Президент Каллио, утверждая своей подписью полномочия делегации на мирных переговорах, привел цитату из Библии: "Горе праздному пастырю, бросающему на произвол судьбы свое стадо! Да постигнет возмездие руку его и глаз правый: и пусть отсохнет рука его, и пусть перестанет видеть глаз его"[41].
Сталин не принимал участия в переговорах, в остальном мало чем отличавшихся от довоенных: поездки в Кремль по темным холодным улицам, часто после полуночи, неусыпное наблюдение тайных агентов и еще более жесткие требования, предъявляемые старающимся сохранять достоинство и спокойствие ищущим мира финнам. С ними встречались Молотов, Жданов и генерал Васильев. Финны сочли плохим предзнаменованием присутствие на переговорах Жданова, который был непреклонен в своем требовании переноса границы дальше от Ленинграда еще со времени ранних пропагандистских выступлений. Но утешало их отсутствие на переговорах Куусинена.
Вновь начались уже знакомые территориальные споры. Понадобились оказавшиеся бесплодными бессонные круглосуточные упражнения финских членов делегации в красноречии, прежде чем было достигнуто соглашение о прекращении огня.
Тем временем на фронте не было возможности узнать, когда же наконец спор будет улажен, и находящимся там не оставалось ничего иного, как продолжать сражаться.
В Коллаа никто и не помышлял о мире. Одиночество и страшная усталость вселяли такое уныние в каждого разбросанного по этой дикой местности солдата, что их мало заботило происходящее в мире. Они лишь знали, что должны держаться. Стараясь противостоять новому наступлению крупных сил русских, измотанные финны оборонялись почти с фанатичным упорством. В последние дни к северу от Ладожского озера на территории площадью 100 квадратных километров находилось не менее 12 русских дивизий численностью 160 тысяч человек. Им противостояли такие люди, как командир прикомандированного к 34-му пехотному полку батальона капитан Карл фон Хартман — красивый, с моноклем в глазу, лощеный солдат удачи, еще совсем недавно сражавшийся с войсками Франко в Испании. Из-за старого ранения одна нога у него была короче другой, и потому ходьбе на лыжах он предпочитал вкусную еду. Его командный пункт стал знаменит витающими над ним запахами соуса для спагетти и чеснока. Под началом фон Хартмана служил любивший выпить, неунывающий лейтенант Аарне Юутилайнен, носивший прозвище Гроза Марокко за свои заслуги во Французском иностранном легионе.
Были здесь и такие, как Симо Хёйя, снайпер 6-й роты, ежедневно ходивший "охотиться на русских". До войны Симо был простым фермером, но шкафы в его доме ломились от призов, полученных на соревнованиях по стрельбе. Во время войны он стал самым знаменитым снайпером в финской армии. Вечерами он обычно чистил свою винтовку, и от него редко можно было дождаться хоть слова. Он один уничтожил более 500 русских, но впоследствии был тяжело ранен.
О том времени фон Хартман отзывался так: "Вести в бой финский батальон вовсе не трудно. Ты знаешь, что у тебя есть горстка людей, которые временами способны творить настоящие чудеса".
Кое у кого из призывников были стальные нервы. Фон Хартман описывает случай, когда он во время массированного артиллерийского обстрела русских покинул палатку, чтобы выяснить, откуда доносится загадочный звук, который все слышали в промежутках между разрывами снарядов. Это был ритмичный свистящий звук, и всех разбирало любопытство. "Едва я преодолел отделяющее палатку от леса пространство, я увидел рядового Калле Питкянена, который спокойно пилил дрова. Я крикнул: "Какого черта ты в такое время пилишь дрова? Разве ты не слышишь, что русские ведут обстрел?" Питкянен поднял на меня глаза и задумался. "Ладно, как вам будет угодно". Он приставил пилу к поленнице дров, взял топор и принялся рубить поленья. Я не знал, смеяться мне или плакать. Наконец я сказал: "Оставь-ка топор и пойдем ко мне в палатку, выпьем кофе".
Теперь, когда полки русских наступали, чтобы ударить в тыл защитникам Коллаа, несколько их танковых дивизий теснили финнов в районе Улисмайненских болот, пытаясь перерезать дорогу между Саариярви и Уомаа. С каждой минутой возрастала угроза окружения. Коллаа держался из последних сил.
