Скромно, но аккуратно одетый, всегда спокойный, с неизменной своей доброй улыбкой, он невольно располагал к себе людей. В обращении с людьми он всегда был тактичен, вежлив, доброжелателен к товарищам, никогда не повышал голоса. Даже отдавая распоряжения, указания по работе, он неизменно говорил: «У меня к вам покорнейшая просьба». Но, будучи неизменно вежливым и корректным, он не был размягченным интеллигентом. Это был человек не только огромной эрудиции, высокой культуры, но и железной, несгибаемой воли. Все, кто знал Менжинского, соприкасался с ним по службе, искренне любили его и уважали.
Да и как было не любить, не уважать этого человека, беспощадного к врагу, но чуткого, внимательного к товарищу, готового разделить с ним и радость успеха и горечь несчастья!
Не так давно мой старый товарищ по работе в ВЧК — ОГПУ Юрий Владимирович Садовский прислал мне письмо, в котором рассказал об одном эпизоде, характеризующем, как мне кажется, Вячеслава Рудольфовича как человека исключительно мудрого, чуткого, старавшегося своей сердечной теплотой поддержать товарища. С разрешения товарища Садовского я приведу здесь его письмо.
«В сентябре 1928 года я, — пишет Ю. В. Садовский, — пережил тяжелое нервное потрясение — трагически погибла моя жена. Когда через несколько дней пришел на работу, мне помощник начальника отдела И. Ф. Решетов передал распоряжение руководства — выехать в длительную командировку в Ташкент и Самарканд. По возвращении из командировки подготовить подробный доклад товарищу Менжинскому о состоянии работы по своему направлению на местах.
На другой день я выехал в Среднюю Азию, не подозревая, что командировка организована с целью, главным образом, отвлечь меня от тяжелых переживаний.
По дороге меня несколько удивило особое внимание ко мне местных чекистов. В Самаре (ныне Куйбышев) и Оренбурге ко мне в вагон пришли сотрудники местных органов. На вокзале в Ташкенте встретили товарищи, близкие по работе в Фергане и Узбекистане в 1921–1922 годах. В Самарканде я встретился с братом Дмитрием, военным следователем, в прошлом сотрудником Особого отдела. С Дмитрием мы были очень близки и дружны.
По возвращении из командировки я был приглашен к товарищу Менжинскому… Предложив мне присесть на диван, он попросил рассказать о поездке, о впечатлениях. Я начал говорить о состоянии дел на местах. Но Вячеслав Рудольфович прервал меня, сказав, что об этом он знает из докладной записки.
— Расскажите о впечатлениях от встреч с людьми, об изменениях в Узбекистане, ведь вы там раньше работали, и есть с чем сравнить.
Действительно, рассказать было о чем. За пять лет в Средней Азии произошло столько разительных перемен! А как изменились люди, как выросли местные кадры! Вячеслава Рудольфовича особенно заинтересовал рассказ о встрече с товарищем Юлдашем Ахунбабаевым, тогдашним председателем Туркестанского ЦИК. Ахунбабаева я хорошо знал еще с 1921 года, когда он, будучи членом президиума Ферганского облисполкома, создавал волостные комитеты бедноты, командовал добровольческим отрядом по борьбе с басмачеством. Бывший батрак теперь возглавляет верховный орган власти Узбекистана. От Ташкента до Самарканда мы с ним ехали в одном купе. Внешне Ахунбабаев остался таким же, что и в 1921 году: тот же зеленый полосатый халат, широкие шаровары, заправленные в мягкие ичиги, та же тюбетейка. Но как он вырос духовно! Это мудрый государственный деятель, широко мыслящий, сознающий свою ответственность в то же время простой, спокойный, немногословный.
Вячеслав Рудольфович особенно внимательно выслушал мой рассказ о том, как Ахунбабаев на каждой продолжительной остановке (а их тогда было немало) выходил из вагона, заговаривал с пожилыми узбеками. Вскоре его окружала уже толпа людей. Все усаживались в кружок, и Ахунбабаев оживленно беседовал с рабочими и крестьянами. После третьего звонка он поднимался и, сопровождаемый всей этой массой людей, шел в вагон.
— Вот это и есть Советская власть, — подытожил мой рассказ об Ахунбабаеве Вячеслав Рудольфович. — Сколько она подняла людей из народа к государственному управлению и сколько еще поднимет! И как почетно охранять и оберегать эту власть.
В заключение беседы Вячеслав Рудольфович расспросил о встрече с братом. Беседа наша продолжалась, вероятно, больше часа, и я все время ощущал теплоту внимания и сердечности.
