Карл VII предоставил Жанне и еще одну, последнюю привилегию: право помилования. Его мог осуществлять только сам король. Таким образом, за всю историю Франции такая привилегия исключительного характера была предоставлена лишь однажды кому-то помимо царствующего монарха, и, что еще важнее, женщине, которая даже не исполняла обязанностей регента.
Так вот, Карл VII предоставил Жанне эту необычайную привилегию, иона воспользовалась ею в пользу Артура, графа Ришмона, который в 1425 г. был коннетаблем Франции, а впоследствии стал герцогом Бретонским. Коннетабль Франции в 1425 г., уволенный с этого поста и попавший в опалу в 1427 г. из-за происков Ла Тремоя (которому он между тем покровительствовал), он вновь оказался в милости в 1429 г. после победы под Патэ, заслуга которой была приписана Жанне.
Ришмон умолял Девственницу о помиловании, стоя перед ней на коленях, в то время как Жан д’Алансон, «принц крови», кузен короля и все присутствовавшие при этом сеньоры также просили ее использовать это право по отношению к данному просителю. Этот красноречивый факт присутствует в тексте Процесса (IV), в Летописи Девственницы, в которой воспроизводится текст «Деяний французских знатных лиц», завершающийся 1429 г… Таким образом, эта живописная подробность была отмечена уже в то время, к которому она относится.
Она весьма примечательна. Можно ли представить себе подобную сцену, подобное унижение для вельможи такого масштаба, наследника Бретонского герцогства, на коленях умоляющего пастушку, лишенную даже фамилии?
На следующий день после официального представления при шинонском дворе Жанна беседовала с Карлом VII. Она сидела рядом с ним, что уже весьма удивительно. Появился молодой герцог Алансонский, Жан. «Кто это такой?» — спросила Жанна без всякого смущения. Король ответил: «Это мой кузен д’Алан-сон». Жанна вела себя и бесцеремонно, и благожелательно: «Добро вам пожаловать! Чем больше будет нас, в ком течет кровь Франции, тем лучше…» И отныне она обращалась к Жану Алансонскому в нежных выражениях: «Мой милый герцог…», «Мой прекрасный герцог…».
К тому же в своей книге «Истинная Жанна д'Арк» Жюль д’Эролль напоминает, что, когда Девственница вернулась в Шинон из освобожденного Орлеана, король Карл VII «обнял ее, каковая честь оказывалась лишь знатнейшим вельможам» (указ. соч.).
Слово «обнял» очевидным образом означает объятие, смысл которого тут, надо полагать, ясен без пояснений (франц. термин «аccolade» означал «торжественный акт посвящения в рыцари». — Прим. перев.). Однако необходимо уточнить, что это почти ритуальное объятие допускалось только между мужчинами и при французском дворе государь жаловал им лишь некоторых знатнейших вельмож, к которым он также обращался, называя их «кузен», как это имело место по отношению к владыкам де Шабанн, учитывая их родство с каролингской династией. Для такого обращения требовались некие семейные узы. Такое объятие по отношению к Жанне недвусмысленно говорит о том, что Карл VII считал ее своей родственницей…
Ходили слухи о том, что на самом деле она была юношей, а некоторые сомневались в ее девственности, учитывая резкие, мальчишеские манеры. Тогда было решено проверить ее пол и ее девственность.
Если бы речь шла о простой, безымянной ясновидящей пастушке, призвали бы акушерку, которая в замке обслуживала служанок, фрейлин и пр. Поступили совсем иначе. Гинекологический осмотр Жанны был произведен королевой Иоландой Анжуйской, тещей Карла VII, которой помогала супруга Рауля де Гокура, губернатора Шинона. При этом присутствовали различные фрейлины. В летописи сообщается, что «Девственница была тайно осмотрена и обследована в самых потайных местах ее тела, увидена и изучена». На процессе, оправдавшем ее, ее оруженосец Жан д’Олон сообщил, что королева Иоланда и ее фрейлины заявили, что то была «доподлинная и ненарушимая девственница, в которой не обнаруживалось никакого повреждения или нарушения».
В дальнейшем врач Делашамбр, осматривавший ее в Руане во время процесса в присутствии герцогини Бедфордской, в ходе процесса по ее оправданию показал, что она была лишена возможности иметь половые сношения. Отметим к тому же, что, согласно многочисленным свидетельствам, у нее никогда не было нормальных менструаций.
В заключение этой главы повторим, что Жанна Девственница действительно была королевской принцессой. Прежде чем переходить ко второму вопросу — о том, как она осталась в живых и вышла замуж, — мы рассмотрим ее личный герб, и это изучение подтвердит все сказанное выше.
