Позволим себе указать здесь на многочисленные факты, по внутреннему их значению вполне одинаковые для обеих греческих империй. Одинаковая сознательная и методическая политика проводилась османскими турками. Давший имя этому турецкому племени Осман, сын Сулеймана, должен быть признан настоящим основателем государства на плоскогорье близ Конии. Отсюда, тесня сельджукских беев и византийских владетелей, турки скоро продвинулись к западу и утвердились в Никее, ограничив малоазиатские области Византии береговой полосой. Осману помогло счастье, говорят историки: разгром сельджуков и ослабление их монголами, истощение малоазиатских областей и анархия в Византии, произведенная смутами, вызванными интригами Иоанна Кантакузина. Турецкие отряды еще в XII в. являлись обычными наемниками в византийской военной службе, и притом как у никейских императоров, так и у соперников их из Палеологов и Кантакузинов. Турецкие султаны в Конии уживаются с христианами, не разрушают городов и не теснят население непосильными поборами, держат у себя на службе греческих администраторов и советников. Окраины обоих государств имеют сходную организацию.
Османы переносят свою столицу ближе к империи и утверждаются в Ескишеире. Так действует Осман, который далеко не разоряет занимаемую страну, а организует ее. В 1301 г. он одержал победу под Никомидией. Пока вождь Каталонов Рожер был в живых, Осман действовал осторожно, но затем турки переправились на другую сторону Босфора и заняли Галлиполи. Завоеванием Никомидии в 1326 г. заканчивается карьера Османа. По его смерти в том же направлении действует сын его Урхан. В 1330 г. взята Никея, но так же без ненужных разрушений и истреблений. Урхан организует небольшую флотилию и переходит на европейский берег. Успехи Урхана в отношении Византии совпадают с междуусобиями внутри империи. Кантакузин выдает за Урхана свою дочь, и последний помогает грекам в войне со Стефаном Душаном. Турки познакомились с Фракией, хорошо оценили ее значение и стремились к Адрианополю, который был заветной их целью. После землетрясения 1354 г., разрушившего укрепления Галлиполи, начинается усиленная колонизация турок из Азии в Европу. Преемник Урхана Мурад (1359–1389 гг.) преследовал сознательную цель устроиться во Фракии так же прочно, как в Вифинии, где столица была перенесена уже в Бруссу. Брусса стала процветать под турецким господством и население ее достигло 200 000 человек. В числе исключительных мер, принятых османами, была организация войска из христианских детей (янычар). В 1365 г. османы завоевали Адрианополь и перенесли в него свою столицу. В XV в. население Адрианополя с 15000 доросло до нескольких сот тысяч. Новые завоевания османов во Фракии отрезали Константинополь от сухопутного сообщения с христианскими державами Европы. Недавние выходцы из Азии образовали в Европе государство, которое становится решающим на Балканах и входит в круг европейских государств. Когда в 1453 г. Магомет II принял окончательные меры для завоевания Константинополя, оказавшиеся в распоряжении его средства были гораздо выше того, что было необходимо для его цели. Против его сильной артиллерии и громадных пехотных войск Константинополь мог выставить не больше 5000 туземного ополчения да десяток тысяч иностранцев, присланных из разных стран Европы. Так ничтожны были ресурсы, которыми могло располагать византийское правительство, изолированное на Босфоре от всяческих сношений с востоком и западом.
Положение Трапезундской империи, бывшее далеко не лучшим в рассуждении средств обороны, казалось еще более безнадежным по отношению к общему плану действий, каким руководились последние Комнины, братья Иоанн IV и Давид, и их ничтожные, чуждые сознания общественных интересов советники.
Хотя Трапезунд оставался непосредственно незатронутым монгольским и турецким вторжением, но нельзя не признать того, что береговая полоса империи на Черном море по направлению к Синопу, равно как и континентальная граница по направлению к Эрзинжану, область которого уже в начале XIV в. не принадлежала грекам, постепенно сокращалась и постепенно лишалась тех естественных твердых в виде неприступных крепостей и горных ущелий твердынь, которым империя была обязана своей безопасностью.
