Конфигурация соответствующих зодиакальных созвездий у майя могла отличаться от той, что была принята в Старом Свете[2]. И, судя по ориентировочной дате – 354 год до н. э., созвездие Ягуарихи (Собаки) с близнецами (примерно совпадающее с созвездием Рыб) начиналось с β Овна. Тем более что примерно в IV веке до н. э. точка весеннего равноденствия в результате прецессионного смещения оказалась вблизи β Овна, расположенной чуть выше эклиптики, что немаловажно для наблюдений за восходом.
Откуда мы берем дату – 5 июня 354 года до н. э., конец полнолуния? Она, конечно же, выбрана не случайно. Сама же дата, записываемая согласно майяской системе как 7.0.0.0.0 10 Ахав, считается началом исторической эры, означая, что до конца «8000-летия» (1.12.0.0.0.0.0.0) остается ровно 13 «400-летий», то есть 5200 лет.
По всей вероятности, на гипотетический «съезд» должны были собраться мудрецы и астрономы со всей Мексики, Гватемалы, Гондураса и Белиза – поскольку с этого момента во всем регионе начал действовать единый календарь. Кроме того, археологические исследования показывают, что начало нашей эры ознаменовало начало нового цивилизационного этапа по всей Мезоамерике. На воплощение новой модели мира были нацелены не только прекрасные памятники искусства, архитектуры, историко-мифологические версии, но и научные знания, и прежде всего, астрология как ранняя форма систематизации и осмысления астрономических явлений.
Сущность модели была достаточно проста. Пространство человека делилось на три главных уровня: пространство живых, пространство мертвых и переходное пространство. Определение расположения уровня мертвых по отношению к уровню живых не было постоянным.
Еще в глубокой древности предки майя полагали, что мир мертвых находится внизу, под землей, в глубине пещер или могильников, куда удавалось поместить тело покойника. И именно такие представления нашли самое широкое отражение в памятниках местных культур. Однако развитие человеческой мысли привело к тому, что местоположение страны мертвых стали определять по звездному небу – и именно тогда души покойников начали улетать на небеса. По большому счету, мезоамериканцы, как и другие древние народы, не разделяли низ и верх по отношению к вневременному пространству потустороннего мира. Однако мир мертвых всегда оставался «пространством позади» человека, что подразумевало, с одной стороны, нижний мир, располагающийся за затылком покойника, а с другой стороны, Полюс мира как место-антипод по отношению к наблюдаемому Солнцу. Судя по иероглифическим текстам, к концу классического периода у майя сложилось достаточно оформленное представление о том, что вниз, в пещерную прародину, покойники отправляются сразу после смерти и там проходят очищение. Оттуда души выходят наверх в виде больших мух, называющихся, как и роман основоположника магического реализма Мигеля Анхеля Астуриаса, «Глаза погребенных». В Старом Свете развитие представлений о пространстве мира мертвых шло примерно по той же схеме, однако, встав перед проблемой отделения низа от верха, христианство решило навсегда закрепить первое за грешными душами, а второе – за чистыми.
Гармония Вселенной, построенная на взаимозависимости Млечного Пути и зодиакального пояса, выражала цикличность человеческой жизни. Считалось, что, будучи очищенной и сокращенной до размеров эмбриона, душа возвращается для возрождения откуда-то сверху, из бездны Космоса. Ее изображали в виде «падающей звезды». Отсюда среди майя долго сохранялось поверье, что для того, чтобы забеременеть, женщина должна была подняться ночью на пирамиду и ждать появления «мистического отца». Эти данные, записанные в колониальные времена, конечно же, являются осколками некогда разработанного мифологического коплекса, когда звездный Млечный Путь (Небесная Рептилия или Кецалькоатль) почитался в качестве «Творца всего сущего» и потому мог посылать свою часть – звезду – для воспроизводства жизни.
С миром живых все было достаточно ясно: здесь вставало и светило солнце, существовало пространство, время, предметы, растения и животные, сам же человек рождался, жил в постоянных трудах и опасностях, заботился о природе, вступал в брак и имел детей.
