«Спустя час после того, — говорил майор Зоркин, бывший командир 2-й гренадерской роты, — из-за северного плеча Альмы войско в красных мундирах значительной массой и бегом бросилось на крайнюю роту поручика Орлова. Орлов, заметив вовремя их намерение, отодвинул своих людей влево и назад и пустил беглый огонь по отважным англичанам. Зато и сам попал под такой же огонь со стороны французов, шедших к той же реке. Поэтому он приказал своей роте броситься в воду в надежде перебраться на противоположный берег Альмы, прежде чем враги успеют сблизиться с ним. Но крутые берега задержали как его, так и весь 3-й батальон, последовавший его примеру, отчего враги местами смешались с нашими солдатами».{463}
Что касается британцев, утверждать трудно. Хотя возможно, что это был один из батальонов Эванса, обходивших горящий Бурлюк с запада. Во всяком случае, ни в воспоминаниях 47-го, ни 41-го полков об этом никто не говорит.
Этот эпизод часто встречается в воспоминаниях французских офицеров и полковых летописях. Честь боя с ротой Орлова приписывают себе и 7-й полк линейной пехоты, утверждая, что его стрелкам удалось выбить роту Московского полка из прилегающих к поселку Бурлюк зарослей,{464} и 1-й полк зуавов, и даже 3-й полк зуавов (Клер).
Не имея больше сил держаться, Соловьев начал отходить и, судя по всему, каждая из его рот выходила к Альме самостоятельно.
ОТХОД ЧЕРЕЗ АЛЬМУ 3-ГО БАТАЛЬОНА МОСКОВСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА, или ЧТО МОЖЕТ СДЕЛАТЬ МАЛЕНЬКИЙ, НО ХРАБРЫЙ БАТАЛЬОН
Вслед за ротой Орлова последовали остальные роты 3-го батальона. Относительно благополучный отход удался только благодаря тем самым 72 стрелкам поручика Култашова, сумевшего точным огнем во фланг французов прикрыть отступление своей пехоты. Но частный успех Култашова, скорее, исключение, нежели правило.
Култашов держался сколько мог и делал дело успешно: у него не было потеряно ни одного человека, а французы вынуждены были остановиться. Только когда неприятель приблизился настолько, что «…с поднятыми прикладами и в большом числе бросились на его маленький отряд», он отошел из виноградников.
Но, выходя из за укрывавших его стенок и зарослей, Култашов потерял осторожность, за что немедленно поплатился. На открытом месте поручик собрал людей своих вместе и «…за это настигнут был картечью, как он говорил, так что потерял сразу тринадцать человек, отчего снова должен был рассыпаться впереди брестских двух батальонов» (Приходкин).
Маленький отряд сделал свое дело на рубеже Альмы, противник остановился и вновь начал перестрелку. Преследовать московцев французы не рискнули. Батальон Соловьева смог благополучно отойти через Альму ближе к батальону графа фон Зео, на ходу осматривая оружие и патроны. Зайдя за 2-й батальон и приведя людей в порядок, Соловьев поставил свои роты правее Зео, прикрывшись кустарником.
Сражение на Альме. Французские пешие егеря дивизии принца Наполеона атакуют Бурлюк. Рис. Орландо Нори. О том, как сражался батальон Соловьева и том, сколько проблем он создал французам, говорит хотя бы тот факт, что «честь» побыть под его пулями приписывают себе как минимум три (!!!) французские бригады: Бурбаки, Моне (обе — 1-я дивизия) и Вино (3-я дивизия). Один Отамар скромно молчит об этом, хотя, как говорит Бейтнер, тоже некоторое время находился под его метким огнем.{465}
Пехота Канробера незамедлительно вошла в поселок, укрываясь от огня артиллерии, которая продолжала ее сдерживать. Это произошло примерно в 13.30, может, немного ранее.