Не стало крепости и морской гавани Лимний, не стало береговой полосы между Синопом и Керасунтом, захваченными турецкими эмирами, понизилось и морское могущество империи вследствие недостатка развития флота: в XIV в. упоминается не флотилия, а судно или два, какими располагают императоры; неприятель угрожает столице тоже не флотом, а вооруженным судном. Напомним военные операции Иоанна IV и Давида против Трапезунда с одним судном, нанятым у иноземцев в Крыму. Припомним также описание пути испанского посла к Тимуру в 1404 г. Вышедши из Трапезунда, посольство через два дня оказывается уже в полосе чуждого государства, где не признается власть императора. По направлению к Арсинге Трапезундская империя простиралась лишь на два дня пути, не более 40 или 50 верст, и на этом пространстве не было безопасности от соседних эмиров, владевших горными укрепленными замками в Халдии и полузависимых от империи вассалов, каков известный Кавасит. Ко времени Иоанна IV историк Халкокондил рассказывает о следующем обстоятельстве.
Один шейх, по имени Эртебиль, сделал поход на Трапезунд, собрав военный отряд с целью взять и опустошить город. И царь Иоанн, собрав также войско пешее и морское вместе с пансевастом и его дружиной (идет речь о Кавасите), пришел в обитель Фоки, называемую Кардильской (в Кардилу — εν τη Καρδυλη) и находящуюся поблизости от столицы.
Пансеваст со своими и царскими людьми имел намерение напасть на шейха с моря, где его найдет. Между тем шейх Эртебиль занял местность, называемую Мелиари, овладев клисурой Кананий. Итак, отряд пансеваста, под его предводительством, пришел к месту, когда шейх уже занял клисуру; тем не менее, надеясь на помощь со стороны флота, который должен был помогать пансевасту против шейха, он напал на него. Но была неблагоприятная погода для морских операций. Так как дул сильный ветер, то моряки не высадились на берег, чтобы подать помощь сухопутному отряду. Это дало возможность шейху напасть на пансеваста с таким успехом, что в сражении погиб сам пансеваст, его сын и еще 30 человек. Оставшиеся в живых спаслись бегством по направлению к ставке царя Иоанна, который и сам поспешил на корабли, чтобы спастись в столицу, затем и все другие — кто сухим путем, кто морем. Шейх расположился лагерем в монастыре Фоки, где была стоянка царя Иоанна. Захвачено было в плен много народа, из них несколько было умерщвлено в виду города. Проведя здесь три дня, неприятель отступил по направлению к Месохалдии, которая принадлежала пансевасту. Оставляя территорию империи, шейх вознаградил себя за свою неудачу, захватив громадную добычу и множество пленников.
О положении населения в этой части империи можно судить частью по актам Вазелонского монастыря и по хрисовулу в пользу монастыря Сумелы, частью по аналогии с явлениями, происходившими в малоазиатских прибрежных областях, которые империя не была в состоянии защищать против надвигавшейся волны турок. Как относительно городов и селений в феме Халдии, известной своими недоступными крепостями Галаха, Кенхрина, Херианы, так и греческой Вифинии, в Никомидии и Никее, по занятии их турками, туземное население, уступавшее под напором врагов и страдавшее от потери имущества и полона, не было, однако, вконец уничтожаемо, и между греками и турецкими колонистами образовался род сожительства, в котором туземное население находило даже улучшение того положения, в каком оно было до сих пор под властью Палеологов. Нередки указания на то, что турецкое порабощение оказывалось благом для сельского населения и сравнительным счастьем после непосильных налогов, нападений врагов и внутренних смут и раздоров между Палеологами и Кантакузинами. Мы хорошо помним время, когда психология русского обывателя реагировала на внешние события, выражавшиеся в захвате немцами западных областей во время великой европейской войны, такими жалкими словами: «Мы калуськие (калужские), до нас ёя не дойдет». То же чувство утраты идеи отечества резко отмечается в сознании греческого обывателя. Утрата семьи, благосостояния, земельного владения и всего, что составляет смысл жизни для обыкновенного сельского обывателя, — это всегда и везде сопровождалось болезненными явлениями, лишавшими человека бодрости и способности к сознательному самоопределению, а в целых группах людей и общественных организациях подтачивало живые силы, способные при надлежащем руководстве и направлении возбуждать столько инициативы и давать такое напряжение нравственных сил, каковым характеризуются лучшие страницы человеческой истории. Летопись византийской истории и памятники Трапезундской империи не дают историку случая указать в своем изложении черты высокого исторического подъема или самопожертвования; таковых конец XIV в. и XV в. не обнаруживает в истории греческих империй.
