В 1880-х годах видный общественный деятель, сын известного фабриканта А. И. Варгунина Николай Александрович Варгунин организовал народные гулянья для рабочих в селении петербургского фарфорового завода. В просторечии их называли «Варгунинскими».
По воспоминаниям современников, в первой четверти XIX века с наступлением лета город пустел. Все устремлялись в пригороды, на Черную речку и Острова. Письма, дневники и воспоминания петербуржцев пушкинской поры буквально пестрят упоминаниями об этих благодатных местах. Об этом коротком и насыщенном периоде летней петербургской жизни сохранилась пословица: «Житье-бытье на Черной речке очень весело́е» (или весёлое –? – Н. С.).
В собрании петербургского городского фольклора есть одна удивительная легенда о происхождении возникшего в середине XIX века обычая – ежевечерних проводах солнца на стрелке Елагина острова. В то время в Петербурге жила женщина, которую прозвали царицей салонов. Это была молодая красавица, обладательница незаурядного ума и значительного состояния Юлия Павловна Самойлова. Многие годы она прожила в Италии. Среди ее близких друзей были такие незаурядные люди, как Джоаккино Россини, Орест Кипренский, Александр Тургенев, Карл Брюллов, Ференц Лист и многие другие. Графиню Самойлову отличали любовь к искусству, самостоятельность мышления и независимость в отношениях с сильными мира сего.
На приемы, которые она регулярно устраивала в своем родовом имении Графская Славянка, съезжался весь Петербург. В такие дни заметно пустело Царское Село, что естественно раздражало Николая I. Император решил пойти на хитрость и попросил графиню продать ему Графскую Славянку. Предложение царя выглядело приказанием, и Самойловой пришлось согласиться. Но при этом, как рассказывает легенда, она просила передать императору, что «ездили не в Графскую Славянку, а к ней, и где бы она ни была, будут приезжать к ней». На следующий день к вечеру, в сопровождении узкого круга близких поклонников и друзей Юлия Павловна поехала на стрелку безлюдного в то время Елагина острова. «Вот сюда будут приезжать к графине Самойловой», – будто бы сказала она. И действительно, сначала знакомые и приятели, затем романтики и влюбленные, а вскоре и весь город стал съезжаться на некогда пустынную западную оконечность Елагина острова на проводы заходящего солнца. В конце концов эта стрелка превратилась в одно из самых популярных мест вечерних гуляний столичной знати.
Возможностей для загородных поездок у петербуржцев было много. Крылатые слова и устойчивые фразеологизмы городского фольклора помогают восстановить географию таких прогулок. «Подышать сырым воздухом Финского залива» ездили в Стрельну и Петергоф. «На музыку» спешили в Павловский курзал и на популярные среди петербуржцев музыкальные концерты в Озерки. В короткий период осеннего листопада петербуржцы выезжали в прославленные парки Царского Села и Павловска, чтобы побродить по тихим аллеям, полюбоваться многоцветной палитрой природы, ненадолго уйти мыслями в прошлое, подумать о будущем или просто, как говорили в старом Петербурге, «Пошуршать листвой».
Среди самых разнообразных развлечений петербуржцев далеко не последнее место принадлежало картам. Мода на азартные карточные игры была так велика, что наиболее крупные выигрыши и катастрофические проигрыши вошли в городской фольклор. Так, слободу Пеллу известный в то время меломан Мартынов купил будто бы на деньги, выигранные за полчаса в Английском клубе.
Другой случай произошел вблизи Петербурга, в Осиновой Роще, в старинном родовом имении князя Вяземского, слывшего в XIX веке богатым и гостеприимным. Осиновую Рощу иначе как усадьбой Вяземских и не называли. И вот однажды, как рассказывает давнее петербургское предание, над усадьбой нависла угроза потери этого славного имени. Во время затянувшейся игры в карты со своим соседом Левашевым князь вдребезги проигрался. Дело дошло до усадьбы, и она была брошена на кон. Но везение окончательно покинуло князя. Он проиграл и усадьбу, и служебные корпуса, и хозяйственные постройки, и сад, и все, что было вокруг. Когда князь оглянулся, то уже ничего, что теперь принадлежало ему, не увидел… кроме трех дочерей, красивых и незамужних. И тут, как рассказывает легенда, Вяземского осенило. Он предложил Левашеву взять в жены любую из его дочерей, вместо проигранной усадьбы. Сделка состоялась, и злополучная усадьба вновь перешла к Вяземскому.
