Трудами названных исследователей собран был значительный материал по русскому масонству. Обработку и освещение этот материал получил в статьях А. Н. Пыпина, надолго установившего общий взгляд на развитие вольного каменщичества в России. Первая статья А. Н. Пыпина «Русское масонство в XVIII веке» служила ответом на книгу Лонгинова. За ней следовала другая, рассматривавшая «Русское масонство до Новикова». Через некоторый промежуток времени А. Н. Пыпиным собраны были «материалы для истории масонских лож» — обзор масонских рукописей Румянцевского музея — и составлен «Хронологический указатель русских лож». К русским материалам А. Н. Пыпин привлек труды немецких историков и библиографов масонства Финделя, Клосса и др. Соответственно взглядам своим личным и общим для шестидесятых годов А. Н. Пыпин выдвинул рационалистические течения в масонстве, относясь ко всяким проявлениям масонского мистицизма с суровой подозрительностью. К построению А. Н. Пыпина присоединилось и вышедшее в 1875 году исследование А. И. Незеленова «Новиков, издатель журналов». Этим исследованием закончился первый период научной разработки истории русского масонства. После книги Незеленова почти двадцать лет не появлялось новых трудов в этой области. Возобновление исследовательской работы связано отчасти с 150-летним юбилеем со дня рождения Новикова. В январском номере «Русской мысли» за 1895 год появилась под заглавием «Воспоминание о Новикове и его времени» речь В. О. Ключевского, произнесенная 13 ноября 1894 года в актовом зале Московского университета на посвященном Новикову заседании Общества любителей российской словесности. Богатая, как и все труды Ключевского, художественным прозрением в прошлое, речь эта, не изменявшая по существу установленного взгляда наличность и дело Новикова, открыла, однако, собою ряд новых исследований, в которых был разработан новый материал и намечены новые точки зрения.
Рукописи лекций Шварца легли в основу статей В. В. Сиповского («Новиков, Шварц и московское масонство») и А. В. Семеки («Русские розенкрейцеры и отношение к ним императрицы Екатерины II»). На документах Тургеневского архива основаны статьи Е. И. Тарасова «Забытый розенкрейцер — А. М. Кутузов» и «К истории русского общества второй половины XVIII века. И. П.Тургенев». Т.О. Соколовская опубликовала много документов, касающихся обрядов и организаций масонства; к сожалению, некоторые документы только изложены, иные изданы без достаточной критики. Весьма ценны исследования Т. О. Соколовской по истории шведского масонства. Религиозные «искания русских масонов XVIII века» послужили темой обширной статьи В.Н. Тукалевского. Политической роли русского масонства XVIII века, а именно связи новиковского кружка с берлинскими розенкрейцерами и с цесаревичем Павлом Петровичем, посвящено предисловие Я.Л.Барскова к «Переписке московских масонов XVIII в.» (Пг., 1915). Наконец, в Москве предпринято трехтомное издание под ред. С. П. Мельгунова и Н. П. Сидорова «Масонство в его прошлом и настоящем». Часть статей носит компилятивный характер. «Русское масонство XVIII века» рассматривается в статье А. В. Семеки в I томе. А. В. Семека привлек новые данные из записки Л — ра и книги Фридрихса «Geschichte der einstigen Maurerei in Russland» (Berlin, 1904). Компилятивный характер носит книга В. А. Боголюбова «Новиков и его время» (М., 1916).
Перечисленные исследования и статьи ставят, но не решают ряд существенных вопросов по истории русского масонства XVIII века. Ясный для А. Н. Пыпина вопрос о взаимоотношении рационализма и мистики в духовной культуре общества может быть теперь рассмотрен под совершенно новым углом зрения.
Для понимания действительной роли масонских и мистических течений в русском обществе необходимо по возможности более пристальное наблюдение над тем реальным значением в жизни общества, какое имели вожди и рядовые участники мистических и масонских организаций. С этой точки зрения весьма своевременной попыткой связать масонство Лопухина с социально-политическими основами русского XVIII века является интересная статья Н. К. Пиксанова. Крупный шаг к уяснению политической роли масонства сделан в отмеченном предисловии Я. Л. Барскова к «Переписке московских масонов».
