опытным манипулятором, ни перед чем не останавливающимся во имя персональной вендетты.
Другое дело, что — и в этом действительно следовало бы винить правительство Гайдара-не поставило оно принципиальный вопрос о компенсации гражданам за утраченные сбережения. Пусть не оно эти сбережения «украло», а Павлов и вслед за ним-Геращенко, но возместить потерянное государство было обязано. Взяло же оно на себя ответственность перед иностранными банками за «чужие»-сделанные Горбачевым — долги. Тем более обязано оно было признать себя ответственным за чужие прегрешения перед соотечественниками. Упрекни Илларионов правительство Гайдара за это, и спора не было бы. Но это-то как раз для него третьестепенно, другим, совсем другим, как мы видели, он занят.
Как бы ни было, на этом «разоблачения» Илларионова, цена которым, как мы опять-таки видели, копейка, конечно, не кончаются (публикация в Континенте, повторяю, гигантская). Мы ведь даже о главном, об угрозе гражданской войны в начале 1990-х, еще не поговорили. И о «спецоперации» Гайдара на Кубе. И о многом другом. С этим, однако, читателю придется подождать до второй части этой главы.
Глава 11
ИЛЛАРИОНОВ VS ГАЙДАР (Часть вторая)
Как мы уже говорили, в отличие от всего выводка посткоммунистических стран, одной лишь России предстоял в 1991 году одновременно ТРОЙНОЙ переход — от Госплана к рынку, от однопартийной диктатуры к разделению властей и от империи к федерации. Илларионов, конечно, это знает, но до конца не додумывает.
Если додумать, то очевидно, что каждый уровень перехода неминуемо порождал свой мощный слой СОПРОТИВЛЕНИЯ реформам. Рыночный переход-«красных директоров», председателей колхозов и вообще бывшего «хозяйственного актива». Политический — бывшей партийной и «советской» номенклатуры, аппаратчиков. Федеративный-«непримиримой» имперской оппозиции (достаточно вспомнить, как яростно сопротивлялась группа депутатов ВС России во главе с Сергеем Бабуриным названию новой страны «Российская Федерация». А Проханов и его газета День, объединившая вокруг себя всю имперскую интеллигенцию — от Кургиняна до Дугина? А ВПК, ставший стеной против «уничтожения военной мощи державы»?).
Между тем, как раз это обстоятельство и создавало возможность опасных коалиций сопротивления (полностью игнорируемую Илларионовым). Именно беспощадному натиску коалиции депутатов и «красных директоров» и пришлось уступить, Гайдару, ослабляя бюджет, летом 92-го. Об этом, впрочем, мы уже говорили. Куда опаснее была коалиция депутатов с «непримиримой» оппозицией, приведшая к ВЫРОЖДЕНИЮ ВС и поставившая страну на грань гражданской войны. С этим и связано следующее, самое, быть может, главное «разоблачение» Илларионова.
«Разоблачение» № 4 Гайдар и Верховный Совет
Он и здесь категоричен: «Во многом по инициативе и с активным участием Гайдара был разгромлен важнейший демократический институт страны — парламент». Это о каком же, позвольте, «демократическом институте» речь? Не о хасбулатовском ли ВС, что заседал в Белом доме и 3 октября 1993 года своей волей, игнорируя даже формальную процедуру импичмента (см. главу «Импичмент»), отрешил от должности всенародно избранного президента, назначив на его место шестерку — Руцкой его звали, если память мне не изменяет? О том ли «демократическом институте» речь, о котором Григорий Явлинский сказал, выступая в ночь на 4 октября по ВГТРК (Останкино, как мы знаем, было уже разгромлено мятежниками): «В Белом доме сосредоточено зло. Если люди, исповедующие фашизм, охраняют Руцкого, значит, с его именем связывают они свои надежды»?
В который уже раз ставит нас Илларионов перед дилеммой: «Кому верить?» Явлинскому, который тоже, как мы знаем, не большой поклонник Гайдара, но приветствовал его мужество в противостоянии «демократическому институту», обернувшемуся «средоточием зла»? Или нашему герою, который так шокирующе неловко обнаружил вдруг, что знает историю отечества еще хуже, чем продовольственную ситуацию в стране в конце 1991 года? Не имеет, другими словами, представления, что именно было разгромлено в октябре 93-го-надежда демократии или фашистский мятеж, чреватый гражданской войной? Если, однако, Илларионов не понимает того, что поняли Явлинский и Гайдар, не значит ли это, что не понимает он НИ-ЧЕ-ГО (!), что в ту роковую ночь происходило?
И я ведь ни на йоту не преувеличиваю. Представьте, что произошло бы в России, если бы Олег Попцов, директор ВГТРК, не успел вовремя перекоммутировать телевизионные каналы к себе, на Пятую улицу Ямского поля, а штурм Останкино закончился победой Макашова. Разве не сообщила бы в этом случае по всем каналам Москва стране и миру, что власть в России перешла в руки «президента» Руцкого. И чем, по-ва-шему, закончился бы такой йэгсе п^еиге, если не гражданской войной?
В поисках последней ясности
Несколько глав этой книги посвящены сложившейся в октябре 92-го коалиции ВС с «непримиримой» оппозицией, приведшей к его вырождению из «демократического института» в «зло», о котором говорил Явлинский (см. главы «После путча», «12 июня 1992 года», «Импичмент»), Все они были опубликованы и в ДИЛЕТАНТе, и в СНОБе, и даже в ФЕЙСБУКе. Но тезисы Илларионова в его блоге в ЖЖ в 2015 году и комментарии многочисленных его поклонников свидетельствуют, что убедили эти главы далеко не всех (я это и в комментариях к собственным блогам вижу). И по поводу того, что пик «многосоттысячных демократических митингов» пришелся, вопреки хронологии Илларионова, вовсе не на рубеж 1991-1992-го, а на 1990 год, а на рубеже, на который он ссылается, улица уже принадлежала «непримиримым». И в деградации ВС не убедили. И в том, что даже при всех демократических митингах 90-го прошел Ельцин в Председатели Верховного Совета с огромным трудом, большинством всего в четыре (!) голоса. В том, иначе говоря, что уже и в 1990-м вибрировал ВС совсем не в унисон с демократической в ту пору улицей.
Так или иначе, понятно, что значительный сегмент читающей публики по-прежнему сомневается: а не был ли хасбулатовский ВС и впрямь «демократическим институтом»? И не стал ли обыкновенный конфликт между двумя ветвями власти предлогом для «расстрела парламента» (который, впрочем, никогда не считал себя ни парламентом, ни одной из ветвей власти)? И не был ли в таком случае этот «расстрел» преступен для будущего страны? И нельзя ли было закончить конфликт миром, без стрельбы и без крови?
Казалось бы, все аргументы, все факты, неопровержимо свидетельствующие о превращение ВС в штаб «непримиримой» оппозиции, что само по себе исключало мирный исход мятежа, в моих главах присутствуют, но последней ясности, по-видимому, все-таки не было.
Правда, вовсе не деградации ВС посвящены эти главы, но истории национал-патриотизма, т. е. этих самых «непримиримых». Потому и не ставил я себе задачу выстроить четкий, как для кино, пошаговый сценарий этой деградации (не знаю даже, умею ли я выстраивать такие сценарии).