«Всеслав Князь людем судяше, Князем гряды рядше, а сам в ночь влъком рыскаше; из Киева дорискаше до Кур Тмутороканя; великому Хрсови веком путь прерыскаше».
О «языческом» ли Хорсе здесь речь? Не является ли Хрс простой огласовкой Имени Христова, до сих пор сохраняющейся на наших иконах в виде IC ХС? Эта проблема, скорее, для исследователей «Слова». Нам здесь важно другое. В 1127 году Полоцкие князья, потомки Всеслава (все Изяславичи) были отправлены в «почетную ссылку» в Царьград.
"Ссылка Полоцких князей в Царьград является финалом их вековой борьбы с киевскими князьями, — писал В.Е.Данилевич. — Вскоре после этого Мстислав Владимирович (сын Владимира Мономаха) скончался, а его преемники уже не имели возможности заниматься собиранием русских земель […] Поэтому полоцкие князья, возвратившись из Царьграда, безпрепятственно заняли свои места». И далее: «Вообще, судьба сосланных князей покрыта мраком неизвестности. Под 1140 г. есть известие, что два полоцких княжича возвратились из Царьграда, но летопись не сообщает их имен».
По— видимому, это и есть переименованные на жмудско-жемайтский лад Давила и Молковд -чистокровные Рюриковичи, славянорусских имен которых мы, увы, не знаем. Таким образом, князь Молковд (Рюрикович и Рогволодович одновременно, то есть прямой потомок «Руси Мировеевой») оказывается женатым (опять женская линия!) на некоей царевне из Вейдевутова потомства. В этом случае Шевляга-Кобыла (это одно фамильное прозвание, хотя об Андрее Кобыле летопись вроде бы не упоминает, но таких «ошибок» в летописях всегда достаточно) сам оказывается Рюриковичем, да еще и Рогволодовичем, но «запасным» (кощеем). Эти кощеи и описаны в официальной Русской летописи (а жемаитско-латышские источники называют их потомками Видвута или Вейдевута). Более того,
«А другой князь Миндовтов сын Князь Домант иде во Псков на другое лето, и княжити нача во Пскове и крестится, и наречен бысть во святом крещении Тимофей».
А ведь это не кто иной, как святой князь Довмонт (Тимофей) Псковский, один из самых почитаемых в Русской Церкви святых того времени! Учитывая хронологические и номологические ошибки и паутаницу (иногда нарочитую), характерную для летописей, мы также можем (с известной степенью осторожности) предположить, что род Тимофея Мотовила идет и от этого святого Князя.
Обратим внимание (в свете широкого бытования европейских языков в Северо-Западной Руси) на старофранцузский перевод: Montvide — Montville = Широкая Гора — Гора-Град (Город). В свете средневекового мышления и его символики речь могла идти в данном случае только о баснословной (хотя и вполне реальной) горе Монсальват, хранившей Святую Грааль. Или просто о символической Чаше (Гавше, Коше) с Царской Кровью (Sang Royal или Sang Real = San Graal).
В любом случае, с большой степенью вероятности достоверно предположение, что Кобыличи, то есть Романовы, Колычевы, Мотовиловы, Шереметевы и др. несли в себе как Рюрикову и Рогволодову (то есть троянско-нордическо-меровингскую, восходящую еще и к Святому Владимиру), так и славяно-литовско-жреческую кровь Криве-Кривейте: солнце и луну, сердце и главу, мужское и женское начала. Вот почему дальний (и боковой) потомок Мотовиловых Анна Ахматова писала: «род мой солнечный (Рюриковичи и Рогволодовичи) и баснословный (Вейдевутовичи-Кобыличи — В.К.)». В любом случае подлинное единство (во всех противоположностях) Рюрико-Романовской династии оказывается вероятным в очень высокой степени. В этом случае знавшие о династической трагедии Иоанна IV просвещенные и посвященные люди («Избранная Рада»), к которой принадлежали Митрополит Макарий, дворянин Адашев и протопоп Сильвестр, сами приводят молодому правителю прямую наследницу Кошкиных-Захарьиных Анастасию Романовну во исполнение завета Симеона Гордого, сына Иоанна Калиты (чье прозвание также означает Чаша!) сохранять Царский Род, «дабы свеча не погасла». Тогда совершенно ясно, что по смерти Царицы терзаемый ужасом Иоанн Грозный начинает уничтожение не столько предполагаемой родни некоего будто бы существовавшего сына Соломонии Сабуровой, сколько бояр-Кобыличей, из которых наиболее известны и опасны тогда были Колычевы, в их числе святой митрополит Филипп, замученный с особой жестокостью. Знаменательная нерукотворная символика мученичества святого Филиппа — к нему в яму был брошен специально обученный свирепый медведь, которого через несколько дней обнаружили мирно лежащим у ног Владыки — и Малюта Скуратов умертвил их обоих. «Грозный Царь Иван Васильевич» уничтожал именно Царские Роды, некоторые из которых, как, например, Мотовиловы, уходят в нети, умудряясь сохранить память о своем происхождении только в семейных преданиях и скупых строках родословцев.
