«Сказание» в первоначальной редакции с его чисто светским содержанием и идеологическим обоснованием великокняжеской власти противостояло «Повести о белом клобуке», возникшей в окружении новгородского архиепископа Геннадия. Если «Повесть о белом клобуке» отстаивала претензии воинствующих церковников на светскую власть, то «Сказание», сложившееся в кругу политических противников Геннадия и кружка Софьи Палеолог, укрепляло идеологические основы великокняжеской власти. Подобное же противоборство идей можно найти в «Родословии литовских князей» и в «Сказании о Мамаевом побоище» (основной редакции). Если в первом памятнике Ольгерд выступает положительным героем, то во втором (возникшем в церковных кругах) он предстает как союзник Мамая вместо реального Ягайлы.
В отличие от передовых европейских стран в России конца XV — начала XVI в. гуманистические идеи только зарождались. Процесс высвобождения человеческой личности из пут церковной идеологии не был завершен. В русском реформационно-гуманистическом движении неизмеримо большую роль играло дворянство, чем бюргерство. Поэтому духовной диктатуре церкви противопоставлялось суверенное государство во главе с мудрым монархом. Эти идеи мы и находим в «Сказании о князьях владимирских» и в «Повести о Дракуле». Позднее они получили развитие в посланиях Федора Карпова и сочинениях Ивана Пересветова.
Падение князей Патрикеевых и Ряполовского
Торжественная коронация в феврале 1498 г. не означала перехода к Дмитрию-внуку сколько-нибудь заметной доли власти. Удела он не получил. Не известно и жалованных грамот, выданных им в этом году. Сохранились только сведения о том, что тогда Дмитрий Иванович судил поземельные дела в Белозерском, Вологодском, Переславском, Костромском и Бежецком уездах. Людвиг фон Зансгейм из Кенигсберга (август 1500 г.), упомянув о смерти Ивана Молодого и о Дмитрии-внуке, добавлял, что «с этим внуком имеет старый государь русских все управление страной один в своих руках и не хочет других двух своих родных сыновей к управлению или разделу страны допустить».[469] Думается, роль Дмитрия Ивановича как соправителя здесь преувеличена.[470] За пышным титулом «великий князь московский, новгородский и владимирский» реально скрывалось не так уж много.
Постепенно претензии Дмитрия-внука на власть росли. Он все чаще пользовался титулом великого князя «всея Руси» (ранее в грамотах он именовался просто великим князем).[471] Но в 1499 г. Дмитрий был устранен от реального управления страной. В актах этого года нет сведений о его участии в судопроизводстве. Падение влияния Дмитрия-внука, судя по дипломатическим материалам, определилось в середине 1499 г., хотя формально он продолжал считаться соправителем.[472] Ясных сведений о судьбе княжича Василия в 1498 г. нет.
Внешнеполитическая ситуация складывалась в то время следующим образом. 1497 год прошел сравнительно спокойно. В феврале 1498 г. в Москву вернулся после завершения миссии в Стамбуле М. А. Плещеев. Надежды на установление союзнических или добрососедских отношений с могущественной Оттоманской Портой окрепли, хотя окружение султана было недовольно упорным стремлением Плещеева соблюдать предписанный ему в Москве ритуал, не соответствовавший церемониалу, принятому при султанском дворе. Успешно развивались и московско-крымские отношения, В августе 1498 г. в Крым было отправлено посольство кн. С. В. Ромодановского. Иван III сообщал крымскому хану, что он может рассчитывать на него в случае войны с Литовским княжеством. Развивались нормально и отношения со Стефаном. Весной 1498 г. в Молдавию отправилось посольство Ф. Аксентьева. В 1498 г. велись переговоры и между Менгли-Гиреем и Стефаном.[473]
Зато с Литвой все было неопределенно. Летом 1497 г. в ответ на сожжение Бряславля польский король Ольбрахт и литовский великий князь Александр Казимирович организовали большой поход против Стефана Молдавского.[474] Узнав об этом, 19 августа Иван III послал в Литву П. Г. Заболоцкого и Ивана Волка Курицына с требованием, чтобы Александр «не рушил докончания» с Русью и в походе не участвовал.[475] Из-за противодействия «панов» Александр вернулся восвояси, но отправил с Ольбрахтом С. П. Кишку, кн. С. И. Стародубского и В. И. Шемячича. Осада молдавской столицы Сучавы привела только к разгрому польских войск в конце октября. Ольбрахт «едва утече» к русским князьям (которые в бою так и не участвовали) и вернулся «с великим срамом». Побито было до 40 тыс. человек.[476]
В феврале 1498 г. в Литву направлен был И. И. Телешов с жалобами на задержку русских послов, возвращавшихся из Стамбула. В марте прибыл литовский посол Василий Бокей, который изложил жалобы на действия «слуг» Ивана III князей Воротынских. Посольство кн. В. В. Ромодановского (март 1498 г.)[477] должно было подтвердить верность России договору 1494 г. и добиться признания за Иваном III титула великого князя «всея Руси». Иван III просил также Александра Казимировича, собиравшегося, по слухам, «ити ратью» на Стефана, воздержаться от похода. Посольство было безрезультатно. От признания титула «всея Руси» литовский великий князь уклонился. Зато, очевидно, именно из польско-литовских кругов проникло в Западную Европу наименование России «Московией», которое как бы ограничивало претензии Ивана III на все русские земли, под чьим бы суверенитетом они ни находились.[478] Не успел кн. Ромодановский вернуться в Москву, как он был «пойман» вместе с тверитином Андреем Коробовым.
