Когда прошло ликование по поводу Черами, Рожер, вероятно, предался этим мрачным размышлениям, и именно они, помимо всех прочих соображений, заставили его категорически отклонить очередное неожиданное предложение. Оно исходило, как ни странно, из Пизы. То ли пизанцам просто надоели постоянные набеги сарацинских пиратов, обосновавшихся на Сицилии, то ли их безошибочное умение держать нос по ветру заставляло их искать сближения с нормандцами в ожидании их неминуемой победы, неизвестно. Пизанские источники того времени, однако, подтверждают рассказ Малатерры, что в августе 1063 г. город послал флот на Сицилию и предложил Рожеру объединиться и совместными силами атаковать с моря и с суши Палермо. Ответ Рожера разочаровал послов. У него были сейчас другие неоконченные дела, и он не мог принять на себя дополнительных обязательств. Не исключено, что позднее нечто подобное можно будет предпринять, но в данный момент пусть пизанцы подождут. Пизанский адмирал попытался уговорить Рожера, но напрасно: Рожер только повторял, что он не готов и что в существующих обстоятельствах он не может рисковать своими людьми. В конце концов, отчаявшись получить помощь от нормандцев, адмирал отплыл с негодованием, чтобы напасть на Палермо самостоятельно. Без поддержки с суши эта попытка была обречена на провал, и пизанцам еще повезло, что они сумели бежать практически без потерь. По словам Малатерры, их единственным трофеем стала цепь, которой палермцы перекрыли вход в гавань. Захватив ее, они, «веря, как истинные пизанцы, что совершили великое дело, немедленно вернулись на родину»[40].
Не с легкой душой Рожер отказался от представившейся возможности. Он не питал особой любви к пизанцам, и их попытка вмешаться в его дела, вероятно, ему не понравилась; в то же время возможность получить в свое распоряжение для такой операции хорошо снаряженный флот представляла большой соблазн для честолюбивого и нетерпеливого военачальника. Но к тому времени Рожер, по всей видимости, уже знал о новой кампании, которую Роберт Гвискар планировал на следующий год.
Обстановка в Апулии улучшилась. Бриндизи, Ория и Таранто вновь оказались в руках нормандцев, и герцог получил возможность подумать о Сицилии. Зная это, Рожер, естественно, не хотел рисковать своей небольшой армией в интересах Пизы; значительно лучше было сберечь силы для подготовки к новому массированному наступлению вместе с братом.
В начале 1064 г. Роберт появился в Калабрии с армией примерно в пятьсот рыцарей и тысячу с лишним пеших воинов. Рожер встретился с ним в Козенце, чтобы обсудить будущую военную кампанию. На этот раз они выработали другую стратегию: тратя силы на Энну или внутренние области, отправиться вдоль северного побережья острова к Палермо. Если они овладеют столицей, остальное, даже в такой децентрализованной стране, как Сицилия, приложится. Как всегда, когда командовали Отвили, армия двигалась быстро. Не встретив никакого противодействия, войско Роберта уже через несколько дней после того, как они высадились на сицилийском берегу, добрались до места, которое Гвискар выбрал для лагеря, – на вершине одного из холмов, окружавших Палермо. Его выбор едва не оказался роковым. Сорок шесть лет назад воинам первой нормандской армии в Италии, уцелевшим после битвы при Каннах, пришлось покинуть оборудованный лагерь из-за нашествия лягушек. Это было унизительно, но никому не причинило вреда. Новая напасть, кроме всего прочего, таила в себе угрозу.
Паук-тарантул являлся настоящим бичом южной Италии, особенно в окрестностях Таранто, от которого он и получил имя; но нигде не водились в таком количестве эти злобные твари, как на холме, куда привел свою армию Роберт Гвискар. Укусы сицилийской разновидности тарантула, к счастью, не вызывали того бешеного неконтролируемого телесного возбуждения, которое является основным симптомом отравления, и единственное средство от их яда нашло свое отражение в тарантелле, европейском танце, преследующем чисто медицинские цели. Тем не менее, как указывает Малатерра, последствия были достаточно неприятными.
«Эта таранта – червь, имеющий вид паука, но обладающий жестоким и ядовитым жалом; те, на кого он нападет, мгновенно наполняются ядовитыми газами. Их страдания продолжаются до тех пор, пока газы, которых они не могут далее вмещать, не выходят шумно и неделикатно из их задов, так что, если только не применить горячий компресс или более сильное согревающее средство сразу же, говорят, что самая их жизнь оказывается в опасности».
