неснятыми, орудия не заклепанными, и даже сигнальные книги, брошенные при поспешном уходе английского экипажа.
Подполковник Македонский, прибыв с орудиями, когда пароход был уже взят казаками, немедленно приступил к снятию с него орудий. Две 24-фунтовые карронады были вытащены на берег и отправлены в Таганрог. Хотели также увезти с парохода 92-фунтовую бомбическую пушку и паровую машину. Но 15 (27) июля появились два английских парохода, которые помешали русским водолазам вести работы. Судя по всему, англичанам удалось подорвать свой пароход, поскольку позже его не было видно на поверхности моря, а останки затянуло илом.
Тем временем британские суда занялись уничтожением рыбных заводов и жилых домов на Кривой косе. В последующие четыре дня англичане бомбардировали Таганрог и Новомариинское селение, принадлежащее господину Бенардаки, а 28 июля (9 августа) вся неприятельская флотилия, крейсировавшая вдоль северного прибрежья в Азовском море, прошла мимо Мариуполя. На этом подвиги королевского флота на Азовском море завершились.
Не менее успешно действовал союзный флот и на Балтике. Весной 1854 г. англо-французский флот появился в Балтийском море. Английская эскадра адмирала Непира состояла из 10 винтовых и 7 парусных кораблей, 15 винтовых фрегатов и корветов, 17 малых судов (всего 2344 орудия). Французская эскадра адмирала Парсеваля-Дешена состояла из 31 судна, из которых 12 были паровыми. (Всего 1308 орудий.) В июле на Балтику пришла еще одна французская эскадра с десантным отрядом в 6 тысяч человек.
Русский флот был в основном парусным и не мог эффективно противостоять союзникам в открытом море. Начать крейсерскую войну на коммуникациях союзников или использовать штурмовые силы — брандеры, малые пароходы с шестовыми минами и т.д. — у русских адмиралов не хватило ни ума, ни смелости. Поэтому Балтийский флот в ходе кампаний 1854-го и 1855 годов отстаивался в базах.
«Командующий Балтийским флотом Англии адмирал Непир уже в марте 1854 г. получил приказ захватывать "корабли, которые принадлежат императору России, или его подданным, или другим лицам, проживающим в его странах, или на территории, находящейся под его управлением". Речь шла почти исключительно о финских кораблях, главным образом о тех, порт приписки которых находился в каком-нибудь приморском городе, например, в Похъянмаа. Но экономические факторы, однако, имели такой вес, что кораблям неприятеля, то есть на практике — финским, несмотря на войну, было разрешено производить выгрузку древесины и дегтя в Великобритании вплоть до 15 мая: эти товары, в соответствии с правилами того времени, чаще всего были уже собственностью покупателя. Но постепенно все корабли, шедшие под русским бело-сине-красным торговым флагом, стали подвергаться досмотру и захватываться. Финский торговый флот был потерян в Крымской войне почти полностью, что, конечно, сразу же поспособствовало возникновению антианглийских настроений в Финляндии»{81}.
В конце мая 1854 г. отряд союзных кораблей вошел в Ботнический залив. Корабли обстреляли порт Брагештадт (ныне Раахе), где была сожжена судоверфь, и порт Улеоборг (Оулу), где сожгли смолокурню и несколько домов. Было захвачено несколько десятков малых финских судов, принадлежавших частным лицам.
26 мая (7 июня) союзная эскадра под командованием британского адмирала Плюмриджа появилась перед Гамле-Карлебю (Коккола). Противник на девяти барказах, каждый вооруженный пушкой, попытался высадить десант. Город защищали две роты финских стрелков при двух полевых пушках и около сотни вооруженных местных жителей.
Бой длился с 9 часов вечера до полуночи. Один барказ союзников затонул, другой с 22 матросами сдался. Англичане потеряли около пятидесяти человек, финны — 4 человека. Через месяц большой английский барказ местные жители установили в центре города в качестве памятника. «Позднее портреты коммерции советника А. Доннера и крестьянина Маттса Густавсона Канкконена, руководивших во время сражения местными жителями, были вывешены в императорском дворце в Хельсинки, а в период независимости эти портреты украшали зал, в котором послы иностранных государств вручали президенту верительные грамоты»{82}.
После неудачи у Гамле-Карлебю адмирал Плюмридж с двумя фрегатами двинулся на самый север Ботнического залива, где обстрелял город и порт Кеми.
М. Клинге пишет: «События, произошедшие в Ханко, Витсанде, Раахе и Коккола, решительным образом повлияли на формирование общественного мнения в Финляндии. Первым эту тему затронул Топелиус в своем стихотворении "Первая капля крови"».
Там говорилось:
Мы верили в добро и праведность Британии,
Наварин, Трафальгар известны были нам.
Блистательный Шекспир или дворец хрустальный
Всегда были милы отзывчивым сердцам!
Но гордые сыны седого Альбиона
Набросились на нас — собратьев во Христе.
Европы хлебный край — в пожарах, воплях, стонах!
Как понимать такое служение мечте?
Когда ваш грозный флот, непревзойденный в мире,
Геройски стал топить торговые суда:
Беспомощных людей расстреливать, как в тире —
Уж так ли благородно и славно, господа?
И вот, когда ворвались вы с целью грабежа,
Чтоб уничтожить гавани, чтоб обескровить нас,
И вот на этих мирных торговых рубежах
Капля крови первая снова пролилась!
<…>
Если вы, люди юга, приведете свой флот
Снова в гавани наши, вам придется познать,
Как за родину финское сердце умрет —
Как бесстрашно мы будем ее защищать{83}.
Естественно, что в правление Маннергейма эти стихи были запрещены.