Но только в Европе рыцарь был в первую очередь личностью, носителем идеи личной, персональной чести. Он лично, сам должен был не только ни в коем случае не ронять свою личную, персональную честь и честь всего своего рода; он должен был еще следить за поддержанием порядка и справедливости в мире. Можно сколько угодно смеяться над рыцарскими историями про схватки с великанами, чудовищами и драконами, над чудовищным самомнением рыцарства, над их поведением забияк, способных вести себя как мальчишки-хулиганы в возрасте Тома Сойера — «я тебе покажу!». Но как бы ни устарели одни идеи, ни казались странными другие, ни вызывали улыбку третьи, а рыцарь был носителем важнейшей и далеко не устаревшей идеи — идеи личности. Личной ответственности, личной совести, личной верности, личного благородства.
Рыцарь или свободный барон не могли жить сами по себе, но и не были подданным графа, герцога или короля. Благородный человек вступал с вышестоящими не в отношения подданного, а в отношения вассала. Это были договорные отношения; вассал и сюзерен договаривались, что они будут делать вместе; вассал не становился бесправным подданным, зависящим от каприза вышестоящего.
Феодальная, разделенная на множество княжеств, жестокая Европа все-таки не настолько бесправна, как Азия. В ней нет того повседневного рабства… по существу дела, всех. Того рабства, к которому люди привыкают как к естественному состоянию и не понимают, что, вообще-то, может быть иначе.
В XI веке на северо-западе бывшей Римской империи родилось очень агрессивное общество. Не успела родиться Европа, как тут же начала Крестовые походы и «Дранг нах остен».
Про «Дранг» мы уже говорили. А первый Крестовый поход папа Урбан II провозгласил в 1095 году, и с тех пор их состоялось восемь.
На Переднем Востоке больших успехов крестоносцы так и не добились. Даже то, что удалось завоевать, постепенно оказалось потеряно. Повторилось то же, что и во времена Александра Македонского, когда эллинистические государства простерлись до самой Индии: Восток не принял европейского типа общества, построенного на частной собственности, личной свободе и договоре вместо приказа.
Но Европа постоянно расширялась, включала в себя, по крайней мере, славянские территории.
Способов было реально два, они часто применялись вместе — как это мы видели на примере полабских славян:
1. Крещение язычников. Церковь делала новообращенных едиными с остальной Европой. Несла новым христианам идею личности, идею принадлежности к цивилизации. Язычники, став христианами, постепенно сами становились европейцами.
2. Завоевание, то есть насильственное включение в Европу как рабов или данников завоевателей.
Ирландия и Скандинавия стали Европой через крещение. Саксы — через завоевание и крещение. Славяне… Тут есть случаи и крещения, и завоевания. И действует знакомый механизм — кто принял крещение, тот отбился от завоевания и вошел в Европу уже сам.
К XII веку весь германский мир уже оказывается частью Европы, а славянский между XII и XV веками разделяется на тех, кто принял христианство, отбился от завоевателей «Дранга» и построил собственные государства. И тех, кто сам не захотел в Европу, и кого повели, потащили, погнали под конвоем, превращая в рабов и онемечивая по дороге. Воистину, понимающего необходимость ведет, непонимающего — тащит.
Очень интересно и полезно проследить за тем, как Европа ползет на восток на средневековых картах. По этим картам очень хорошо видно, кого европейцы считают, а кого не считают людьми своего общества. «Европа тогда кончалась границами Польши», — утверждает Н. В. Гоголь. Он не точен: в XV веке граница Европы проходила по границам Великого княжества Литовского, то есть прошла через Россию.
По мнению европейских картографов, в XV веке Западная Русь была уже частью Европы. А Восточная Русь, Московия, — не была. И еще того хуже… По мнению картографов, и самого слова «Московия» можно было и не применять. Европейцы понимали отношения вассалитета, но плохо понимали отношения данничества — когда можно платить дань и не быть частью государства, которому платишь. Раз Московия платит дань татарскому хану, значит, не существует никакой самостоятельной Московии, а есть Великая Татария, и Московия — лишь ее часть. На картах Московию, вполне мотивированно, показывали как Великую Татарию — никак не отделяя от других владений татарских ханов.
И даже хуже… Московию, вернее, владения татарских казанских ханов, называли Великая Тартария. Разница как будто в одной букве, но смысл-то меняется чрезвычайно. Получается, что Московия — это Тартар, как бы страна чертей.
Так и продолжалось до середины XVI столетия, когда граница Европы опять существенно передвинулась на восток. В конце XV — начале XVI века Московская Русь перестала платить дань татарским ханам, а торговые пути через Новгород и города Великого княжества Литовского связали Московию с Европой. Русских лучше узнали в Европе; западных русских и веком раньше признавали европейцами, а теперь благодаря им стали так же относиться и к восточным.
