Антоний шествовал через Малую Азию как новое воплощение бога Диониса. Повсюду его принимали с покорностью и раболепием, подобающими небожителям, а он пировал и развлекался, милостиво возвышал города и страны, сочувствовавшие триумвирам, карал тех, кто покорился Бруту и Кассию, и главное — старался выжать у населения как можно больше денег. Царьки в правители мелких государств, которых было много на Востоке, и посольства городов спешили воздать ему почести и принести дары. Не явился перед величием бога-триумвира только посол самого могущественного и богатого государства Востока — Египта. Клеопатра вела себя так, словно не произошло ничего необыкновенного и триумвир, решающий дела Римской державы, должен сам вступить в контакт с соседним дружественным государством.
И действительно, через некоторое время, той же весной 41 года, перед царицей предстал личный посол Антония.
Посольство ДеллияКвинт Деллий был не только изысканным аристократом, но и столь искусным политиком, что многие считали его не в меру циничным. Послав к египетскому двору именно этого человека, Антоний проявил дипломатические способности и знание людей. Ибо миссия, которую он возложил на Деллия, не была ни лёгкой, ни приятной. Менее осторожный человек мог повести дело с излишней твёрдостью и прямотой, чего Антоний не хотел: ведь его посланец должен был ни более, ни менее как предложить Клеопатре лично предстать перед триумвиром и объяснить причину своего бездействия во время последней войны. Царице, совсем недавно уверенной в том, что она вместе с Цезарем будет владычицей мира, теперь придётся оправдываться перед его подчинённым! Разумеется, для Антония была важна не столько политическая сторона, сколько сам факт, что прекрасная царица, правительница могущественного государства, смиренно предстанет перед его трибуналом и будет униженно просить о прощении — совсем как десятки мелких царьков из Малой Азии и Сирии.
Клеопатра, очевидно, сразу разгадала намерения Антония. Она могла найти благовидный предлог и отказаться от поездки, поставив Антония в затруднительное положение — ему пришлось бы либо самому отправиться в Александрию, либо предоставить Египет собственной судьбе. Ни то ни другое не устраивало триумвира. Но хитрый Деллий сумел убедить Клеопатру согласиться на эту встречу.
Местом свидания назначили Тарс, город в Киликии, который два года назад почти полностью был разорён Кассием. Деллий дал Клеопатре полезные советы относительно того, как лучше вести себя с его начальником. Он не всё осмелился сказать прямо, но в ходе одной из бесед кстати процитировал Гомера:
Лучшею сердцу богини сия показалася дума:
Зевсу на Иде явиться, убранством себя изукрасив [92].
Это были стихи из XIV песни «Илиады», которая называется «Обольщение Зевса». Содержание её таково.
Во время Троянской войны отец богов и людей Зевс покровительствовал осаждённому городу, в то время как его жена Гера всеми способами помогала ахейцам. Поэтому, когда в одной из битв троянцы особенно энергично теснили своих врагов, Гера замыслила хитрость. Она решила отправиться на гору Иду и там возбудить в муже жажду наслаждений, а потом послать на него сладкий сон и тем временем прийти на выручку ахейцам. Сначала она искупалась и умастилась чудесно пахнущей амброзией, потом надела прекрасное платье, вдела в уши золотые серьги, набросила на волосы тонкую вуаль. И это ещё не всё. У Афродиты она попросила цветной, дивно расшитый пояс, в котором таились все чары богини: любовь, вожделение, сладость беседы, которая лишает рассудка даже самых благоразумных.
Так же должна была теперь поступить и Клеопатра. Но она, вместо того чтобы просить у богини её волшебный пояс, сама решила стать Афродитой!
Как же выглядел бог, к которому она спешила?
