А Андрей, усевшись в Суздальском княжестве и не отдав его на передвижку всем остальным, выключил эту землю из общего княжеского обихода. Он поступил как изгой, но почему-то это его нисколько не беспокоило. К тому же претензий на Киев он для себя тоже не отменил, только теперь уже просто спихивал в этот Киев, кого считает угодным. В мнении современников Андрей выглядел революционером: одним махом он только что создал второе великое княжение с центром в Суздале. Так, кроме Днепровской Руси, с установлением великого суздальского княжения вполне официально, хотя и против старого закона, появилась северо-восточная верхневолжская Ростово-Суздальская Русь. Свою родину, город Владимир-на-Клязьме, Андрей сделал стольным городом этой Руси.
Стольный Владимир
Ближайшие родичи тоже Андрея не поняли.
И неудивительно!
«По обычаю, заводившемуся с распадением княжеского рода на линии и с прекращением общей очереди владения, – поясняет Ключевский, – старший князь известной линии делил управление принадлежавшею этой линии областью с ближайшими младшими родичами, которых сажал вокруг себя по младшим городам этой области. Но в Ростовской земле среди переселенческого брожения все обычаи и отношения колебались и путались. Юрий Долгорукий предназначал Ростовскую землю младшим своим сыновьям, и старшие города Ростов с Суздалем заранее, не по обычаю, на том ему крест целовали, что примут к себе меньших его сыновей, но по смерти Юрия позвали к себе старшего сына Андрея. Тот со своей стороны благоговейно чтил память своего отца и однако вопреки его воле пошел на зов нарушителей крестного целования. Но он не хотел делиться доставшейся ему областью с ближайшими родичами и погнал из Ростовской земли своих младших братьев как соперников, у которых перехватил наследство, а вместе с ними, кстати, прогнал и своих племянников. Коренные области старших городов в Русской земле управлялись, как мы знаем, двумя аристократиями, служилой и промышленной, которые имели значение правительственных орудий или советников, сотрудников князя. Служилая аристократия состояла из княжеских дружинников, бояр, промышленная – из верхнего слоя неслужилого населения старших городов, который носил название лучших, или лепших, мужей и руководил областными обществами посредством демократически составленного городского веча. Вторая аристократия, впрочем, выступает в XII в. больше оппозиционной соперницей, чем сотрудницей князя. Обе эти аристократии встречаем и в Ростовской земле уже при Андреевом отце Юрии, но Андрей не поладил с обоими этими руководящими классами суздальского общества. По заведенному порядку он должен был сидеть и править в старшем городе своей волости при содействии и по соглашению с его вечем. В Ростовской земле было два таких старших вечевых города: Ростов и Суздаль. Андрей не любил ни того ни другого города и стал жить в знакомом ему смолоду маленьком пригороде Владимире-на-Клязьме, где не были в обычае вечевые сходки, сосредоточил на нем все свои заботы, укреплял и украшал, „сильно устроил“ его, по выражению летописи, выстроил в нем великолепный соборный храм Успения, „чудную Богородицу златоверхую^, в котором поставил привезенную им с юга чудотворную икону Божьей Матери. Расширяя этот город, Андрей наполнил его, по замечанию одного летописного свода, купцами хитрыми, ремесленниками и рукодельниками всякими. Благодаря этому пригород Владимир при Андрее превзошел богатством и населенностью старшие города своей области».
Так сразу появились обиженные родичи, нарушенное обещание, неправо возвышенный какой-то пригород и отказ от услуг старой аристократии. Все было не по правилам. Стерпеть этого не могли уже даже и северные города, князья и княжии мужи. Андрей пытался перетащить в свой захудалый пригород и киевского митрополита, только это у него не вышло. При Андрее Владимир-на-Клязьме не смог стать церковным центром всея Руси. А тех, кто оказался не готов к переменам, то есть недовольных, он попросту погнал прочь со своей земли. И отправились в изгнание братья с племянниками и прежде приближенные к отцу бояре. Сам князь проводил время с младшей дружиной, то есть с теми, кем можно было легко управлять, кому можно было приказывать и радоваться точному выполнению приказов.
