Расположение Чагощи около р. Гжать представляется не только менее вероятным, но и, как выяснилось, полностью ошибочным[116]. И хотя в таком случае перечисленные Иваном III волости выстраиваются с севера на юг, от Чагощи до Дмитровца, а волость Чагоща на р. Алешне[117]оказывается рядом с волостью Болонеск, от версии нужно отказаться. Обе волости находились на самой границе можайских и вяземских земель. Немного на север от Болонеска, возможно, размещалась вотчина вяземского князя Бориса Дмитриевича Труфонов (современное Трофаны), а на востоке — Ветцы — центр древней волости Ветской. Возможно, последняя входила в состав волости Болонеск.
Волость Болонеск с конца XIV в. в результате невыясненных обстоятельств (обмен, уступка, захват, продажа?) перешла из московских в вяземские владения (удел Смоленского княжества или, что более вероятно, непосредственно в ВКЛ).
Уступка или обмен волостей Болонеск и, что маловероятно, Чагоща могли произойти в 1407 г. Тогда «месяца Августа въ в день, князь велики Василей Дмитреевичь Московскiй собравъ воя многи и поиде ратью на Литовьскую землю, на Витофта Кестутьевичя великого князя Литовского, и взя градъ Дмитровець и огнемъ пожже; срете же его Витофтъ со многою силою, бывшимъ же имъ у Вязмы, и тамо вземъ перемирiе, разыдошася кождо во свояси»{702}.[118] По традиционному представлению, московско-литовский договор 1407 г. якобы зафиксировал пограничный характер р. Угры. Летописи не раскрывают содержание договора, заключенного на берегу р. Угры Василием I и Витовтом. Но, если бы в нем и шла речь о проведении или фиксации границы, таковая могла быть проведена лишь на незначительном расстоянии по низовью р. Угры (об этом см. ниже). Тем не менее по условиям перемирия какие-то территориальные изменения могли произойти. Именно тогда за ВКЛ могла быть закреплена волость Чагоща и, с меньшей вероятностью, волость Болонеск. Таким образом выравнивалась граница, до этого имевшая выступ со стороны московских владений к верховьям р. Гжать, но одновременно вбивался клин посреди можайских земель. Возможно, Москва получала компенсацию за потерянные волости или за ней закреплялись какие-то земли (например, Калуга).
Одной из причин потери Москвой волости Болонеск можно считать значительную отдаленность этого очага освоенной земли, который находился на крайнем западе за большим незаселенным болотистым пространством, которое служило барьером, своеобразной широкой пограничной полосой. Только к концу XV в. эта полоса была преодолена московскими землевладельцами.
Характерно, что в состав Можайского уезда к моменту составления завещания Иваном III не вошли многие волости, захваченные удельным можайским князем Андреем Васильевичем и непосредственно примыкавшие к его владениям (про деятельность можайского князя см. ниже). В их числе нужно назвать целый комплекс вотчин князей Крошинских, а также, очевидно, волость Болонеск. Ее территория, вероятно, вошла в состав Можайского уезда. Во-первых, туда попали волости, находившиеся западнее Болонеска, а во-вторых, Болонский стан в XVII в. фигурирует в составе данного уезда. Возможно также, что на некоторое время волость Болонеск слилась с соседними территориальными единицами (например, волостью Могильной) и вновь выделилась уже в качестве стана (результат развития административной деятельности, а не общинного деления) к XVII в.{703}
Можно предположить, что невнимание актов, посольских речей и др. письменных источников к обеим рассматриваемым волостям было вызвано их владельческой принадлежностью. Жалоб на захват волостей Болонеск и Чагоща не поступало, поскольку они принадлежали непосредственно великому князю литовскому. Разорение, увод пленных, занятие волостей и имений крупных вяземских землевладельцев (Вяземских, Крошинских, Глинских князей и др.) вызывали возмущение и постоянные обращения последних в центральные инстанции, что отразилось в дошедших до нас источниках. При этом о судьбе большой части владений великого князя литовского мы ничего не знаем. Существование Чагощи в начале XVI в. все-таки отразилось в духовной грамоте Ивана III[119], а Болонеск замечаем в актовых источниках лишь в XVII в.
Таким образом, определяется часть литовско-московского пограничья (верховья рек Гжати и Вори), о состоянии которого из-за отсутствия информации складывалось ложное впечатление стабильности и неизменности в течение почти столетия. Между тем в пограничных отношениях двух крупнейших государств Восточной Европы существовали скрытые молчанием источников противоречия. Конфликты на порубежье в конце XIV-XV в. не возникали, однако территориальные интересы сталкивались. Следует обратить внимание также на территорию Фоминско-Березуйского княжества, волости князей Крошинских, область Верхнеокских княжеств.
