Затем Мамай двинул войска дальше, чтобы окончательно подавить русских, но на реке Ворскле московские войска одержали полную победу над мурзой Бегичем, командовавшим войсками Мамая. В открытом бою московская рать сломила сопротивление татар и показала, что она по боеспособности не уступает татарской.
После всего происшедшего столкновение русских с Мамаем стало неизбежным. Понимая это, князь Дмитрий вынужден был использовать общерусский авторитет Сергия Радонежского. Преподобный благословил эту войну, и потому все православные сочли своим долгом восстать на защиту Русской земли от басурман и латинян. Русские войска двинулись навстречу Мамаю.
Общее количество русских ратников, собравшихся под знаменами Дмитрия Московского, исчислялось 150 тысячами человек. Это войско состояло из княжеских конных и пеших дружин, а также ополчения, вооруженного копьями, рогатинами и топорами. Конница (около 20 тысяч дружинников) была сформирована из крещеных татар, перебежавших литовцев и обученных бою в татарском конном строю русских. В войсках Мамая была генуэзская пехота, а также аланы (осетины), касоги (черкесы) и половцы, мобилизованные на генуэзские деньги. Общая численность войск грозного темника составляла приблизительно 200 тысяч человек.
И у Мамая, и у русских имелись союзники. На помощь темнику двигался литовский князь Ягайло. А союзником Дмитрия Ивановича, естественно, выступал поддерживаемый Москвой хан Тохтамыш. Поскольку Тохтамыш с войском из сибирских татар двигался к Сараю, Мамай задумал вначале разбить Дмитрия, предварительно соединившись с войсками Ягайлы. В противовес этому князь Дмитрий принял решение выйти навстречу Мамаю и не дать ему соединиться с литовцами.
Встреча войск Дмитрия и Мамая произошла в месте впадения в Дон речки Непрядвы. Ночью русские форсировали Дон и тем самым отрезали себе все пути к отступлению: им оставалось либо победить, либо умереть. Вся русская пехота была расположена глубокими цепями, чтобы каждый ратник чувствовал за своей спиной товарища, а вперед был выдвинут конный отряд. Русские прибегли и к типично татарскому приему: десятитысячный засадный полк конницы был спрятан за небольшой рощей.
Наутро татары пошли в атаку. Передовой полк русских был смят и вскоре целиком уничтожен. Татары на полном скаку врезались в густые цепи москвичей, выставивших копья. Татарские кони перемахивали через копья, татары кривыми саблями рубили направо и налево, и, как пишет летописец, «москвичи, яко не привычные к бою, побежаху». Казалось, что битва уже проиграна. Правда, отдельные смельчаки становились спинами друг к другу, выставляли копья (это называлось «ежики») и отбивались, но татары, не сходясь вплотную, расстреливали их из длинных луков. Близился полный разгром русской рати. И в этот момент развернутой лавой пошел засадный полк — 10 тысяч свежих бойцов, которые с ходу ударили по уже потерявшей строй татарской коннице. Удар засадного полка вызвал панику в рядах врага; татары обратились в бегство, и на протяжении 20 верст русские преследовали их и рубили, не давая пощады никому.
Победа была одержана, но потери русских оказались очень велики: из 150 тысяч человек в строю оставалось 30 тысяч, 120 тысяч погибло или было ранено. Однако жертвы эти были не напрасны. Этническое значение происшедшего в 1380 г. на Куликовом поле оказалось колоссальным. Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому в этнической истории нашей страны Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность — Московская Русь — стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения.
Никак не уменьшая героизма русских на Куликовом поле, заметим, что немаловажным для победы оказалось отсутствие в битве восьмидесятитысячного литовского войска.
Ягайло опоздал к битве всего на один дневной переход. И это было не случайно. Оказывается, Олег Рязанский, которого обвиняли в измене и предательстве, с пятитысячным отрядом сумел, искусно маневрируя, задержать литовцев. Когда же литовцы отогнали Олега, битва уже закончилась. И тогда воины Ягайлы напали на русские обозы и перерезали раненых.
Как видим, война приняла истребительный характер, что характерно для конфликтов на суперэтническом уровне. Если же учесть, что большинство в войске Ягайлы составляли русские из-под Минска, Полоцка, Гродно, то легко понять, каково в тот период было единство некогда могучей Киевской Руси. К 1380 г. Древняя Русь «растворилась» в Литве и Московской Руси. Дальнейшие события лишь подтверждают этот тезис.