В связи с «уходом в нети» очень интересным представляется истолкование слова нети, предлагаемое А.Г.Дугиным:
«В обычном случае формула конца цикла на санскрите звучит как „нети“, что логически подразумевает „не то, не то“ — „не одно, так другое“, „не то — конец того“. Эсхатологический же аспект выражен, напротив, формулой „нети, нет“, т.е. „ни то, ни то“ („ни одной, ни другое“). И здесь следует заметить, что в реальности за обнаружением апофатического Принципа в конце какого-то цикла мгновенно следует начало нового цикла, сокрытие этого Принципа».
Мы вынуждены здесь отметить, что предположение академика А.Т.Фоменко (как бы ни относиться к его хронологическим изысканиям) о том, что именно Романовы причастны к уничтожению старинных летописей и фресок Московского Кремля, в частности, Древа Иессеева, нелогичны — у них просто не было в этом нужды. «Темный лик» романовского рода проявился позже — когда второй его представитель, планомерно уничтожая древлее Православие Третьего Рима, отворил затворенное до времени кровавое наследие Криве-Кривейте. Благословение стало проклятием. А пока что действительно имевшую место «перестройку» мы вынуждены с первой половины ХVII века отодвинуть на несколько десятилетий назад — в любом случае и при «глобальной хронологии». Первой попыткой «демократизации» России был поход Добрыни — под видом борьбы за веру! Об этом мы писали в «Руси Мировеевой». Второй попыткой была опричнина. При этом мы настаиваем, что в обоих случаях речь шла именно о демократизации в прямом смысле слова, то есть уничтожении Царского Рода и аристократии, всеуравнивании и «упростительном всесмешении» (пользуясь терминологией К.Н.Леонтьева). Между прочим, вспомним, что апогеем опричнины был поход Иоанна Грозного на Новгород, почти в точности повторяющий поход Добрыни. В.С.Передольский, рассказывая о разрушенном новгородском дворце Андрея Кобылы, писал:
«Новинкою называлась обширная площадь между Детинцем и земляным меньшим городом, очищенным от построек для сооружения на ней дворца для Ивана Грозного (выделено мною — В.К.), тут оставалась только упомянутая церковь Нерукотворного образа. До сноса построек здесь лежала улица Добрынина и, предположительно, Кобылья. В сооружении дворца отражается высказанное мнение об улице Кобыльей. Если Андрей Кобыла был родоначальником Романовых, то Царь Иван Грозный, породнившись с ними женитьбою на Анастасии, мог считать древнюю усадьбу потомка латышских царей наследственной собственностью жены своей».
Мы полагаем иначе. Ко времени новгородского похода Царицы Анастасии уже не было в живых. Позади были «Избранная Рада», введение земского самоуправления, «собор примирения», «и взятие Казани и Астрахани плен». Память об истинном (хотя и «запасном», «кощеевом») Царском Роде следовало уничтожить, что и было сделано. Не забудем и того, что другой город, который, как и Новгород, был разорен Иваном Грозным дотла, а жители его почти все уничтожены или переселены, был Полоцк! Совпадений много, слишком много! Что же до дворца, то Иоанн полагал его сломать и воздвигнуть на том же месте новый дворец — для себя. Так рушат дворцы и храмы, чтобы на прежнем месте воздвигнуть новые, часто неотличимые внешне, — дабы стереть память об истинных хозяевах и созидателях и возвысить новых. Читающий да разумеет.
Опубликованная ныне (в том числе в сборнике «Россия перед Вторым пришествием») подлинная Присяга Дому Романовых 1613 года, ограничивающая требование верности конкретной ветви Единого Царского Дома самим Михаилом Феодоровичем и его сыном, позволяют нам считать не запретным возможные отступления от «официозно-романовской» историографии синодального (петербургского) периода и дают большую, чем прежде, свободу для рассмотрения «Династического вопроса» в самом широком смысле, полагая, однако, незыблемым сам принцип династической легитимности в его целом. Более того, в отличие и от официозно-синодального «юридизма», и, тем более, от конституционно-демократического фетишизма, мы стремимся к возведению династического права (и шире, всей соответствующей философии права) на онтологический уровень. Следуя за Л.А.Тихомировым, мы считаем возможным и необходимым еще более обосновать его выводы, исходя из некоторых не только правовых и исторических, но и онтологических предпосылок. Мы, по сути, уже говорили о них. Но теперь следует обозначить их кратко и внятно.
