Они встречались при дворе, когда Маго находилась в Париже или в Иль-де-Франс, также они оба присутствовали при подписании брачного контракта и на свадьбе Луи де Мариньи, и, помимо этого, необходимо упомянуть и о поездке Ангеррана в Эден в феврале 1311 г., куда он заехал перед тем, как отправиться в Авиньон. Маго действительно отправила двух своих слуг «в Эден, навстречу монсеньору Ангеррану де Мариньи».[900]
После бракосочетания Луи переписка отнюдь не прекратилась. В 1310 г., перед праздником Всех Святых, Маго послала своего слугу Корнильо к Мариньи в Булонь, затем отправила Ангеррану письмо в Менневиль[901] и еще одно послание 26 октября 1310 г. в Нормандию.[902] В июле или в начале августа 1311 г. к Мариньи во Фландрию по ее приказу поехал ее слуга Форталье.[903] Письмо от нее было отправлено в Париж б февраля 1312 г.;[904] 19 марта с еще одним письмом в Вьенн поехал Квентен.[905] Безусловно, речь шла о каком-то неотложном деле; чуть раньше, 29 мая, Маго выслала депешу «спешно из Парижа во Вьенн, монсеньору Ангеррану»;[906] он немедленно ответил, поскольку 15 июня Маго послала своего слугу к Мариньи с подарком.[907] В конце августа и в начале сентября 1312 г. графиня с нетерпением следила за Людовиком д'Эвре и Мариньи, которые направлялись в Англию: 27 августа она послала двух слуг в Амьен и в Аббевиль, чтобы «узнать последние новости»,[908] а третий 7 сентября направился в Виссан, порт, откуда корабли отправлялись в Англию.[909] Наконец, перед 1 ноября 1312 г. некий сержант передал Мариньи письмо от графини и последовал за Ангерраном в Нормандию.[910]
Что же отвечал Мариньи на это огромное количество писем, ни одно из которых не сохранилось? Нам известно только лишь то,[911] что 15 июня 1312 г. Мариньи передал одному из своих слуг подарок. Впрочем, нет никаких сомнений в том, что Мариньи отвечал графине и оба они поддерживали оживленную переписку. В нашем распоряжении есть, по крайней мере, одно послание, написанное рукой Ангеррана, письмо без указания даты;[912] к. разговору о нем мы еще вернемся, когда рассмотрим те вопросы, которые могли обсуждаться в этом загадочном документе. Во всяком случае, содержание этого письма дает нам понять, что Мариньи был в курсе абсолютно всех, даже секретных, дел Маго д'Артуа и давал ей в сложных ситуациях весьма полезные советы. Таким же образом он помогал в затруднительном положении Эдуарду II, о чем мы поговорим чуть позже.
Последнее письмо, о котором нам известно, Мариньи получил в сентябре или октябре 1312 г. После этого, по всей видимости, переписка прекратилась, либо из-за того, что исчезли проблемы, которые обсуждали Ангерран с графиней, либо потому, что в отношениях между ними возникла некоторая напряженность: учитывая то, что в 1314 г. Маго подарила Мариньи осетра, было бы вполне логичным предположить, что инициатива прекращения отношений исходила от Ангеррана, а графиня старалась их наладить Именно поэтому в конце ноября 1313 г., написав письмо 23-го числа в Англию, адресат которого нам, к сожалению, неизвестен[913]она поджидала приезда Мариньи и Людовика д'Эвре,[914] послав своего служащего Леско в Виссан, чтобы сразу узнать об их возвращении Поэтому одним из вопросов, причем немаловажных, на который нам нужно будет попытаться найти ответ, можно считать следующий: почему в 1314 г. Маго оказалась в числе противников Мариньи?