Но командир дивизии Антеро Свенссон, всегда оптимистически настроенный полный блондин, ни на секунду не терял спокойствия. Он, как и все остальные защитники Коллаа, свято верил, что Коллаа не суждено пасть. Даже когда положение много раз казалось безнадежным, финнам каким-то образом удавалось получить помощь и к вечеру линию обороны восстанавливали. Но сейчас оставалось слишком мало людей; в качестве подкрепления присылали пожилых призывников. И под смертоносным артиллерийским огнем противника эти немолодые люди гибли практически ежедневно, порой даже не успевая добраться до позиций.
Защитники Коллаа не переставали просить генерала Хегглунда о помощи. По их словам, им для запланированной контратаки нужна была еще хотя бы одна рота. Наконец Хегглунд сообщил, что обороняющие Улисмайнен войска будут переброшены в Коллаа, как только выполнят возложенную на них задачу. Но когда бои у Улисмайнена закончились, в роте оставалось всего несколько человек, и эти жалкие остатки присоединились к небольшим силам финнов, по-прежнему верящих в чудесное спасение Коллаа.
Они ждали современных артиллерийских орудий и боеприпасов, но получили всего лишь две французские 3, 5-дюймовые пушки образца 1871 года. Из них не удавалось произвести выстрела с помощью электрического взрывателя даже после трех-четырех попыток. В конце концов солдаты были вынуждены вручную засыпать порох, заряжать снаряд и стрелять, причем снаряды взрывались в опасной близости от своих же войск. Прицелы были такими старыми, что приходилось просто наводить стволы этих двух антикварных образцов на восток.
Внезапно с линии фронта поползли слухи о прекращении огня, и теперь защитникам Коллаа впервые стало понятно, что помощь из-за рубежа не придет. Но что же случилось с огромной армией союзников? Мир хочет, чтобы мы сражались в одиночку, решили солдаты, и пусть наградой мужественным финнам станут аплодисменты.
Первая контратака финнов не имела успеха. Пехота была уничтожена. Оставшиеся несколько человек не смогли приблизиться на достаточное для броска гранат расстояние. Отдав последние силы, они погибли под огнем русских. Нервы тех, кто уцелел, были на пределе.
Базу номер 4 пришлось сдать. Пришлось оставить и носивший громкое название "холм убийц" на севере, где целый полк русских численностью 4 тысячи человек атаковал взвод финнов численностью 32 человека. Старшему лейтенанту Мякипяя и его посыльному не оставалось ничего другого, как покинуть артиллерийский наблюдательный пункт, откуда они еще в декабре начали корректировать огонь своей слабой артиллерии, потому что десятки русских ползком окружали холм. Лишь благодаря чистой случайности и нескольким удачным броскам гранат им удалось ускользнуть со своей позиции.
Странно, но оставшиеся в живых финны не теряли веры. Вуоренсола увел свою роту из Улисмайнена к холму, где они сражались раньше. Положение удалось немного поправить, но затем финны понесли тяжелые потери, и всего лишь несколько человек смогли вернуться под покровом ночи. Все считали, что командир роты и остальные солдаты погибли.
На следующий день еще один командир роты, молодой лейтенант, которому был всего 21 год, вернулся с единственным солдатом — это было все, что осталось от его роты. И наконец, два старых, испытанных в боях защитника Коллаа, Сало и Карккайнен, сумели добраться до своих. Ходили слухи, что погиб даже знаменитый гимнаст, участник Олимпийских игр Маки Уосиккинен.
Финны были больше не способны заделать бреши в своей обороне, слишком многие погибли, совершая свои подвиги.
На командном пункте командир роты при свете тусклой лампы рассматривал карту. Огонь в печи давно погас. Офицер толкнул лежащего у печи солдата, казавшегося спящим. Но солдат давно умер от ран. На кроватях стонали несколько раненых. В противоположном углу на двух топчанах штабелями лежали тела убитых. В центре блиндажа несколько человек крепко держали двух сошедших с ума солдат. При каждом разрыве снарядов на крыше блиндажа те начинали кричать, а затем бормотать бессвязные фразы. Крики раненых, последние вздохи умирающих смешивались с дикими воплями сумасшедших.
Свет погас, и офицер принялся судорожно искать свой фонарь. Из офицеров он остался один, и теперь его обязанностью было разработать план контрнаступления.
Командир взвода, отличившегося в боях в последние две недели, вдруг потерял над собой контроль. Он ворвался в блиндаж и уставился на офицера налитыми кровью глазами: "Сюда едет моя жена и везет с собой пулеметы. Мы всех их перебьем. Всех, до последнего человека. Едет моя жена и везет с собой пулеметы". Затем, оставив оружие и головной убор, он выбежал наружу и закричал: "Едет моя жена, едет моя жена и везет оружие!" В него попал осколок снаряда, и он затих.
