Многие гомосексуалисты относились к общественному мнению весьма равнодушно и продолжали следовать своему образу жизни, игнорируя ехидные нападки окружающих. Таково было поведение Оскара Уайльда. Тем не менее, большинству приходилось скрывать свои привычки, из-за боязни общественного осуждения или из-за того, что они стыдились своего "инакомыслия." Например, известный американский поэт Уолт Уитман скорее всего был гомосексуалистом, но отрицал этот факт, иногда довольно бурно. Он так же утверждал, что имел любовницу-негритянку в Новом Орлеане и был отцом 6ти незаконнорожденных детей. За такое никому бы не пришло в голову его осудить. Пойти в бордель было плевым делом, пойти в гомосексуальный бордель – ужасной мерзостью. Между тем никто никогда не видел ни любовницу Уитмана, ни его детей. Зато его стихи наполнены аллюзиями к мужской любви, и даже женщины, упомянутые в "Листьях Травы", скорее напоминают древнегреческих атлетов чем американских домохозяек. Уитман считал, что любовь между мужчинами может породить качественно новую демократию, которая станет противовесом материализму.
Жизнь многих гомосексуалистов заканчивалась трагически – пулей в лоб или же психиатрической лечебницей. Тем не менее, большинство викторианцев могли если не принимать гомосексуалистов, то хотя бы не осуждать их, если те не устраивали гей парады в Парламенте не афишировали свою сексуальную ориентацию. Отношение к лесбиянкам было несколько иным. Как и "содомиты", "сапфистки" были отклонением от нормы, но отклонением не всегда отрицательным. В этом случае показательна история дам из Llangollen. В 1778 году две ирландские девицы, представительницы благородного сословия, сбежали из дома, переодевшись в мужское платье. Одна из них, леди Элеанор Батлер, неоднократно получала предложения руки и сердца, но тем не менее предпочла разделить судьбу с подругой Сарой Посонби. Беглянок нашли и вернули в отчий дом, но несколько месяцев спустя они снова сбежали и на этот раз добрались до Уэльса. Родители, поняв что дочерей уже не отговоришь, смирились с их решением и назначили им пособие. До конца своих дней женщины прожили в доме недалеко от Llangollen, заботясь о хозяйстве и о маленькой собачке по имени Сафо. Обе подруги носили длинные юбки, мужские сюртуки и мужские же шляпы.
Дом леди Батлер и Сары Посонби стал местом своеобразного паломничества – его в свое время посетили герцог Веллингтон, леди Каролина Лэмб и Уордсворт. Союз этих женщин для многих стал воплощением романтической дружбы, "браком" исполненным целомудрия. Чистота их союза подчеркивалась неоднократно. Тем не менее, находились и критики, называвшие двух подруг "проклятыми сапфистками" и утверждавшие, что ни одна женщина не осмелится провести ночь в их доме без сопровождения мужчины. Леди Батлер и Сара Посонби предпочитали, чтобы к их союз считали романтической дружбой и злились, когда к нему относились иначе. Так в 1790м году General Evening Post опубликовал статью, в которой восхвалялись их "элегантность, чистота и утонченный вкус." Тем не менее, журналист утверждал, что леди Батлер в этой семье играла роль мужчины, а мисс Посонби – женщины. Элеанор и Сара взвились до небес и хотели было засудить газету за оскорбление. Ведь если бы из прозвали обычными сапфистками, отношения к ним было бы менее благоприятным.
Второй образ лесбиянки, зачастую, имел мало общего с реальностью и существовал в основном в мужских фантазиях. Это был поэтичный образ женщины, которая хотя и является лесбиянкой, но так и ждет что в ее жизни появится мужчина. Иными словами, побалуется и перестанет. Прямо как Сафо, которая прыгает со скалы из-за любви к красавцу Фаону. Так же было распространено мнение, что сапфистки ненасытны в любви, и в своей ненасытности сметают все барьеры (этакий электровеник в панталонах). Но их жажда никогда не будет утолена без мужчины – именно он должен пожать плоды их страсти, ибо женщина женщину полностью удовлетворить не может.