Подобное начало не предвещало ничего хорошего. Лагерь поспешно перенесли в более спокойное место, но нормандцы получили встряску. Воодушевление их угасло. Конка-д'Оро, могучий горный хребет, обрамляющий Палермо, великолепно защищал город от любого нападения с суши. Каждое перемещение атакующей армии отлично просматривалось из фортов и сторожевых башен, и, даже когда Роберт подошел вплотную к городским стенам, он не сумел найти никакой лазейки. Безнадежная осада продолжалась три месяца. Сарацинские суда спокойно заходили в городскую гавань, и жители Палермо едва ли испытывали хоть какие-то неудобства. Это слишком напоминало ситуацию с Энной, только на этот раз не произошло даже сражения, чтобы утешить гордость нормандцев. В результате Гвискару пришлось второй раз за три года возвращаться со своими обескураженными воинами в Италию, где ситуация в его отсутствие вновь ухудшилась. Он никогда не мог покинуть свои владения надолго. Не считая взятия одного непримечательного города Бугамо, ныне давно несуществующего, поход не дал ничего; даже Агридженто, который Роберт уже без энтузиазма пытался захватить на обратном пути, устоял перед его натиском. Он теперь вынужден был признать, что в лице мусульман западной Сицилии нашел более сильных и решительных противников, нежели все те, с кем он или члены его семьи сталкивались до сих пор – будь то лангобарды, франки или византийцы. В конце 1064 г. стало казаться, что нормандская экспансия достигла своих естественных пределов.
В течение четырех лет нормандская армия в Сицилии походила на корабль, попавший в штиль, – одинокий и лишенный всех движущих сил. Никаких значимых сражений, никаких новых завоеваний, никаких заметных продвижений. Если мы хотим рассказать о достижениях нормандцев в это время, нам следует обратить свой взгляд на север Европы, на побережье Кента и поле Гастингса. Что касается нормандцев в Сицилии, период около 1066 г. – скучнейший в их истории.
Рожер, вероятно, пережил безумное разочарование. Он никогда не переставал теснить врага; но при такой миниатюрной армии, как у него, единственной возможной тактикой явилась тактика коротких вылазок, целью которых было измотать сарацин, заставить их жить в постоянном напряжении, в ожидании внезапного налета или засады. С этой целью он перенес свою временную столицу в Петралию. Этот город нормандцы захватили в 1062 г., и теперь, после того как Рожер перестроил и отремонтировал его каменные укрепления, он идеально подходил на роль военной базы для военных вылазок в окрестности Палермо.
Совершая рейды на север, юг и запад, Рожер заставлял сарацин постоянно быть настороже, но и только. Лишь одно утешало – его противники вновь безнадежно перегрызлись. Ибн аль-Хавас вначале приветствовал прибытие североафриканских армий под командованием Аюба и Али, но вскоре после Черами он стал ревниво поглядывать на растущее могущество молодых принцев, и последовавший раздор быстро перерос во всеобщую смуту. При том что у самого Рожера не было сил, чтобы причинить сарацинам серьезный ущерб, он мог, по крайней мере, с удовольствием наблюдать, как они делают все возможное, чтобы уничтожить друг друга.
Для Роберта Гвискара это тоже были бесполезные годы. Он высадился на берег Калабрии после неудавшейся экспедиции в 1064 г. только для того, чтобы разбираться с новым бунтом своих апулийских вассалов. Этот мятеж, более серьезный, чем те выступления, которые ему до сих пор приходилось подавлять, возглавляли Жоселин, властитель Мольфетты, и три его собственных племянника, Гофри из Конверсано и Роберт из Монтескальозо и их кузен Абеляр, которого Гвискар семь лет назад после смерти герцога Хэмфри, его отца, нагло лишил наследства. Эти три молодых человека, сговорившись с византийцами при посредничестве Переноса, герцога Дуррацо, – который щедро снабжал их деньгами и оружием, доставлявшимися через Адриатику, – восстали в апреле 1064 г. вскоре после отбытия Гвискара на Сицилию и за месяцы его отсутствия сметали все на своем пути. Роберт вернулся поздним летом и остановил их продвижение, но, несмотря на все его усилия, бунт продолжал распространяться. В 1066 г. мятежники получили поддержку в лице варягов из Константинополя, и к концу этого года не только Бари, но еще два важных апулийских порта, Бриндизи и Таранто, оказались в руках греков.