В мире мертвых все было несколько иначе. Во-первых, он являлся антиподом мира живых – здесь было всегда темно, пространства и времени не существовало. Души мертвых людей и животных вели такую же жизнь, как и на земле, но с той существенной разницей, что не знали никаких забот и опасностей.
Однако наибольшие сложности представляло третье – разделяющее и соединяющее – пространство между мирами. Изображали его, как мы рассмотрели еще на ольмекских памятниках, весьма реалистически – как верхнюю толщу земли с расщелиной, куда падает душа умершего и откуда пробивается наружу росток новой жизни. Иногда его представляли в виде разинутой пасти – ягуара, рептилии или птицы.
Илл. 53. Небесная Рептилия, или Пернатый Змей, отождествлявшийся с Млечным Путем и считавшийся в Мезоамерике Творцом всего сущего. Одно из наиболее ранних изображений этого божества на ольмекском рельефе из Лa-Венты, датируемое Х-VI вв. до н. э.
Однако «пересечь» это пространство душа человека могла лишь отделившись от тела, которое навсегда застревало упрятанным где-то в толще переходного уровня или даже оставаясь на территории живых. Естественно, что чаще всего подобное происходило при смерти тела. Но иногда душа могла отлучиться и во время сна или болезни. И уж совсем в особых случаях подобное могли проделать избранные – колдуны, жрецы и нагуали – с помощью специальных приемов и средств, например, используя психоделики. Как правило, для пересечения этого опасного пространства требовались специальные «связники». К «связникам» относились те представители фауны, образ жизни которых позволяет им менять «среду обитания», то есть самостоятельно перемещаться из живого пространства в мертвое. К ним относились насекомые, рептилии, особенно змеи, и некоторые птицы – одним словом, все те, кто может бывать на земле, под землей, в воздухе, кто может бодрствовать в ночи.
Важным элементом связи между мирами считалось мировое древо. Его образ также менялся с течением времени. Сначала оно было «пещерным» – своими корнями дерево питалось девственными водами, выходившими из прародины предков; по ветвям и стволу души могли подниматься в мир живых. Позже стало считаться, что оно растет на земле, а уровни его кроны пересекают небесные пространства, доходя до богов верхнего мира.
До обследования сакральных пещер на территории Мексики мне казалось, что образ древа, пересекающего пространства, не более чем некий вымысел, красочно вписавшийся в миф. Однако реальность оказалась куда интереснее. Во-первых, во многих горных пещерах, например в штатах Герреро или Чьапас, сталактиты и сталагмиты сливаются в один мощный ствол, который как бы поддерживает свод пещеры, напоминая дерево с кроной. В юкатанских карстовых пещерах есть не менее интересные образования – например, в пещере Лолтун. Эта пещера известна прежде всего тем, что именно отсюда принесли в монастырь Мани в XVI веке распятого младенца, якобы со следами стигм, после чего было организовано знаменитое аутодафе. Так вот, в одном месте свод пещеры обрушился, создав причудливое образование, напоминающее обломанный ствол дерева. Во многих пещерах сверху свисает густая растительность, по которой можно спускаться в пещеру и подниматься наверх. В других случаях из пещеры в провал или отверстие прорастают к свету настоящие деревья, которые вполне реально пересекают все уровни пространства: корни их питаются девственными водами пещеры, ствол поднимается через пространство пещеры и выходит на землю, а крона уже тянется к небу. Еще более любопытную картину мне довелось наблюдать в горах штата Найярит, где живут уичоли. Здесь огромные деревья в несколько десятков метров высотой вырастают из узких горных ущелий, поднимая мощную крону над каньонами. Совершенно очевидно, что идею мирового древа индейцам подсказала сама природа.
Одним из первых шагов в построении модели мира стало определение семантики сторон света. Север у майя расценивался как место далекой прародины, откуда пришли прапредки. На языке майя север назывался xam-aan – «исчезающий позади». Именно с этим исчезающим позади местом и связывалось расположение «того мира», антипода реального, куда попадают души умерших и откуда они в очищенном виде появляются для возрождения. Юг считался направлением движения племени и именовался ma-ho, «большой вход». Восток, откуда появляется солнце, древние майя связывали с идеей жизни и возрождения, а запад, соответственно, примыкал к миру предков.
Млечный Путь: творец сущего