Прежде всего Маго нуждалась в поддержке королевского камергера в борьбе с ее племянником, Робером д'Артуа. Ж. Пти[915] посчитал даже, что именно это позволило Мариньи выудить из графини известные нам подарки. Не углубляясь в рассмотрение подобных предположений, далее скажем, что, на наш взгляд, Мариньи действительно участвовал в этих родственных трениях и действовал в интересах Маго. В 1329 г. Робер представил свидетелей, которые заявили, что экземпляр договора от 1281 г., переданный в Сокровищницу хартий Франции, по наущению Тьерри д'Ирсона[916] уничтожил именно Мариньи. Но, помимо того, что представленные доказательства были делом рук Жанны де Дивьон, а все свидетельства впоследствии признали ложными, мы думаем, что с помощью такого обвинения Робер д'Артуа мог настоять на обоснованности своих притязаний, не прилагая практически никаких усилий, поскольку человека, который более всего был заинтересован в ином исходе этого дела, к тому моменту уже не было в живых и он не мог ничего сказать в свою защиту! Уже одно это могло натолкнуть на некоторые сомнения. Впрочем, Мариньи, несомненно, участвовал в процессе, результатом которого стало признание прав Маго на графство Артуа. Мариньи лично выслал договор от 9 октября 1309 г. в Артуа, то есть Маго, которую мог порадовать вынесенный приговор.[917]
Он был вынужден заниматься, делами Артуа также и по причинам финансового характера. Власти города Камбре должны были выплатить графине 32000 парижских ливров. По неизвестной нам причине, на которую, впрочем, нам приходится сослаться, предлагая объяснение письму Мариньи, Маго должна была передать королю некоторую сумму не на приданое Бланки, а «для неких целей, о которых было известно госпоже».[918] Поэтому она уплатила королю сумму, равную всем' тем выплатам 4000 ливров, которые представители города Камбре Должны были выплачивать в королевскую казну два раза в год. Но эти деньги не попали в руки сборщика податей Артуа, Берту де Бенжи, поскольку их передал прямо верному помощнику Мариньи и королевскому казначею Жоффруа де Бриансону[919] Тот Ги, которого Берту де Бенжи трижды называл «приближенным монсеньора Ангеррана де Мариньи». Мы не располагаем свидетельствами того, что выплаченные во время праздника Св. Иоанна 1309 г. деньги были переданы королю, но тот факт, что их получил Тот Ги, а также схожесть текстов счета этого и следующего годов, наталкивают нас на эту мысль.[920] Выплаченные на Рождество 1309 г.[921] и на праздник Св. Иоанна 1310 г.[922]деньги Тот Ги передал Жоффруа де Бриансону, и таким образом сумма, которую король получил для неких секретных целей, составила 12000 ливров. Мы не знаем, оставила ли себе Маго сумму от двух первых и трех последних выплат.
Деньги выплачивались по приказу Мариньи. Того, что Тота Ги недвусмысленно называли человеком Ангеррана, а Жоффруа де Бриансон совершенно точно был его помощником, было бы вполне достаточно, чтобы убедить нас в этом. Но во время судебного процесса[923] Мариньи обвинили в том, что он изъял у графини и присвоил денежный долг города Камбре, невзирая на запрет короля. Чтобы получить 40000 турских ливров – или 32 000 парижских ливров, – в хищении которых он, по мнению хрониста, был повинен, ему пришлось бы лично получить восемь выплат за период с июня 1308 г. по Рождество 1311 г., причем устроить это было бы нелегко, или же попытаться получить деньги через посредника, чего на самом деле не произошло. В действительности Мариньи доставил в королевскую казну практически подпольным путем те деньги, которые должны были пойти на некие секретные цели известные графине, как выразился Берту де Бенжи, а также и королю, поскольку необходимую сумму получил его казначей. Если бы Ангерран хотел оставить эти деньги себе, он не допустил бы чтобы их передали Жоффруа де Бриансону, ведь вмешательство третьего лица, пусть даже и верного Мариньи, в данном случае могло бы только навредить.
Имена Маго и Мариньи упоминаются вместе также при рассказе о разногласиях, существовавших долгое время между графиней и фламандскими торговцами по поводу пошлины, которую они должны были выплачивать при проезде через Бапом. В тот момент горожане судились с людьми графини, изъявшими у них товар в ответ на отказ уплатить налог.[924] А начиная с 1307 г. камнем преткновения для улаживания отношений Маго с жителями Ипра была таможня в Бапоме,[925] причем страсти особенно накалились в 1309 г. Мариньи был вдвойне заинтересован в разрешении этих спорных ситуаций. Прежде всего с 1311 г. он являлся владельцем рынка в Бомеце и не видел ничего хорошего в том, чтобы в этом районе возникали препятствия свободному товарообороту, тем более что эти неурядицы могли отразиться на доходах от ярмарок и рынков в Лоншане и Экуи. Кроме того, он был отцом наследника шателенства Бапома,[926] где в мае 1311 г. по приказу Маго был построен огромный замок.[927] Далее, в 1313 и 1314 гг. он являлся постоянным ходатаем для некоторых горожан Ипра, среди которых самыми влиятельными были Бротерламы, де Ло, Бели, Ангили, Ле Вагенеры, Эли и так далее. Он начал вести с ними дела в июне 1312 г., а в июне 1313 г. выслал им копию грамоты об открытии ярмарки в Экуи.[928] Поэтому, учитывая то, что конец разногласиям между Маго и торговцами Ипра был положен, причем в пользу последних,[929] изданной королем грамотой от 24 февраля 1312 г., сложно не увидеть в этом следов стараний Мариньи, который действовал в своих интересах и учитывал интересы своих протеже.