Позднее я узнал от И. Ф. Решетова, что моя командировка была организована по личному указанию Вячеслава Рудольфовича, что в Самару, Оренбург и Ташкент было послано указание по телеграфу „проследить за Садовским“. Только потом я понял, каким чутким и мудрым было это приказание о моей командировке. Если бы, как обычно, меня направили в какой-либо санаторий, то вряд ли бы это так быстро избавило меня от нервного потрясения и вернуло работоспособность. Нужна была именно работа, притом ответственная, и именно в тех местах, где прошло самое „горячее время“ моей жизни, нужны были встречи со старыми товарищами».
Ту теплоту и заботу Менжинского, о которой пишет Юрий Владимирович, ощущали все работники ГПУ при каждой встрече с ним.
В моей памяти сохранились впечатления от нескольких личных встреч с Вячеславом Рудольфовичем.
В пятую годовщину ВЧК — ГПУ был учрежден «Знак почетного чекиста». В числе других работников отдела этим знаком был награжден и я. Знак, уже летом 1923 года, вручал В. Р. Менжинский. Он тепло, сердечно поздравил награжденных. Вручая знак, каждому крепко пожал руку, для каждого у него нашлось теплое, ободряющее слово. Я помню, он тогда говорил, что звание почетного чекиста требует бдительности, стойкости и решительности в борьбе с врагом. Быть почетным чекистом — великая честь. Высоко нести эту честь — значит быть верным партии, идеалам революции.
Кстати сказать, он очень часто напоминал чекистам о верности, о законопослушании партии.
Вторая памятная встреча с Менжинским у меня произошла при следующих обстоятельствах.
Вечером 6 июля 1928 года двое террористов-монархистов бросили бомбу в бюро пропусков ОГПУ. Для поимки преступников, бежавших в направлении Серпухова, были привлечены сотрудники ОГПУ, курсанты Высшей пограничной школы, части дивизии особого назначения. Председатель ОГПУ В. Р. Менжинский приказал поймать террористов во что бы то ни стало, привлечь к поиску местное население волостей, прилегающих к Варшавскому шоссе.
Для руководства поиском был создан специальный штаб, который должен был держать постоянную связь с оперативными группами, направленными в погоню. Мне было поручено возглавить оперативную группу, которая должна вести поиск в окрестностях села Фроловский Ям Домодедовской волости Подольского уезда.
Штаб нашей опергруппы обосновался в здании волостного исполкома, откуда имелась телефонная связь с Москвой. Во второй половине дня 7 июля мне позвонили из Москвы, из ОГПУ, и сообщили, что в наш район выезжает председатель ОГПУ товарищ Менжинский, и просили встретить. Я доложил, что буду ждать председателя на мосту через реку Пахру по Каширскому шоссе, у деревни Фроловский Ям.
Мы знали, что Вячеслав Рудольфович страдает тяжелой, прогрессирующей болезнью, не может долго сидеть и большую часть своего рабочего времени проводит на диване, лежа выслушивает доклады, дает указания.
В условленном месте я встретил товарища Менжинского, приехавшего в открытой машине. Исчезла с лица свойственная ему и так хорошо знакомая нам, чекистам, его мягкая, обаятельная улыбка. Одет он был в светлое коверкотовое пальто, бежевую рубашку-толстовку, мягкую шляпу, сапоги с низкими голенищами. Из одного торчала рукоятка небольшого револьвера. При оружии мы никогда раньше не видели Менжинского. Здесь в его облике мне особенно ярко открылась такая черта характера, как суровость.
Подъехали к зданию волисполкома. Менжинский и сопровождавшие его вышли из машины и вошли в дом.
Поздоровавшись с находившимися там людьми из поисковой группы, Менжинский попросил доложить, что наша группа успела уже сделать и что намерена предпринять, чтобы не пропустить террористов к Подольску.
Я кратко доложил, как оповещен и привлечен к розыску местный партийно-советский актив и население, как организованы группы прочесывания местности, где установлены посты наблюдения за мостами, рекой и дорогами. Выслушав доклад, товарищ Менжинский одобрил нашу работу и намеченные мероприятия. Потом попросил проводить его на некоторые посты у реки Пахры. Там он говорил с людьми, предупреждая быть особенно бдительными и осторожными, ибо разыскиваемые террористы вооружены и могут в любой момент применить оружие.
Вернувшись к волисполкому, у которого стояла его автомашина, товарищ Менжинский простился, пожелав нам успеха. Перед отъездом еще раз напомнил: «Моя покорнейшая просьба — предупредите всех, кто участвует в поиске, чтобы они соблюдали максимум осторожности, во избежание напрасных человеческих жертв».