Весной 1498 г. в Стокгольм к датскому королю Иоганну отправилось посольство, посетившее летом 1498 г. и Копенгаген. Иван III добивался возврата карельских погостов, на что Иоганн (теперь уже шведский король) не склонен был соглашаться. Союз с Иоганном Иван III хотел закрепить браком княжича Василия с дочерью короля Елизаветой.[479]
Положение Польши и Литовского княжества было много тяжелее. Весной 1498 г. османские войска опустошили Подолье и Галицию, уведя в полон до 100 тыс. человек. Летом в нападении принимал участие и Стефан. Осенью последовало новое вторжение войск Баязида. Для обсуждения мер борьбы с османской угрозой летом в Польше побывали послы Владислава Ягеллона. В блок против османов вошел и Стефан, но союзником он был ненадежным. Надежда Ивана III на прочный союз с ним поэтому не оправдалась. Это, конечно, подрывало его доверие к дочери Стефана — Елене. Все эти события происходили в обстановке непрекращавшихся взаимных обид и жалоб Ивана III и Александра. В июле 1498 г. в Литву направился посол А. Голохвастов. Он должен был указать на недопустимость грабежей, которым подвергались русские купцы. Со своей стороны литовский посол С. Кишка жаловался на обиды, чинимые Литовскому княжеству союзниками Ивана III — Менгли-Гиреем и Стефаном.[480]
В январе 1499 г. резко обострилась ситуация в самой России. Официальный летописный свод (редакции 1508 г., сохранившейся в своде 1518 г.) сообщает: «В лето 7007-го генваря князь великий велел поимати бояр своих, князя Ивана Юриевичя з детми, да князя Семена Ивановичя Ряполовского; и велел казнити князя Семена Ивановичя Ряполовского, отсекоша ему главу на реце на Москве, пониже мосту, февраля 5, во вторник; а князя Ивана Юриевичя пожаловал от казни, отпустил его в черньци к Троици, а сына его, князя Василя Ивановичя Кривого, отпустил в монастырь в Кирилов на Белоозеро». Вскоре после этого, «марта 21, в четверк, пожаловал князь великий Иван Василевичь всея Русии сына своего, князя Василия Ивановича, нарекл его государем великим князем, дал ему Великыи Новгород и Псков, великое княжение».[481]
В продолжении Хронографа редакции 1512 г. сразу же после сообщения о коронации Дмитрия следует текст: «Велел князь великий поймать бояр своих, князя Ивана Юрьевича з детми, да зятя его, князя Семена Ряполовского, велел казнити, головы ссечи, а князя Ивана да сына его, князя Василья, в чернцы отпустил лета 7007-го генваря. Того же лета князь велики Иван пожаловал сына своего князя Василья, а нарек его великим князем и дал ему Новгород Великий и Псков».[482] В данном случае известие Хронографа восходит к своду 1508 г. (или одному из сходных).
Близок к своду 1508 г. и текст Вологодско-Пермской летописи. После краткой записи о том, как Иван III в феврале 1498 г. «посади на великое княжение внука своего, князя Дмитрея Ивановича», идет сообщение о «поимании» кн. Ивана Юрьевича с детьми и о казни кн. Семена Ряполовского. Различия сообщений Вологодско-Пермской, Уваровской и сходных летописей сводятся к следующему: в ВПЛ нет точной даты событий; в ней говорится, что Патрикеевых «упросил… у смертные казни митрополит Симан да владыкы»; имеется добавление, что Патрикеевых повелено было «на Москве постричи в железех»; весь рассказ завершает новая запись: «Того же лета, апреля, поймал князь великий Иван Васильевич князя Василья Ромодановского да Ондрея Коробова тферитина»; пожалование Новгородом сына Ивана III — Василия датируется 29 июня.[483]
