И вот ему представилась возможность на практике и в гигантских масштабах осуществить свою теорию. Петэн несет ответственность за ряд неудачных атак, когда крупные соединения французской пехоты были брошены без необходимой артиллерийской поддержки прямо на пулеметы кайзера.
Эти атаки, дорого стоившие армии, а также общая несостоятельность высшего военного командования довели французскую армию до отчаяния. Вспыхнули бунты. Петэн их подавил. По его приказу, в восставших полках был расстрелян каждый десятый. С тех пор — по крайней мере для многих французов — его имя стало символом скорее этих трагических событий, чем обороны Вердена.
По окончании войны Петэн вышел в отставку. Он опять появился на сцене в 1925 году, когда ему поручили подавить восстание риффов в Марокко. В эту кампанию одним из офицеров его штаба был полковник де ла Рок.
Маршал и полковник снова встретились через несколько лет, на этот раз в Париже. Теперь де ла Рок был уже вожаком «Боевых крестов», организации бывших фронтовиков, превратившейся в фашистскую лигу. Имя маршала Петэна, по своему воспитанию и убеждениям принадлежавшего к лагерю реакции, было пущено в ход для поднятия престижа «Боевых крестов».
Петэн стал их героем. После февральского путча 1934 года, когда он занял пост военного министра в кабинете Думерга, он помог закрепить дружбу между «Боевыми крестами» и высшим военным командованием.
Именно тогда он сблизился с людьми, которым в 1940 году предстояло играть руководящую роль в правительстве, сформированном Петэном после поражения Франции. То были Пьер Лаваль, Адриен Марке, Франсуа Пьетри и Анри Лемери.
Кратковременное пребывание на посту военного министра, очевидно, пробудило в Петэне интерес к политике. С тех пор он постоянно — в самой гуще повседневной политической жизни Франции.
Петэн — пламенный католик. Мышление его ограничено рамками воинского устава. С юношеских лет в Сен-Сире он был сторонником монархии.
Страх перед коммунизмом заставил его вступить на путь, по которому шли уже многие высокопоставленные политические деятели Франции. Петэн, этот человек, проповедывавший непрерывное наступление, на восьмом десятке жизни сделался одним из самых ярых сторонников сближения с Германией, решительным противником франко-британского союза и, разумеется, ожесточенным врагом СССР.
Когда в Испании объявился генерал Франко, маршал Петэн стал одним из влиятельнейших его ходатаев перед французским правительством. Франко был прилежным учеником Петэна в «Эколь милитер». Они вместе участвовали в войне с риффами. Теперь им довелось совместно действовать против Франции.
Петэн был первым французским послом в Испании Франко. Однажды, когда он раздавал хлеб голодным на улицах Бургоса, толпа фалангистов приветствовала его криками: «Долой Францию! Да здравствует Петэн!»
В Испании он встречался с германским послом Эбергардом фон Шторером. Они стали большими друзьями. В политических кругах Франции многие были ошеломлены, когда в конце сентября 1939 года, то есть через месяц после вступления Франции в войну с Германией, Петэн, встретившись с Шторером у входа в историческую часовню испанского монастыря Реаль де Лас Хуэльгас, горячо пожал ему руку.
Эта встреча с германским послом была не единственной. В продолжение всей войны Петэн поддерживал с ним контакт. Престарелый маршал не менее трех раз передавал из Испании в Париж предложения Германии о сепаратном мире, причем Петэн присоединял к ним самые благожелательные комментарии, написанные его собственной рукой.
Таков был человек, которому Поль Рейно в мае 1940 года, после прорыва немцами французского фронта у Седана, предоставил пост вице-премьера. Вместе с Петэном в кабинет Рейно вошли и другие министры, «боявшиеся поражения Германии больше, чем ее победы». Троянский конь очутился внутри самого правительства.
Как только Петэн стал премьер-министром, он дважды вызвал из Бордо по телефону Мадрид. Один раз он говорил с испанским министром иностранных дел, полковником Хуаном Байгбедером, другой раз — с германским послом фон Шторером. Таким образом, в первые же 24 часа после прихода Петэна к власти в Германии стало известно, что битва за Францию прекращена.
