Но в самом поощрении торговли нельзя видеть отражения нарастания экономического единства страны уже потому, что, как правильно отметил А. И. Пашков, в основе экономической политики князей лежало стремление сохранить экономическую самостоятельность своих княжеств. Поощрение со стороны государственной власти развития торговли не есть явление принципиально новое для XIV–XV вв. в России и вообще совсем не обязательно должно быть связано с нарастанием экономического единства. Такое поощрение существовало и в политике князей более раннего времени, оно хорошо известно в любом не только феодальном, но и рабовладельческом обществе, когда не было еще никаких тенденций к экономическому единству.
Но несомненно и то, что политика облегчения условий торговли, проводившаяся княжеской властью, объективно способствовала подъему торговли, а вместе с ней — развитию купеческого капитала и росту городов. Необходимо лишь учитывать, что в изучаемый период торговля обслуживала феодальное хозяйство, и города, как торговые центры, способствовали еще укреплению, а не разрушению феодального строя, находившегося на Руси в XIV–XV вв. в стадии прогрессивного, восходящего развития.
Столь же осторожно нужно подойти к оценке денежного обращения в XIV–XV вв. и роли городов в этом процессе. Исследователь этого вопроса Г. Б. Федоров установил, что в первой четверти XIV столетия появилась новая денежная система на Руси, так называемый «низовой вес», отличный от новгородского веса, и в письменных источниках стал упоминаться быстро распространявшийся московский термин «рубль». По мнению Г. Б. Федорова, причинами возникновения новой денежной системы были рост городов, развитие городского ремесла, превращение городского ремесла в одну из основ внешней торговли, когда вывоз продукции городских ремесленников имел своим следствием приток серебра из-за границы и создал материальную основу для чеканки монеты. С другой стороны, борьба за единство Русской земли и независимость от татар должны были вызвать и осуществление московским великим князем важнейшей прерогативы самостоятельного государя — чеканку собственной монеты, что и произошло в Москве в середине XIV в. Г. Б. Федоров пишет, что «потребность в собственной чеканной монете на Руси во второй половине XIV в. была настолько сильна, что почин московского великого князя был сразу же подхвачен экономически наиболее развитыми княжествами — Суздальско-Нижегородским и Рязанским — и привел к серьезным изменениям в денежном деле Тверского великого княжества и Новгорода Великого». В начале XV в. монеты чеканились уже в 21 городе. «Никогда — пишет Г. Б. Федоров, — ни до, ни после Василия Димитриевича Русь не знала такого количества монетных дворов. Это наглядно показывает величину потребности в монетных единицах, вызванной подъемом русской экономики, развитием ремесла и внутренней торговли. При этом московская монетная система играла главную, а для большинства княжеств и городов — определяющую роль в формировании и развитии их монетных систем».
Однако утверждение Г. Б. Федорова о том, что городское ремесло в XIV–XV вв. стало основой для ведения внешнеторговых операций, ничем не доказывается. Есть некоторые данные о том, что продукция городских ремесленников Московской Руси действительно попадала за границу, но они крайне малочисленны. По отношению к концу XV в. они собраны В. Е. Сыроечковским. В отношении XIV в. у нас имеется, кажется, единственное упоминание о сбыте тверских замков в Чехию, откуда и попали в район Твери так наз. «пражские гроши». Между тем, Г. Б. Федоров аргументирует свой принципиальный вывод только этим последним известием, что совершенно недостаточно. Не только в XIV–XV вв., но и в более позднее время, при более высоком уровне развития городов, основой для развития экспортной торговли были все же продукты промыслового и сельского хозяйства, а не городского ремесла. В. Е. Сыроечковский в своей монографии о гостях-сурожанах конца XV в. показал, что хотя среди гостей было немало людей, вышедших из ремесленной среды, а может быть, и остававшихся по основной профессии ремесленниками, они очень часто торговали отнюдь не продуктами своего ремесленного производства.
Города в средние века были центрами денежного обращения, но оно имело своим основанием развитие не только городского ремесла, но и всего феодального хозяйства в стране в целом, в котором преобладающую роль играло, конечно, хозяйство сельское. Г. Б. Федоров искусственно сузил экономическую основу денежного обращения, сводя ее лишь к городскому ремеслу, что противоречит всей структуре феодальной экономики XIV–XV вв.