Увлечения и браки Антония«Он обладал красивою и представительной внешностью. Отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели. Существовало даже древнее предание, будто Антонии ведут свой род от сына Геракла — Антона. Это предание, которому, как уже сказано, придавало убедительность обличие Антония, он старался подкрепить и своею одеждой: всякий раз, как ему предстояло появиться перед большим скоплением народа, он опоясывал тунику у самых бёдер, к поясу пристёгивал длинный меч и закутывался в тяжёлый военный плащ. Даже то, что остальным казалось пошлым и несносным, — хвастовство, бесконечные шутки, неприкрытая страсть к попойкам, привычка подсесть к обедающему или жадно проглотить кусок с солдатского стола, стоя, — всё это солдатам внушало прямо-таки удивительную любовь и привязанность к Антонию. И в любовных его утехах не было ничего отталкивающего, — наоборот, они создавали Антонию новых друзей и приверженцев, ибо он охотно помогал другим в подобных делах и нисколько не сердился, когда посмеивались над его собственными похождениями. Щедрость Антония, широта, с какою он одаривал воинов и друзей, сперва открыла ему блестящий путь к власти, а затем, когда он уже возвысился, неизменно увеличивала его могущество, несмотря на бесчисленные промахи и заблуждения, которые подрывали это могущество и даже грозили опрокинуть» [93].
Так пишет о триумвире Плутарх.
Готовясь к встрече с Антонием, Клеопатра особенно интересовалась его любовными похождениями. Многое она, безусловно, знала и раньше — проделки Антония вызывали столько пересудов, что невозможно было о них не услышать. Говорили, например, о том, как Антоний со своей любовницей Цитерой разъезжал по Риму в колеснице, запряжённой львами. Немало мог рассказать царице и Деллий, посвящённый во все сплетни, интриги и скандалы высшего общества. История одних лишь браков Антония давала обильный материал для бесед.
В первый раз Антоний женился на некоей Фадии, дочери вольноотпущенника, то есть на женщине низкого происхождения. Всем было ясно, что аристократ Антоний решился на этот брак только ради денег. Мы уже говорили, что отец Антония не оставил своим детям никакого состояния. Совместная жизнь с Фадией продолжалась недолго. Однако враги даже через много лет после развода всё ещё попрекали Антония этим мезальянсом.
Затем Антоний женился на своей двоюродной сестре Антонии. Этот брак окончился скандалом. Антоний публично, перед всем сенатом, в котором заседал и его тесть, заявил:
— Жена изменила мне с Долабеллой.
Речь шла о том самом Долабелле, который позднее погиб в Лаодикее. Между обоими политиками с тех пор действительно не было согласия, но никто не знал точно, было ли причиной конфликта обольщение Антонии или, наоборот, Антоний сочинил всё это, чтобы оправдать свою ненависть к Долабелле.
Развод со второй женой приходится на 46 или 45 год. Во всяком случае, в 45 году у Антония уже была третья жена, Фульвия, которая до него была дважды замужем. Оба мужа Фульвии умерли насильственной смертью. Первый муж, знаменитый народный трибун, непримиримый враг Цицерона — Клодий, был убит людьми другого народного трибуна, Милона, в стычке на Аппиевой дороге. После него осталось двое детей. Её второй муж, Курион, друг и сподвижник Цезаря, погиб в борьбе с противниками диктатора в 49 году.
Фульвия была очень богата, и Антония, по-видимому, прежде всего интересовали её деньги. Однако один забавный случай, происшедший в 45 году, в первые месяцы супружества, заставляет думать, что Антоний не был равнодушен к жене. История эта вполне достоверна. Она получила широкую огласку в Риме, а нам известна благодаря Цицерону, который гневно упрекал Антония за его проделку в речи перед сенатом.
Цезарь в это время находился в Испании, где он наводил порядок после победы над сыновьями Помпея. Антоний не участвовал в походе, а остался в Риме, чтобы домогаться консульства на следующий, 44 год. Он выехал из столицы по каким-то делам в Нарбонскую Галлию и вернулся оттуда раньше, чем предполагал.
«А каково было возвращение Антония из Нарбона… — с негодованием говорил Цицерон. — Приехав приблизительно в десятом часу в Красные Скалы [94], он укрылся в какой-то корчме и, прячась там, пропьянствовал до вечера. Быстро подъехав к Риму на тележке, он явился к себе домой, закутав себе голову. Привратник ему: „Ты кто?" — „Письмоносец от Марка". Его тут же привели к той, ради кого он приехал, и он передал ей письмо. Когда она, плача, читала письмо (ибо содержание этого любовного послания было таково: у него-де впредь ничего не будет с актрисой, он-де отказался от любви к той и перенёс всю свою любовь на эту женщину), когда она разрыдалась, этот сострадательный человек не выдержал, открыл лицо и бросился ей на шею» [95].