Можайско-вяземский участок границы в 1403-1480-х гг. был наиболее устойчивым. Именно поэтому реконструировать его крайне сложно. Конфликты на пограничье (1406, 1408, 1445 гг.) хотя и затрагивали Вязьму или Можайск, но не выявляли их границ.
31 августа 1449 г. между Великими княжествами Московским и Литовским был заключен договор о «вечном мире», определивший литовско-московскую границу и сферы влияния в регионе{704}. Договор 1449 г. подробно очерчивал спорные литовско-московские отрезки границы (например, на ржевскоторопецком направлении); определял владельцев мелких владений, которые переходили в московскую или литовскую сторону; перечислял регионы, на которые распространялась власть или влияние московского или литовского великих князей, но многочисленных вяземских князей, даже саму Вязьму, не упоминал. Безусловно, Вязьма и вяземские землевладельцы скрывались за формулой «ни у Смоленъскъ, ни во вси Смоленские места, што издавна к Смоленъску потягло… не въступатисе»{705}. Игнорирование восточной окраины Смоленской земли свидетельствовало о стабильном характере ее границы с московскими владениями, и мы не можем очертить протяженность можайско-вяземского участка литовско-московской границы. Такую возможность не предоставляет и следующий московско-литовский договор, также о «вечном мире» («перемирье вечное»), 1494 г. В результате московско-литовской войны Вяземское княжество было полностью присоединено к Москве, но площадь присоединенной территории, ее протяженность, границы в грамоте не обозначались. Очевидно, поскольку княжество без исключений отошло к Москве[120], уточнять его территорию не было необходимости. Таким образом, мы не можем определить первоначальную литовско-московскую границу на можайско-вяземском участке, ставшем местом первых столкновений двух государств за собирание русских земель.
Необходимо заметить, что и с московской стороны географических ориентиров, определяющих вяземскую границу, крайне мало. Традиционно представлялось, что литовско-московская граница проходила по реке Гжать и ее притоку Яузе{706}, которых достигали можайские волости Болонеск (вокруг бассейна притока Гжати речки Оболонки), Загорье и Пневичи. Однако локализации последних двух волостей выполнены на очень зыбкой основе. Дело в том, что регион почти лишен определяющих его источников. Причина этому- Смута XVI — начала XVII в., когда большое количество населенных пунктов и целые волости и станы исчезли с лица земли{707}. Таким образом, очень удобный метод исторической географии — ретроспекция теряет свое значение для вяземско-можайского пограничья. Часть можайских волостей упоминалась в духовных грамотах Дмитрия Донского, Ивана III (вместе с присоединенными к их числу вяземскими), Ивана IV и др. Но писцовых описаний западной части Можайского уезда XVI в. не сохранилось, а в XVII в. уже нечего было описывать.
Реконструкция литовско-московской границы на вяземском направлении становится возможной благодаря локализации владений многочисленных вяземских князей (собственно Вяземские, Бывлицкие, Козловские, Жилинские, Глинские, Крошинские).
Существует мнение о том, что после присоединения Вяземского княжества к ВКЛ (1403) владения местных князей остались в неприкосновенности{708}. Однако великокняжеская власть все-таки вмешивалась в поземельные дела вяземских князей. Поэтому среди вяземских землевладельцев мы встречаем сына пана Яна (Ивана) Ходкевича, которому принадлежала хлепеньская волость Рогачев{709}. Гедиминовичам, возможно, были князья Крошинские, которых выводят от князя Ивана сына Войдата Кейстутовича{710}. Также князья Глинские, вероятнее всего, были не местного происхождения[121].
Можно предположить, что наделение вяземскими землями верных великому князю литовскому людей осуществлялось целенаправленно с расчетом обеспечить оборону крайних восточных пределов государства. Поэтому мы и видим вотчину сына пана Ивана Ходкевича (волость Рогачев — крайний северо-восток Вяземской земли)[122] на самой границе с московской Ржевской и Тверской землями, рядом с владениями ненадежных фоминско-березуйских князей. Князья Глинские владели вотчинами в противоположной части Вяземщины — на крайнем юго-востоке (волости Турье[123], Судилов[124], Шателыпа[125]). Они размещались компактно в верховьях р. Вори, растянувшись от р. Жижалы (приток Угры) до р. Желоньи (приток Истры).