Несомненно, назрела потребность, идя уже проторенной дорогой, подвергнуть общему пересмотру главные вопросы истории русского масонства XVIII века, детальной поверке — весь накопленный материал. Такой потребности и стремится ответить предлагаемое исследование.
Приступая к нему, я предполагал добиться возможно более полного освещения русского масонства XVIII века материалом иностранных архивов — немецких, шведских, английских и французских. К сожалению, эта цель оказалась недостижимой; пришлось ограничиться только русскими хранилищами. Кроме того, есть основание думать, что много интересных материалов находится в некоторых частных собраниях, куда по переживаемым обстоятельствам проникнуть не удалось. Основанная на изучении доступного пока материала, моя работа стремится поэтому наметить лишь основные линии, по которым должно идти критическое рассмотрение источников по истории русского масонства XVIII века и складываться ее научное построение.
Глава первая. Организация масонства
1. Русское масонство до Екатерины II
Масонство проявило в России очень скоро после того, как вылилось в определенные формы на Западе. Первое правильное учреждение масонских лож в Англии относится к 1717 году. До этого года существовали лишь начатки будущих стройных организаций. Между тем в России масонство, по-видимому, стало известно еще ранее 1717 года.
В конце XVII и начале XVIII века в Московское царство неудержимою волною хлынули представители и произведения западноевропейской культуры — от техников и инструментов до книг и философов включительно. Среди последних в 1689 году явился в Москву и далекий предтеча профессора Шварца — немецкий мистик Квирин Кульман. Убежденный последователь Якова Бёма[20], теософ и хилиаст[21], Кульман пришел к мысли, что греховный Вавилон Западной Европы падет и наступит Иезуитское царство. В слухах о возрождении «северного народа» московитов Кульман увидел зарю начинающейся новой жизни. Еще в 1687 году в Амстердаме он напечатал по этому поводу особое воззвание к московским царям. Для личной передачи по адресу этого воззвания Кульман и приехал в Москву. Своей проповедью идей Бёма он внес сильное возбуждение в жизнь Немецкой слободы, и московский лютеранский пастор И.Мейнеке сообщил властям о политических мечтаниях Кульмана. 4 октября 1689 года Кульман и московский его последователь К. Нордерман были сожжены за ересь.
Влияние Кульмана не ограничилось Немецкий слободой. После его смерти начали распространяться славяно-русские переводы сочинений «иже во святых отца нашего Иакова Бемена»[22].
Помимо Бёма обращались в рукописных переводах иные произведения того же мистико-герметического круга, который нашел себе у нас столь усердных ценителей в последней четверти XVIII века. Во многих списках конца XVII и начала XVIII века известна «Великая наука»[23] «прославленного и Богом просвещенного» Раймунда Луллия[24]. Сокращение ее составлено было в первой четверти XVIII столетия знаменитым старообрядцем Андреем Денисовым.
После старинной герметической мудрости проложило дорогу в Россию и новое европейское масонство. По словам масонского предания, первая ложа возникла в Москве еще в царствование Алексея Михайловича, причем «Брюс был оной великий мастер». Брюс родился лишь в 1670 году[25], и предание, называя его имя, само относит возникновение ложи к последним годам XVII века. Это время обыкновенно — возвращение Петра из своего первого заграничного путешествия — указывают и другие известия.
В одной рукописи Публичной библиотеки рассказывается, что Петр бы принят в шотландскую степень Св. Андрея, причем «дал обязательство, что сей орден восстановит в России, что и исполнил[26], оставя епанчу зеленую, как она и должна быть, но ленту вместо зеленой сделал голубую; его письменное обязательство существовало в прошлом[27] веке в той же ложе, где он был принят, и многие оное читали»[28]. При том желании войти в европейскую жизнь, какое было у Петра, при его стремлении перенять все приемы и ухватки техники (в широком смысле) западной жизни вполне возможен, конечно, его интерес к начаткам новой общественной организации. Вполне правдоподобно, что вместе с образцами западного вооружения и одежды для армии и флота при Петре были заимствованы и формы товарищеского объединения офицеров. Ранние ростки русского масонства особенно возможны во флоте, так как флот был создан почти всецело по западному образцу и под западным влиянием[29].