Литовский князь Кейстут, возмущенный расправой с ранеными, отрешил Ягайлу от престола. Он объявил себя великим князем Литвы и попытался завести дружбу с Московским княжеством и Дмитрием, получившим прозвище Донской. Таким образом, Кейстут повернул политику Литвы на 180 градусов. Но Ягайло при помощи немцев и папских агентов сумел заманить Кейстута на пир, где тот был убит. Сын Кейстута — Витовт — был схвачен и заточен в тюрьму.
На этом примере хорошо видны изменения, происшедшие в стереотипе поведения литовцев с ростом их пассионарности. Убить на пиру собственного дядю и арестовать двоюродного брата, обрекая его на смерть, — это предательство самого скверного толка. Да и сам Витовт, энергичный и смелый человек, уже не был таким принципиальным, как его отец и дядя. Жизнь Витовту, по странной прихоти судьбы, спас тот же рост пассионарности литовцев. Девушка, которая носила Витовту пищу, пожалела несчастного и, жертвуя собой, поменялась с ним одеждой — Витовт в женском платье покинул тюрьму и бежал к немцам. Этим он нарушил традиции отца — непримиримого борца с Орденом.
После устранения соперников Ягайло заключил союз с Польшей и Папой Римским и велел своим подданным принимать католичество. Так возникло единое литовско-польское королевство, где потомки Ягайлы — Ягеллоны — правили до тех пор, пока не сменилась эпоха и королевство не стало республикой — Речью Посполитой.
Между тем на Руси, несмотря на победу на Куликовом поле, по-прежнему далеко не все являлись сторонниками объединения страны под эгидой Москвы. Старинные соперники московского княжеского дома — суздальские князья — и не думали сдавать позиций, хотя многие суздальцы погибли в бою с Мамаем за русское единство.
Брат суздальского князя Дмитрия Константиновича — Борис и его племянники Василий и Семен всеми силами стремились избежать ненавистного им подчинения Москве. Для этого они использовали очень древние и довольно действенные приемы: клевету и провокацию. Стремясь поссорить Дмитрия Донского с ханом Тохтамышем, Борис с племянниками состряпали хитрый донос о том, что Москва и Рязань хотят перейти на сторону Литвы — главного противника татар. Тохтамыш поверил доносу: сибиряку и в голову не пришло, что его обманывают. И дело было не только в наивности человека, незнакомого с ложью. Перед нами результат изменения уровня пассионарности в самой Орде, ибо лучшая ее часть, наиболее интеллектуальная и опытная, погибла во время «Великой замятни», истребленная теми же татарами-сибиряками, и подать хану дельный совет было просто некому. А ведь Тохта, Узбек или Джанибек и их советники никогда бы не позволили обмануть себя так примитивно.
В 1382 г. Тохтамыш организовал набег на Москву. Переправившись через Волгу и Оку, татары внезапно объявились под стенами города. Большая часть московских бояр, духовенства, воинов, как и всегда летом, выехала из Москвы в близлежащие деревни. В Москве оставались лишь великая княгиня и митрополит Киприан. Киприану и было поручено защищать город, но, не будучи военным человеком, митрополит не смог организовать оборону. Поэтому татарам удалось окружить Москву, но взять ее они не смогли. Москва к тому времени уже обладала высокими каменными стенами, на которых стояло огнестрельное оружие, называемое по-русски «тюфяк» (от персидского слова «тупанг» — трубка). Тюфяк заряжался порохом и картечью и мог сделать до пяти выстрелов. Правда, дальность стрельбы была небольшой, но для охраны крепости такие орудия были очень удобны: когда нападавшие подступали, картечные залпы мешали им достичь стен.
Этот набег Тохтамыша был бы совсем не страшен, если бы не характер населения, осевшего в Москве за несколько предыдущих спокойных десятилетий. Чего хотел посадский люд? Выпить и погулять. Поэтому население Москвы, простые московские люди, сев в осаду, прежде всего направились к боярским погребам, сбили замки, вытащили оттуда бочки с медом, пивом, винами и основательно напились. Затем, показывая свою «неустрашимость», они шли на стены и ругали татар, сопровождая брань соответствующими жестами. А татары, особенно сибирские, народ очень обидчивый, и они крайне рассердились на москвичей за их поведение. Митрополит же сделать ничего не мог: его никто не слушал, а когда владыка захотел уехать из Москвы (полной осады не было, и выйти из города мог любой), его, как и великую княгиню, посадские обобрали до нитки.