«От всей фигуры Андрея веет чем-то новым; но едва ли эта новизна была добрая», – говорит Ключевский. Современники находили его человеком доблестным, но склонным к вспышкам ярости, капризам и своеволию. Иначе они расценить особенностей поведения князя и не могли. На самом деле Андрей поступал точно в согласии с отцовскими приоритетами, он наращивал силу своей Суздальской земли, украшал ее, искоренял несогласие, то есть вроде бы приводил в готовность механизм единоличного правления. Отец пытался добиться первенства, добыв себе Киев, Андрей нашел это первенство в получении титула великого князя и создав новый стольный город. Для этого, конечно, пришлось приструнить родственников и бояр, но это издержки будущей власти. Приблизив к себе младшую дружину, он стал вводить в обиход иную, более покорную силу, которая должна была стать опорой порядка. Однако на первых порах князь не сумел даже победить свободное новгородское войско. В тот год, когда Киев рыдал от безжалостной рати его сына, случилась битва суздальцев с новгородцами.
Итоги ее были страшны.
«Иде Даньслав Лазутиниць за Волокъ даньникомь съ дружиною, – говорит летописец, – и приела Андреи пълкъ свои на нь, и бишася с ними, и беше новгородьць 400, а суждальць 7000; и пособи Богъ новгородцемъ, и паде ихъ 300 и 1000, а новгородьць 15 муж; и отступиша новгородьци, и опять воротивъшеся, възяшя всю дань, а на суждальскыхъ емьрдехъ другую, и придоша сторови вси. Въ то же лето, на зиму, придоша подъ Новъгородъ суждальци съ Андреевицемь, Романъ и Мьстислав съ смольняны и съ торопьцяны, муромьци и рязаньци съ двема князьма, полоцьекыи князь съ полоцяны, и вся земля просто Русьская. Новгородьци же сташа твьрдо о князи Романе о Мьстиславлици, о Изяславли вънуце, и о посаднице о Якуне, и устроиша острогъ около города. И приступиша къ граду въ неделю на съборъ, и съездишася по 3 дни въ четвьртыи же день въ среду приступиша силою и бишася всь день и къ вечеру победи я князь Романъ съ новгородьци, силою крестьною и святою Богородицею и молитвами благовернаго владыкы Илие, месяця феураря въ 25, на святого епископа Тарасия, овы исекоша, а другыя измаша, а прокъ ихъ зле отбегоша, и купляху суждальць по 2 ногате».
Иными словами, в первой битве с новгородцами семь тысяч суздальцев не справились с 400 ополченцами, а во второй раз разгром был такой, что пленных суздальцев продавали за две ногаты – втрое дешевле овец. Андрей в битвах не участвовал, помните, что военного дела он не любил, так что сражаться он отправлял сыновей. Те смогли покорить слабый уже Киев, но Новгород оказался им не по зубам. Новгородцы так были рады своей победе, что патриотически изображали это событие на своих иконах.
По милостивым к нему летописным источникам, князь был набожен, самолично каждое утро отправлялся в церковь зажигать свечки, пекся о сирых и нищих, по его приказу по улицам Владимира развозили пищу для обездоленных, он охотно и много занимался церковным строительством, мечтая сделать из Владимира столицу еще краше, чем мать русских городов. Для этой цели он решил возвести в городе свои Золотые ворота, но с воротами случился пренеприятнейший казус: возводили их наспех, всеми силами стремясь успеть к церковному празднику Успения Богоматери, князь спешил сдать свои ворота точно по плану, тут и открылось, что авральный план и качество ворот – вещи несовместимые. Когда торжественно при стечении народа Золотые ворота были предъявлены населению, не успевшая высохнуть известка отделилась от кладки, и ворота рухнули прямо на благодарных горожан. Двенадцать человек оказались под завалами. По житийной легенде, Андрей тут же восплакал и обратился с просьбой к Богородице: «Если ты не спасешь этих людей, я, грешный, буду повинен в их смерти». Богородица ниспослала благодать, и, когда рухнувшие ворота подняли, все придавленные оказались живы и здоровы. Такое вот чудо. Ворота, конечно, потом восстановили – теперь это памятник русского зодчества, как и Успенский владимирский собор, и церковь Покрова-на-Нерли, и частично сохранившийся замок князя в Боголюбово. Но ни нищелюбивость, ни набожность не спасли Андрея от гнева близких родственников – бояр Кучковых (брат вдохновителя заговора Якима был убит по приказу Андрея). В этом заговоре участвовали все, кого обидел князь, даже его собственная жена, уроженка Камской Болгарии, охотников убить князя нашлось столько, что в его дворец ворвалась целая толпа убийц. Накануне убийства Яким сказал обеспокоенным будущей судьбой боярам: «Сегодня одного казнит, другого казнит, а завтра казнит и нас. Промыслим-ка об этом князе».
