Войска Багратиона, выполняя поставленную задачу, с боем заняли селение Альткирх и ожидали появления отрядов Сакена и Горчакова, но они появились значительно позднее. Ней же перебросил в район Альткирха подкрепления, и войска Багратиона в течение шести часов вели бой в одиночестве, пока у соседнего селения Вольфсдорф в больших силах не появился Остен–Сакен, угрожая флангу противника, но так и не перерезав его коммуникации. Одновременно Нею стало известно, что с юга на Гутштадт начал наступать Горчаков, а затем вошел в него. Во второй половине дня Ней, фактически уже оказавшись в окружении, организованно начал отход. Ночь его войска провели в Анкендорфе (посередине дороги из Гутштадта к Деппену на р. Пассарге), а утром русские генералы решили фланговыми маневрами перерезать путь отступления Нея, но не смогли осуществить даже грамотного преследования.
У Беннигсена в тот момент было до 60 тыс. солдат против 15 тыс. французов. Но Ней действовал очень хладнокровно, отбивал атаки и сам контратаковал и под конец вышел к Деппену, под защиту водной преграды, где соединился с главными силами Наполеона. Даже русские мемуаристы свидетельствовали о мужестве и слаженности действий корпуса Нея при упорядоченном отступлении, хотя он и потерял около 500 человек убитыми и ранеными, а также 1500 попало в плен, в том числе раненый генерал Ф. Роге. Во время отбития атаки у Шпандена был ранен маршал Бернадот и на две недели выбыл из строя (то есть до конца кампании). Урон армии Беннигсена также оценивался примерно в 2 тыс. человек. Русские официальные известия, конечно же, представили дело под Гутштадтом как очередную победу, и многие генералы получили награды. Но Беннигсен надеялся на большее и понимал неудовлетворительность реализации плана. В причинах русских неудач он обвинил генерала Остен–Сакена (будущего генерал–фельдмаршала), «как намеренно действовавшего против его приказаний», а кроме того, он «умышленно опоздал, и тем дал Нею уйти»[106]. Сакен был отдан под суд. В 1810 г. он был признан виновным, и лишь события 1812 г. вернули его в строй и дали возможность вновь проявить свои военные таланты.
Нападение на Нея заставило Наполеона быстро сосредоточить свои корпуса и начать ответное наступление. Уже 26 – 27 мая (7 – 8 июня) французы перешли р. Пассаргу. Первоначально Беннигсен решил дать сражение французам под Гутштадтом (там даже начали строить укрепления), но после рекогносцировки местности он приказал отступить к Гейльсбергу, где русские уже имели хорошо подготовленную позицию и еще весной были возведены мощные земляные укрепления на обоих берегах р. Алле (на левом – три редута, имевшие номера по порядку слева направо). Сражению 29 мая (10 июня) при Гейльсберге предшествовали ожесточенные арьергардные бои сначала под командованием генерала Н. М. Бороздина (под Лаунау), а затем П. И. Багратиона (под Беверником). При чем французы предприняли обходные движение влево от дороги, и Беннигсен вынужден был подкрепить открытый фланг Багратиона конницей генерал–адъютанта Ф. П. Уварова. Под Лангевизе состоялась настоящая кавалерийская сеча, где обе стороны понесли большой урон. Под непрекращающимся давлением противника Багратион вынужден был к вечеру отступить под прикрытием русской артиллерии к Гейльсбергу.
Наполеон наступал по левому берегу р. Алле. И Беннигсен, первоначально уверенный в том, что Наполеон будет его атаковать в обход левого фланга (то есть с правого берега), все же успел перебросить основные силы (семь дивизий) против противника. У русских было явное преимущество в численности. У французского императора же под рукой, помимо резервной кавалерии Мюрата, имелся только корпус Сульта, остальные войска медленно и по частям лишь приближались к городу. Но вышедшие к 6 часам вечера к русским редутам Гейльсберга французские пехотные колонны начинали штурм! Мало того, в 7 часов вечера они смогли взять редут № 2. Русские предприняли яростные контратаки и отбили редут. Везде французы понесли большие потери, все их атаки на редуты № 1 и 3 были отбиты. Позднее к французам подошел корпус Ланна и части Нея, также предпринявшие бесполезные атаки на русские позиции. В 11 часов вечера сражение было закончено, безусловно, с тактическим перевесом в русскую пользу. Урон французов был велик – около 12 тыс. человек, русские потери оказались значительно меньше – 6 – 8 тыс. человек.