Наконец, существовало и третье мнение – неприязнь и недоверие, смешанное с долей страха. Пройдя через закрытые школы для мальчиков, викторианские мужчины наверняка узнавали о гомосексуальности – ну хоть краем уха слышали – а вот мир лесбиянок оставался для них закрытым. Мало ли чем они там занимаются? Может замышляют чего. В этом отношении показательна новелла ЛеФаню "Кармилла." В ней автор повествует о графине Миркалле (Кармилле, Милларке) Карнштайн, которой на момент действия перевалило за добрую сотню лет. Но старушка еще не утратила пыл юности, тем более что минувшие года на ней никак не отразились. Больше всего на свете Кармилла любит кровь (noblesse oblige), юных барышень (седина в бороду) и анаграммы (а чем еще ей в гробу заниматься? Носки вязать, анаграммы составлять…). Любимое развлечение – напроситься в гости к какой-нибудь милой девушке, потом неспешно выпить ее кровь, посещая спальню юницы по ночам. Но кровь – это еще не все, что нужно вампирессе. Например, вот так главная героиня новеллы описывает свою первую встречу с графиней Карнштайн
"Тут я, к своему удивлению, заметила, что у кровати стоит молодая леди, очень привлекательная, и смотрит на меня без улыбки, но не сердито. Она стояла на коленях, руки ее были прикрыты одеялом. Она мне понравилась, и я перестала хныкать. Руки ее ласкали меня; она легла на кровать, улыбнулась и обняла меня. Мне стало очень хорошо, я успокоилась и тотчас заснула. Проснулась я, от резкой боли: мне почудилось, что в грудь вонзились две острые иголки. Я громко вскрикнула. Незнакомая леди отскочила, не сводя с меня глаз, и соскользнула на пол. Мне показалось, что она спряталась под кроватью."
Героиня, очевидно, думает что странная леди сбежала, на прощание вильнув хвостом. Но как бы не так. Лет этак через десять Кармилла возвращается и с помощью хитрой уловки становится компаньонкой Лауры. Вампиресса проявляет к своей новой подруге самый недвусмысленный интерес.
"Она часто обвивала мне шею своими изящными руками, прижималась щекой к щеке и шептала, щекоча мне ухо губами:
"Дорогая, у тебя в сердечке рана; не подумай, что я жестока, ибо и в силе, и в слабости я подчиняюсь неодолимому закону моей души. Твое милое сердечко ранено, и мое кровоточит вместе с твоим. В экстазе глубочайшего унижения я живу у тебя в крови, и ты умрешь – да, дорогая, умрешь самой сладкой смертью, умрешь ради меня. Я ничего не могу поделать; чем ближе я к тебе, тем дальше ты от меня уходишь; вот ты и познала этот жестокий восторг, именуемый любовью. Поэтому до поры до времени не пытайся ничего узнать, просто верь мне, верь всем своим любящим сердечком".
После таких страстных излияний она, трепеща, обнимала меня еще крепче и покрывала мои щеки горячими нежными поцелуями. (…)
Бывало, моя загадочная подруга целый час сидела неподвижно, затем брала меня за руку и страстно сжимала, томно вглядываясь мне в лицо. Щеки ее пылали, глаза вспыхивали темным огнем, грудь возбужденно вздымалась. Она становилась похожа на снедаемого страстью влюбленного. Я приходила в смятение, ненавидела ее и все же не могла сопротивляться. Взгляд ее гипнотических глаз завораживал меня, на щеках горели жаркие поцелуи. Едва не плача, она шептала: "Ты моя, будешь моей, мы едины навеки". Затем откидывалась в кресле и прикрывала глаза руками, а я едва не падала в обморок, трепеща от ужаса."
Вскоре отношения между подругами переходят на качественно новый этап. Теперь каждую ночь Кармилла заявляется в спальню к Лауре и пьет ее кровь, в подтверждение чего на шее бедняжки находят следу укусов. Но в конце концов гетеросексуальная справедливость торжествует, склеп графини Карнштайн находят и со злодейкой поступают в соответствии с традициями (кстати, именно в этой книге упоминается воровство белья у вампира и то отчаяние, в которое кровосос приходит, когда, вернувшись "с дела", не обнаруживает искомой вещи)
В конце новеллы Лаура описывает вампиров, напрямую соединяя сексуальное влечение – в случае Кармиллы, гомосексуальное – с влечением упыря к жертве.
"Вампиры испытывают к своим жертвам горячую привязанность, напоминающую любовную страсть. Преследуя объект своего вожделения, вампиры проявляют неистощимое терпение и идут на разнообразнейшие уловки. Вампир никогда не отступит, не утолив своей страсти, и вместе с кровью высасывает из жертвы саму жизнь. Иногда вампир с утонченностью эпикурейца холит и бережет предмет своего обожания и достигает цели после долгих нежных ухаживаний. В этих случаях он, похоже, питает к жертве что-то вроде симпатии или сердечной привязанности. Чаще всего же он идет к своей цели напрямик, применяет силу и высасывает из жертвы всю кровь в один присест, устраивая себе чудовищный пир."
В этом описании соединяются несколько стереотипов о лесбиянках – о их ненасытности и в то же время об изысканности.