И в середине XVI века границу Европы картографы проводят по Волге. Не было случая, чтобы границу Европы географы отодвинули назад, на запад. И что бы ни творилось в Московии почти два столетия, рубеж остается тот же. Еще во времена Петра I Азия начиналась в двухстах верстах от Москвы, а заводы Демидова располагались в самой что ни на есть Азии.
Российская империя становится на цыпочки, изо всех сил хочет быть Европой. Татищев, птенец гнезда Петрова, устраняет обидный географический факт, переносит границы Европы и Азии на Урал. Наверное, многие из моих читателей постарше уже знакомы с системой Татищева: когда граница Европы и Азии проходила по вершинам Урала, разделяя его на две равные части, а потом — по реке Урал до ее впадения в Каспийское море.
Но весь Кавказ — от самых его низких предгорий, от Куры и Кубани — был для Татищева Азией. И все владения Османской империи — тоже. И Крымское ханство, вассал Османской империи, и все владения Турции в Греции и в славянских землях за Дунаем.
Румянцев-Задунайский воевал в Азии. Потемкин отвоевывал берега Черного моря, закладывал Одессу — в Азии. Мужики переселялись на Кубань и в Ставрополье — в Азию.
На рубеже XVIII и XIX веков границу Европы и Азии стали проводить через Босфор и Дарданеллы, а Северное побережье Черного моря от устья Дуная до устья Днепра именовали Европой. Но еще Александр Сергеевич Пушкин совершил путешествия в АЗИЮ — в Крым и на Кавказ.
Только в конце первой половины XIX века границу Европы стали проводить привычно — по самым высоким вершинам Кавказского хребта, разделяя Кавказ на Северный, европейский, и на Южный, лежащий в Азии.
Вот эту систему и преподавали в школе еще в 1960-е годы. И автор этих строк, и другие люди столь же пожилые и почтенные, кому за сорок, должны помнить из школьной географии это удобное, простое: граница Европы пробегает по вершинам Урала, по реке Урал, по берегу Каспия, по главным вершинам Кавказского хребта, по Черному морю, по Босфору и Дарданеллам.
Вот потом опять начались сложности: Европа продолжала расширяться. Во-первых, запротестовали Армения и Грузия. Как же так?! Земли почти первобытных мусульманских племен — в составе Европы?! Хаджи-Мурат, Шамиль с его мюридами — европейцы?! А в то же время получается, Армения, первая в мире страна, где христианство стало государственной религией во II веке по Р.Х., — часть Азии?! Армения и Грузия настаивают на том, чтобы считать их частью Европы (и не без оснований).
Во-вторых, о своей принадлежности к Европе недвусмысленно заявляет Турция. С XVIII века ее территория, как и территория Российской империи, лежит и в Европе, и в Азии. А турки считают, что уже много десятилетий, даже веков, в Турции осуществляется европейский тип развития… По крайней мере, с конца все того же XVIII века. В Турции, между прочим, даже выпускаются карты, на которых все Закавказье и вся Турция — Европа. Вопрос только в том, как скоро это новшество признают остальные европейцы. Но что признают, я не сомневаюсь.
А кроме того, с 1960-х гг. произошло странное и до конца необъяснимое событие: граница Европы удивительным образом переместилась на восток и на Урале. Мне не удалось найти автора этого открытия, но теперь уже весь Уральский хребет оказался в Европе, а южная граница проходит по речке Эмбе, «отдавая Европе» еще 200 километров.
В 1990-е гг. встал вопрос и о статусе Сибири. Раньше это особого значения не имело, но в эпоху ослабления национальных границ, «парада суверенитетов» и «построения европейского дома» — имеет. С одной стороны, Сибирь — это никак не часть Европы, даже если границу проводить и по Эмбе… А с другой — ну какой же Новосибирск — азиатский город, скажите на милость?! И не один Новосибирск. Мой родной Красноярск — совершенно отвратительный город, нет слов. Экологически грязный, населенный процентов на 30 бывшими уголовниками, он создавался как город большого машиностроения, через который можно качать богатства Сибири, но никак не в качестве форпоста культуры. Жить в нем для культурного человека даже не скучно — попросту душно. И тем не менее — не азиатский это город. Испанцы в Америке тоже строили города с одной целью — извлекать и вывозить в Испанию золото и серебро, какао и хлопок. Но это ведь не делает «индейскими городами» ни Рио-де-Жанейро, ни Мехико, ни Буэнос-Айрес.