Возникает вопрос, почему Беннигсен не использовал выгодную для него ситуацию и не перешел в наступление, тогда бы у русских имелся реальный шанс нанести поражение Наполеону. Наверно, никто точно не сможет дать ответ. Неофициально считается, что Беннигсен в этот день был подвержен приступам «каменной» болезни, в силу чего не смог принимать правильные решения, – «он несколько раз сходил с лошади, ложился на землю и даже упал в продолжительный обморок»[107]. Даже если так, то можно с сожалением констатировать, что во всей русской армии не нашлось генерала, который мог бы заменить главнокомандующего на его посту.
На следующий день бой не возобновился, хотя к Наполеону уже подошли остальные корпуса и гвардия. Он очень хорошо понимал бесперспективность лобовых штурмов русских редутов и предпочел посредством маневров против правого фланга Беннигсена и угрозой потери сообщений с Кенигсбергом заставить русских покинуть выгодные оборонительные позиции у Гейльсберга. Он приказал войскам Мюрата, Сульта и Даву (свыше 55 тыс. человек) начать движение на Кенигсберг, поскольку это был главный узел коммуникаций и база снабжения русской армии, а также самый крупный город и последний оплот прусского короля, остававшийся не оккупированным французами. Необходимость защитить союзника и свои тылы должна была вынудить Беннигсена оставить Гейльсберг. Наполеон также мало опасался, что он тем самым фактически оголил собственные тылы, поскольку был уверен, что русские не решатся ударить по ним, – перед ними стояли совершенно другие задачи.
И в целом французский полководец не ошибся. Первоначально Беннигсен приготовился к новой атаке. Но узнав об обходных движениях корпусов Великой армии, вечером 30 мая (11 июня) русские войска стали переходить на правый берег р. Алле и далее двинулись на север, чтобы выйти к р. Прегель и защитить в первую очередь свои коммуникации с Россией. Кенигсберг, видимо, Беннигсена все же интересовал меньше, хотя до этого он отправил в поддержку корпуса А. В. Лестока, защищавшего город, отряд генерала Н. М. Каменского[108]. После Гейльсбергского сражения Беннигсен прибег к помощи великого князя Константина, изложил ему положение русской армии и проанализировал возможные варианты. Обратимся к запискам главнокомандующего, вернее, к тому, как он позже интерпретировал события: «Мне предстояло одно из двух: или покинув нашу укрепленную позицию, доставившую нам накануне славную победу, двинуться на неприятеля, хотя и более нежели вдвое превосходящего нас своею численностью, и атаковать его на высотах, по которым он направлял свое движение. Этим, без сомнения, наши войска обрекались, несмотря на их храбрость, почти на верное поражение, а следовательно, только самое отчаянное положение дел могло побудить нас решиться на подобное действие. Несмотря на нашу относительную малочисленность, мы отнюдь не находились в отчаянном положении. Или же можно было решиться на следующее: следовать за французской армиею, чтобы воспрепятствовать ей приближение к Кенигсбергу. Но это мероприятие было еще опасней первого, так как мы скоро были бы принуждены вступить в сражение, при неблагоприятных для нас условиях местности и при том в сражение генеральное, исход которого мог быть только пагубен для нас и обошелся бы дорого, вследствие затруднительного отступления. Но был еще и третий исход, именно: покинуть нашу занимаемую позицию, стать позади реки Прегеля, выжидать дальнейших действий нашего противника, а вместе с тем находиться несколько ближе к спешившим к нам значительным подкреплениям, которые значительно увеличивали силы нашей армии и давали возможность снова перейти в наступление, не подвергая судьбу армии опасности, вследствие ее малочисленности. Получив от меня заверение, что с этого момента я буду избегать всякого серьезного столкновения с неприятелем его высочество вызвался ехать немедленно к его величеству и довести до его сведения как о состоянии армии и занимаемой ею позиции, так и о причинах, меня побуждающих предпринять отступление за реку Прегель»[109].
Встреча Александра I и Наполеона в Тильзите. Художник А. Рён. 1808 г.
Даже если отбросить естественный порыв Беннигсена оправдаться в своих записках, то ясно, что он исходил из понимания неравенства сил армий и из желания дождаться подкреплений, находившихся тогда достаточно далеко, еще на русской территории. Он также отлично осознавал, что имел возможность отрезать движением на Пассаргу Великую армию от ее коммуникаций, но объяснял дерзкое решение Наполеона, подставлявшего под удар свои тылы, тем, что тот отлично знал состояние и возможности русских войск. В целом стратегическое понимание сложившейся обстановки (правда, задним числом) у Беннигсена было абсолютно правильное, как и тактика на затягивание военных действий. Единственное, на что он мог решиться в тех условиях, – это удар по изолированному корпусу наполеоновских войск, если позволит обстановка.