Примечательно, что французская легкая пехота в сражении на Альме, ведя бой с русскими стрелками, использовала русскую же тактику, апробированную на Кавказе и совершенно игнорируемую в остальной армии. Это было замечено графом К.К. Бенкендорфом после его командировки во Францию, где он ознакомился с подготовкой стрелков Венсенской школы в Орлеане. Суть ее состояла в том, что в отличие от николаевской пехоты, использовавшей в рассыпном строю парную цепь, французы, как и войска Кавказского корпуса, использовали группы из 4 человек. Таким образом, к техническому превосходству неприятель добавил еще и количественное, успешно отвечая на один выстрел как минимум двумя. Этим и вызвано то, что русских во время Крымской войны всегда удивляли густые стрелковые цепи французов.{466}
Пользуясь тем, что британская пехота не спешила входить в зону артиллерийского огня, две русские батареи сосредоточили свой огонь на бригаде Вино. Под выстрелами оказался батальон Иностранного легиона подполковника Нейраля, остановившийся в 800 м перед фронтом русской пехоты.{467}
Кинглейк говорит об этом так: «…артиллерия, расположенная на пологих склонах Телеграфной высоты, доминировала над единственным участком местности, по которому мог наступать Канробер и, стреляя поверх голов своей пехоты, сдерживала его. Кроме того, это сильно мешало французам, которые, двигаясь к Телеграфной высоте, еще не достигли берега Альмы, крутой склон которого мог укрыть их».
Канробер опять попал в затруднительное положение. Всю его артиллерию ее начальник полковник Хугенет уже увел к Боске, предполагая поднять пушки по тому же оврагу, который преодолели уже батареи Боске.{468}
Первая из батарей Канробера стала почти на том месте, откуда незадолго до этого ушел 4-й батальон московцев. Бейтнер говорит, что четыре пушки французы поставили «…на возвышение около которого мы ранее находились». Как известно, 4-орудийные батареи только в 1-й дивизии.{469}
Его офицер помчался к Раглану. Сейчас Канроберу было наплевать на условности и он решил действовать «через голову» своего главнокомандующего. Командир 1-й дивизии корректно, но весьма настойчиво потребовал от союзников немедленного вступления в бой на своем участке, предупредив на всякий случай о самых негативных последствиях, возможных в случае дальнейшей задержки их действий в центре.
Во имя справедливости нужно отметить, что британцы ни в чём не подвели французов. Хотя определенные намерения показать союзникам свой характер у Раглана были. К тому времени они сами находились в затруднительном положении, мало того, что страдая от огня русской артиллерии, но еще и встретив на своем пути сюрприз в виде горящего Бурлюка.
3-й батальон до конца сражения, по воспоминаниям Приходкина, не смог соединиться с остальным полком. Об этом же пишет история Московского полка, которая говорит о совместных действиях лишь трех из четырех батальонов. В то же время Кинглейк в своем сочинении не хочет признать это и упорно концентрирует на обратных скатах Телеграфной высоты восемь(!) батальонов Московского и Минского полков.
Английский автор упорно настаивает, что отдельный батальон Московского полка соединился с остальными, после чего общая сила русских составила восемь батальонов, с которыми, сконцентрировав их в одной массе в тылу телеграфа, князь Меншиков собирался атаковать дивизию Канробера.
Комментировать тут нечего. Минский полк никак не мог действовать всеми четырьмя батальонами против Канробера, так как два его батальона всё сражение стояли против Боске.
После того, как стрелки и московцы перешли через Альму, сражение перешло в новую стадию. Теперь уже французы начали переправляться на южный берег.
В дело вступила дивизия принца Наполеона.
В половине первого к полю сражения подошла 3-я пехотная дивизия принца Наполеона, стрелки которой «…входят в правую часть деревни Бурлюк и в сады, окаймляющие правый берег Альмы».{470} Как любили подчеркивать склонные к поэтическим аллегориям французы, принц в этот день оказался достойным имени своего славного предка. Вообще для тех, кто сражался в Альминском сражении под знаменами Наполеона III, на которых были начертаны названия побед Наполеона Бонапарта, казалось, что они возвращают славу империи, вновь сражаясь с теми, кто ее сокрушил — русскими. На этом акцентировал внимание Государя маршал Сент-Арно, докладывая ему о победе: «Ваше величество может быть горд своими солдатами, они не стали хуже, это снова солдаты Аустерлица и Иены».{471}
Едва оказавшись на улицах и в садах дымившегося Бурлюка, французы попали под фронтальный огонь русской артиллерии. Это встречали их конная №12 и Донская №4 батареи, уже успевшие основательно «насолить» Канроберу. Вызвавший их на свой страх и риск Кирьяков[57] настолько удачно определил позицию, что эти две батареи стали «костью в горле» и для французов, и для англичан.
Сложный рельеф, задымленность и разрывы гранат сделали свое дело. Теперь и у принца Наполеона движение начало замедляться. Его батальоны попали в затруднительное положение, оказавшись в дефиле между еще горящим Бурлюком и Альмата- маком.{472}