Второе положение Г. Б. Федорова, нуждающееся в уточнении, — это оценка им развития чеканки монет при Василии Димитриевиче. Массовая чеканка монеты в 21 пункте есть яркий показатель того, что подъем экономики осуществлялся в рамках феодальной раздробленности, в рамках феодального способа производства. То, что в каждом феодальном центре стали чеканить свою монету, говорит гораздо более об отсутствии сколько-нибудь определившегося экономического единства русских земель, нежели о его наличии.
Торговля и денежное обращение на этом этапе не способствовали разрушению экономической основы феодализма, а дополняли ее, служили в первую очередь интересам обогащения феодалов и княжеской казны. Поэтому торговые связи не могли тогда еще создать условия для преодоления экономической разобщенности страны и возникновения «минимального»» ее экономического единства. Потому и города XIV–XV вв. еще не были центрами национальных рыночных связей. Выступая очагами развития торговли, они на этом этапе исторического развития укрепляли феодальный строй общественно-экономических отношений. Не превращение Москвы и Московского княжества в центр рыночных связей, чего быть не могло при тогдашнем уровне развития, а сосредоточение городов под властью московских князей и значительно более интенсивный рост их в самом Московском княжестве способствовали созданию превосходства в силах великокняжеской власти над ее противниками.
Историческая роль городов Северо-Восточной Руси в экономическом развитии страны в период борьбы за объединение русских земель вокруг Москвы определялась развитием в них ремесленного производства и торговли, укреплявших феодальный строй общественно-экономических отношений. Подъем северо-восточных городов в XIV–XV вв., явившийся закономерным следствием развития земледелия, ремесла и торговли в области экономики и феодализма в области общественных отношений, использовался различными феодальными группировками, которые были заинтересованы в росте городов для укрепления своих материальных средств. И лишь в эпоху зарождения и развития буржуазных отношений города приобрели историческое значение центров возникающих национальных связей и образующегося экономического единства страны. Но в России эта эпоха началась значительно позднее XIV–XV вв., она составила содержание «нового периода русской истории», начавшегося примерно в XVII в.
В этой связи необходимо отметить, что нельзя ставить знак равенства между исторической ролью городов в образовании централизованных государств в России и в Западной Европе. Между тем именно так понимают роль русских городов авторы «Очерков истории СССР XIV–XV вв.». Процитировав известное высказывание Ф. Энгельса о том, что «бюргеры стали классом, который олицетворял собой дальнейшее развитие производства и обмена, образования, социальных и политических учреждений», авторы «Очерков» пишут: «Эту роль горожане и прежде всего ремесленники играли и на Руси, где развитие городов было задержано губительными последствиями татарского разорения». Приведенное утверждение «Очерков» представляет собой, несмотря на сделанные оговорки, явное преувеличение степени развития городов на Руси. Ведь Ф. Энгельс анализировал роль городов в таких исторических условиях, когда «во всей Западной Европе феодальная система находилась… в полном упадке; повсюду в феодальные области вклинивались города с антифеодальными интересами, с собственным правом и с вооруженным бюргерством», когда «даже в деревне… старые феодальнье путы стали ослабевать под действием денег». Но в России в XV в. феодальная система вовсе еще не находилась в упадке, «феодальные путы» не ослабевали, а развивались и укреплялись, а городов с собственным правом и вооруженным бюргерством не было. Механическое перенесение формулы Ф. Энгельса, относящейся к Западной Европе XV в., на Россию того же времени неправильно. Пути развития русских городов совпадали, конечно, с путями развития всех феодальных городов во всех странах, но степень этого развития определялась повсюду местными условиями. Выше было уже отмечено, что монголо-татарское нашествие и иго сильно ухудшили условия развития русских городов и привели их к значительному ослаблению. Особенно пагубные последствия имело разрушение рыночных связей городских ремесленников и отрыв России от мировых торговых путей. По отношению к средневековой Германии Ф. Энгельс отмечал, что «пути мировой торговли отодвигаются в сторону от Германии, и она оказывается втиснутой в какой-то изолированный угол. В результате была подорвана сила бюргеров, а также и реформации»: Тем более была подорвана сила горожан-бюргеров в средневековой России XIV–XV вв., отрезанной от Европы, опустошаемой катастрофическими нашествиями с Востока и находившейся под тяжким игом. В городах XIV–XV вв. еще не сложился класс «капиталистов-купцов»,[19] организовывавших концентрацию мелких местных рынков в один всероссийский рынок. Образование Русского централизованного государства происходило в специфических по сравнению со странами Западной Европы условиях и совершалось на феодальной основе, при отсутствии капиталистического развития.