2 июня 1429 г. по юлианскому календарю (13 июня — по григорианскому) Карл VII наделил Жанну гербом, видимо — в память об освобождении Орлеана. Этот герб никогда в прошлом не принадлежал д’Аркам, герб которых выглядел совсем иначе (он был символичным, «говорящим»).
Этьен Вейлль-Рейналь в своей книге «Двойная тайна Жанны Девственницы» на с. 60 и 61 приводит исторические данные, касающиеся королевской грамоты, наделившей Жанну гербом. В той же книге он воспроизведен на вклейке (№ 5), с. 16–17. Прежде он был воспроизведен на с. 33 книги Жерара Песма «Жанна д’Арк не была сожжена» (Париж, 1960).
Вот текст грамоты: «Во второй день июня 1429 г. названный господин король, прознав про подвиги Жанны Девственницы и победы, одержанные во славу Господа, наделил, находясь в городе Шиноне, гербом названную Жанну, во украшение ее штандарта и ее самой, по нижеследующему образцу, вверив герцогу Алансонскому и названной Жанне осаду Жаржо».
Отметим, что тут ни слова не было сказано о семействе д’Арк и об этой фамилии. Гербом наделялась только лично Жанна.
Жан Жакоби в своем исследовании «Знатность и герб Жанны д’Арк» на с. 11 приводит письмо короля Англии и статью 58 руанского «дела», в которых приводится описание данного герба: «Щит с лазурным полем, в котором две золотые лилии и серебряный меч с золотым эфесом острием вверх, увенчанный золотой короной». Этот старинный текст точно воспроизводит все элементы данного герба.
Некоторые авторы в этой короне усмотрели королевский венец, символизирующий таким образом деяние Жанны, возвратившей Карлу VII ту королевскую власть, которая у него оспаривалась. Другим было угодно усматривать в мече темную полосу незаконнорожденности, которая свидетельствовала о королевском происхождении владелицы герба, рожденной в прелюбодеянии братом Карла VI Луи Орлеанским и королевой Изабо Баварской. По их мнению, все это доказывает, что Жанна была сестрой — или сводной сестрой — Карла VII.
Нашлись и такие, кто справедливо утверждает, что меч никогда не символизировал «черной полосы»; но они же усмотрели в этой короне венец, типичный для престолонаследников Франции. Жанна никоим образом не могла обладать в гербе венцом престолонаследницы, а уж тем более передавать его Карлу VII в виде королевской короны. То была бы сущая бессмыслица. Более того, корона французских дофинов — замкнутая, как, впрочем, и королевская, а корона в гербе Жанны — открытая. Тогда некоторые авторы выдвинули гипотезу о короне «детей Франции». Среди них — Пьер де Сермуаз в его книге «Миссии Жанны Девственницы». Но корона, увенчивающая меч в гербе нашей героини, не соответствует традиционному образцу, которым наделялись упомянутые «дети Франции».
Напротив, это именно такая корона, которую классическая геральдика помещает в гербах «принцев крови». Отсылаем наших почтенных коллег, занимающихся этим вопросом, к «Начальному трактату о гербе» Альфонса Лабитта, с. 162, и к труду Пьера Жубера «Лилии и львы, введение в искусство герба» (Париж, 1947, предисловие Арно де Корби, члена Французского общества геральдики и науки о печатях), а именно к главе «Внешние украшения, тэмбр».
Такое сопоставление оказывается плодотворным и дает возможность решить интересующую нас задачу.
Из него следует, что в глазах Карла VII и его гербовых судей Жанна не обладала рангом престолонаследницы, а также «дочери Франции». Ее положение было только положением принцессы крови. Тем самым подразумевалось, что она таки была дочерью Луи Орлеанского — но никоим образом не Карла VI и Изабо Баварской, ибо в этом случае она считалась бы «дочерью Франции». Но в таком случае кто же был тогда матерью Жанны? Мы вновь вынуждены назвать Изабо — официальную любовницу Луи Орлеанского.
Могут опять же возразить: Жан Дюнуа, сын Луи Орлеанского и Марьетт д'Энгьен, прозванный Бастардом Орлеанским, гордо носил это прозвище. В третьем лице о нем говорили: «Монсеньор Бастард», и в гербе у него «на лазурном фоне были три золотых цветка лилии, цветка Франции, с серебряной гербовой связкой из трех подвесок, каковые принадлежат Орлеанскому роду, с красным жезлом, концы которого не достают краев щита, каковой принадлежит Дюнуа, Бастарду Орлеанскому». Он стал графом де Лонгвиллем, графом де Дюнуа, королевским наместником королевства Франции, и его «темная полоса в гербе» (короткий красный жезл) была убрана, когда он получил от Карла VII королевскую грамоту, наделявшую его титулом законного принца, великого камергера Короны[67].