В первые же сутки петэновского правления был арестован Жорж Мандель. В одном из кафе Бордо, где он сидел с знакомым генералом и дамой, к нему подошел офицер со словами: «На меня возложена прискорбная обязанность арестовать вас». Через несколько часов Мандель был освобожден. Когда Петэн, вызвавший его к себе, стал извиняться перед ним, Мандель отказался пожать протянутую руку маршала...
Петэн послал своих эмиссаров к германскому командованию за условиями перемирия. 22 июня Третья республика была официально похоронена в старом вагоне в Компьенском лесу. Перемирие с национал-социалистами было подписано. Для Франции началась эра «отечества, труда и семьи» — гитлеро-петэновская эра.
Я покинул Бордо через два дня после прихода Петэна к власти. Пароход медленно рассекал волны. В голове у меня, как и у многих других, сверлил вопрос: что же стало с Францией и как это могло произойти?
Я непоколебимо верю в народ Франции. Все, что было совершено до войны, во время войны и после нее, было совершено без его ведома. Французский народ держали в ослеплении его правители, имевшие все основания бояться света. Французский народ предали люди, для которых предательство — вторая натура. Он был принесен в жертву интересам кучки людей, заботившихся лишь о том, как бы сохранить свои привилегии и свою власть. Но я верю, что настанет час расплаты.
Французский народ можно ввести в заблуждение, обмануть, предать, но его нельзя поработить. Это не удастся ни его собственным, ни чужестранным правителям.
Для того чтобы понять, что же действительно произошло во Франции, надо вернуться назад, к тому дню, когда Гитлер пришел к власти в Германии. Итак, мой рассказ начинается с 30 января 1933 года.
ПАРЛАМЕНТСКАЯ КАРУСЕЛЬ
В тот роковой день, 30 января 1933 года, когда Адольф Гитлер стал канцлером Германской империи, Франция не имела правительства: за двое суток до того подал в отставку 91-й министерский кабинет Третьей французской республики, возглавляемый Жозефом Поль-Бонкуром. Пытаясь преодолеть бюджетные затруднения, премьер внес в палату депутатов проект снижения окладов государственных служащих на пять-шесть процентов. После бурных дебатов, длившихся почти всю ночь, кабинет Поль-Бонкура постигла судьба многих его предшественников — он был «гильотинирован на рассвете».
Известие о приходе Гитлера к власти Париж богачей принял с внешним спокойствием. В этот холодный зимний день парижане занимались своими обычными делами. В «час аперитива» кафе на фешенебельных бульварах были полны; гул разговоров, споры. Главной темой, заслонявшей все остальные, были «дела». Времена были тяжелые, и становились все тяжелее. Ни Германия, ни министерский кризис во Франции не занимали большого места в разговорах.
Парижская биржа почти не реагировала на приход национал-социалистов к власти в Германии. С настороженной сдержанностью она ждала известий о формировании нового французского кабинета. Дневные выпуски газет пытались умалить значение стремительного взлета Гитлера к власти. Они замалчивали или по-своему истолковывали тот факт, что национал-социалистский фюрер проповедывал в «Mein Kampf» изоляцию и уничтожение Франции, называя ее «наследственным, смертельным врагом» Германии. Французские газеты спешили объяснить, что в германском совете министров Гитлер и его двое коллег по националсоциалистской партии в действительности были пленниками большинства, состоявшего из «хороших», консервативных министров.
«Весьма вероятно, что новый канцлер, получив власть, скоро выдохнется, и тогда исчезнет его репутация человека, творящего чудеса», — успокаивал полуофициальный «Тан», рупор финансовой олигархии и тяжелой промышленности Франции.
В кулуарах палаты депутатов царило оживление. Депутаты не теряли времени на разговоры о Германии. Их гораздо больше занимали домашние дела: парламентские интриги и происки в погоне за теплым местечком.
Премьер, назначенный французским президентом, по освященному временем обычаю, объезжал влиятельных политических деятелей, которые, в свою очередь, весьма красноречиво заверяли его, что будут с удовольствием служить под его началом. В кулуарах палаты толпа благожелателей, просителей и просто любопытных окружала депутатов и сенаторов, имена которых назывались при обсуждении состава нового правительства. Каждый усердно продвигал своего протеже на место начальника канцелярии или секретаря при министре. Влиятельные политические деятели наперебой расхваливали достоинства своих кандидатов—сыновей, племянников, приятелей. Ожесточенная борьба шла даже вокруг незначительных должностей.
