Для немцев с точки зрения организационной неожиданным оказался массовый наплыв русских военнопленных. К 1 января 1915 года в Германии находились около трехсот тысяч русских пленных (плюс до ста восьмидесяти тысяч в Австро-Венгрии). Сама по себе для масштабов мировых войн двадцатого столетия цифра вроде бы и небольшая, но все когда-то бывает в первый раз. Создавать систему лагерей пришлось с нуля, да еще для такого количества людей. Соответственно, свои проблемы испытывались и со снабжением этих людей пищей. Нельзя забывать, что даже первые письма с родины русские пленные стали получать лишь весной 1915 года, хотя некоторые из них находились в плену с начала войны — августа 1914 года, то есть семь-восемь месяцев. Это также есть фактор организационного порядка.
В-третьих, зима 1915 года выдалась нелегкой в смысле определения дальнейшего планирования войны. Блицкриг провалился: после Битвы на Марне германские армии были отброшены от Парижа, что переводило войну в наиболее невыгодную для Центральных держав плоскость — борьбу на истощение. Следовательно, впредь до определения ближайших рубежей военно-политического характера следовало экономить на всем. Вдобавок надо вспомнить, что на территории житницы Германской империи — Восточной Пруссии летом — осенью 1914 года велись интенсивные бои, в ходе которых уничтожались урожай и наличные запасы (русские участники войны вспоминают, что в Восточной Пруссии они никогда не испытывали перебоев со снабжением продовольствием, так как масса продуктов находилась на месте).
Это уже летом 1915 года, после оккупации русской Польши, немцы смогли усилить продовольственные потоки с оккупированных территорий в метрополию. Пока же организационная составляющая лишь налаживалась, накладываясь на строгую экономию. Косвенно данный тезис подтверждается сведениями о том, что до 1 марта 1915 года пленным офицерам в Германии можно было покупать продукты в специальных лагерных лавочках. Затем продажа пленным продуктов была запрещена.[182] Другой метод экономии заключался в своеобразном выполнении требования выплаты жалованья офицерам, находящимся в плену, что соответствовало статьям Гаагской конвенции. По воспоминаниям русского пленного офицера, «согласно международному праву, немцы выплачивали нам треть нашего основного в России жалованья, причем из этих денег еще удерживали по своему расчету деньги за наше продовольствие».[183]
Не стоит забывать, что вопрос о переносе главного удара в кампании 1915 года на Восточный фронт был окончательно решен немцами лишь по итогам первого этапа Горлицкого прорыва, когда стало ясно, что русские не имеют боеприпасов. Но это уже начало мая месяца. Возможно, что свою роль сыграла и надежда собрать урожай в России, что противнику частично удалось. Как известно, русские войска при Великом Отступлении получили приказ Ставки об уничтожении засеянных хлебных полей (теоретический пример с Отечественной войны 1812 года), но уничтожить всего, разумеется, не смогли.
Наконец, все познается в сравнении. Как сообщают сами пленные, до середины 1915 года на пайковую выдачу в Германии давали по фунту хлеба в день и суп с мясом. Затем пища стала ухудшаться, ив 1916 году уже давали пустой суп из гнилых овощей и чай из листьев крапивы (иногда подслащенный). Для сравнения: в Российской империи питание неприятельских пленных в начале войны составляло 3 ф. хлеба, 3/4 ф. мяса, 100 г крупы, чай и сахар. К марту 1915 года мясной паек уменьшился до 1/4 ф., а чай во многих лагерях был совсем отменен.[184] Последнее было связано с тем, что именно сахар оказался первым наиболее слабым местом в структуре российского пищевого потребления в период Первой мировой войны. Правда, и в Германии в самом скором времени стало наблюдаться то же самое. В первый период войны, как отмечают источники, «продовольствие военнопленных сахаром несравненно лучше, чем каким бы то ни было другим пищевым продуктом». Однако вскоре изобилие сахара сменилось кризисом, так как резко сократились поля сахарной свеклы, а большое количество сахара для производства спирта и взрывчатых веществ стал забирать фронт.