Неповторимы были нравы и люди XIX века. Однажды во время игры в карты к богатому и видному купцу Злобину подошел обер-полицмейстер: «Василий Алексеевич, у вас в доме пожар!» и Злобин, как утверждает легенда, спокойно ответил: «На пожаре должно быть вам, а не мне», – и продолжал игру. Дом сгорел, и купец разорился.
Любимец Екатерины II небезызвестный Безбородко выпросил однажды у императрицы разрешение стрелять из пушки на своей даче, которая находилась на правом берегу Невы. Не увидев в этом никакого подвоха, удивленная Екатерина разрешила. А вскоре во время игры в карты с лейб-медиком Роджерсоном Безбородко приказал каждый раз, как только дворцовый лекарь делал в игре ошибку, извещать об этом пушечным выстрелом. Шутка эта так раздражала Роджерсона, что едва не закончилась крупной ссорой между игроками.
В то же время официально азартные игры строго преследовались и жестоко наказывались. Игроков арестовывали и «содержали под крепким караулом». Их имена публиковались в газетах, чтобы «всякий мог их остерегаться, зная ремесло их». Существует предание, что даже появление в столице такого явления, как общественные клубы, связано с азартными играми. Будто бы таким способом правительство предполагало осуществлять надзор за наиболее азартными игроками.
Если верить преданию, выражение «Убить время» также связано с карточной игрой. Вот как это якобы произошло. Однажды композитор Алябьев, некто Шатилов и некий господин Времев играли в карты. Во время игры они, пользуясь картежной терминологией, «убили карту в 60 000 рублей и понт господина Времева». Игра, по мнению картежников, считалась «верной». То есть честной, но за такую крупную сумму Алябьев и Шатилов все-таки попали под стражу. Через какое-то время их встретил известный балагур и острослов Федор Толстой-Американец. «Хорошо ли убили время?» – каламбуря, спросил он. С тех пор и живет эта крылатая фраза.
Когда представители столичной золотой молодежи не танцевали на балах, не пили в трактирах и не играли в карты, они изощрялись друг перед другом в изобретении хитроумных шуток и причудливых розыгрышей. Особенно неистощимым на выдумки проказником в середине XIX века слыл Александр Жемчужников, один из авторов знаменитых сентенций и афоризмов Козьмы Пруткова. В одном из многочисленных анекдотов о проделках Жемчужникова рассказывается, как однажды ночью, переодевшись в мундир флигель-адъютанта, он объехал всех наиболее видных архитекторов Петербурга с приказанием наутро явиться во дворец ввиду того, что провалился Исаакиевский собор.
Долгие петербургские зимы вносили в многоцветную гамму народных развлечений особенно яркие цвета. На искусственных прудах Таврического сада устраивались ежедневные катания на коньках, которые в народе так и называли: «Таврические катания». На запорошенном льду промерзшей Невы перед Адмиралтейством возводились гигантские ледяные горы, известные в просторечии под названием «Невские горы». Такие же горы для развлечения простого народа поднимались посреди Невы напротив Смольного собора. В отличие от «Невских» их называли «Охтинскими».
Но все меркло перед праздничным половодьем народных гуляний на масленичной и пасхальной неделях. Накануне этих православных календарных праздников на Марсовом поле и Адмиралтейской площади с фантастической скоростью вырастали пестрые волшебные городки с балаганами, американскими горами, русскими качелями и каруселями. Шумные толпы простого люда с раннего утра тянулись туда со всех концов города. Кареты и экипажи высшей и средней знати, обгоняя пеших горожан, спешили к началу гуляний. Отказаться от посещения этих ежегодных гуляний в Петербурге считалось дурным тоном. В запасе петербургского городского фольклора имелся бесконечный синонимический ряд крылатых фраз и выражений на одну тему: «Побывать на балаганах», «Побывать на горах», «Под горами», «На горах», «Под качелями» и т. д. На бытовом языке петербуржцев это означало посетить пасхальные или масленичные гулянья.
Богатые на коварную выдумку и щедрые на беззлобную шутку владельцы балаганов наперебой изощрялись друг перед другом. Доверчивые счастливчики, опережая один другого, протискиваются внутрь ярко освещенной пустой палатки, вход в которую объявлен бесплатным. Оглядываются вокруг, обшаривают глазами стены и, ничего не обнаружив, злые и раздраженные идут к выходу. И тут они натыкаются на ухмыляющегося хозяина, над головой которого прибита едва заметная дощечка с надписью: «Выход 10 копеек». Смущенно улыбаясь удачливому розыгрышу, платят, но признаться нетерпеливо ожидающим своей очереди в балаган в том, что они так легко были обмануты, не решаются. И потому очередь не убывает.