И еще. После первых выстрелов многие были уверены, что война будет недолгой. Несмотря на то, что исход первых же операций на всех фронтах опрокинул эти расчеты, массовое сознание не поддается быстрому изменению, но зато, усвоив что-либо, оно надолго делает усвоенное фактом своего восприятия и источника поведения. Поражения на фронте, начавшиеся весной, также не смогли заглушить данное убеждение, и потому многие пленные считали, что для них война окончена и в ближайшем времени они вернутся домой живыми и невредимыми.
О том, что плен станет испытанием, еще не думали. Бывший русский военнопленный вспоминал: «Призрак голода уже вставал над нами. Не все еще видели его, многие имели деньги, другие надеялись на близкое окончание войны (дело было весной 1915 года — {конец мая после Горлицкого прорыва}), но никто не рассчитывал, что надо будет провести целые годы в стране, отрезанной от всего мира. Массы пленных были благодушно и радостно настроены… {Глядя на проходившие к фронту неприятельские войска}Жалели австрийцев, которым надо было еще воевать, и радовались за себя, уже окончивших войну».[185] Это настроение также показывает, что положение военнопленных было еще сравнительно неплохим. И что тезис о «голодной смерти» в 1915 году является преувеличением даже при том, что первая зима действительно дала высокую смертность, вызванную и впрямь не нехваткой продовольствия, которое в Германии и Австро-Венгрии еще было, а отсутствием надлежащей организации.
Горлицкий прорыв 19 апреля 1915 года в Галиции, положивший начало Великому Отступлению русских армий на восток, дал австро-германцам новые трофеи. В том числе прежде всего прочего пленных. По данным, ген. Н. Н. Головина, если первые девять месяцев войны вывели из состава русской Действующей армии 764 000 чел., то следующие полгода — уже 976 000 чел., (при этом октябрь можно исключить, так как интенсивные боевые действия на Восточном фронте уже закончились). Наплыв пленных в Центральные державы стал причиной того, что помощь им стремительно сокращается. Швейцарскими комитетами помощи русским военнопленным с горечью констатировалось: «По мере того как число военнопленных увеличивается, мы, к сожалению, вынуждены сокращать из-за ограниченности средств количество припасов, отправляемых каждому военнопленному».[186]
Оказание продовольственной помощи своим гражданам, оказавшимся в неприятельском плену, также стало одной из составных частей официальной политики в отношении военнопленных, принятой высшим руководством Российской империи. Прежде всего император Николай II отказался посылать своим пленным хлеб, мотивируя это опасением его использования для питания германских войск. Официоз относительно такого опасения являлся не более чем отговоркой, так как помощь своим пленным оказывалась даже сербами (вплоть до падения Сербии и Черногории в начале 1916 года). Безусловно, какая-то часть продовольственных посылок расхищалась, но большая часть доходила до своих адресатов. Например, побывавшая в Германии российская сестра милосердия сообщала, что русским пленным в Германии необходима «правильно организованная доставка съестных продуктов. Германия не может прокормить пленных, она сама голодает и не будет препятствовать организации питания из России, как это уже давно сделано нашими союзниками для своих пленных. Из осмотра англичан и французов я вынесла полное убеждение, что подавляющее большинство посылок доходит до военнопленных, нужна только правильная организация…».[187]
Также Е. М. Шуберская указала, что насущным вопросом является интернирование слабых и больных в нейтральные страны, так как при прогрессирующем ухудшении продовольственной ситуации в Германии их ожидает гибель. Однако при несоответствии русских пленных в Германии (около миллиона) и германских пленных в России (немногим более полутора сотен тысяч) любой обмен (интернирование предполагается как взаимная мера) не менял общей картины. К тому же против таких действий для России резко возражали англичане, и правительство не решалось идти против союзников, зависимость от которых в ходе войны чем дальше, тем больше нарастала.
Итак, в апреле 1915 года император Николай II отказался посылать продукты русским пленным, мотивируя это «невозможностью проверить, что хлеб действительно будет доставлен по назначению, а не будет использован для продовольствия германских войск». Летом 1915 года со стороны Ставки последовал даже запрет посылать военнопленным по почте хлеб и сухари, чтобы не увеличивать продовольственные ресурсы Германии. Потребовалось вмешательство правительственного Голицынского комитета, находившегося под патронажем самой императрицы, для отмены этого запрета. Однако в полной мере запрет был снят лишь осенью 1916 года, то есть спустя более чем год.
