За годы, проведенные в России, она многому научилась. Она хорошо знала двор, тайные пружины государственной власти и в совершенстве овладела искусством придворной интриги. Ее ничуть не шокировали распущенные нравы елизаветинского двора, более того, в этом отношении она не считала нужным отличаться от окружающих. Первым ее внимание привлек молодой придворный Сергей Салтыков. Потом был польский дипломат граф Станислав Понятовский... Екатерина была неплохой актрисой и умела произвести нужное впечатление. Она старательно изучала сильные и слабые стороны окружавших ее людей, и нередко ей удавалось ловко использовать их для достижения своих целей. Екатерина хорошо понимала свое незавидное положение и все же не переставала мечтать о власти. Не только мечтать, но и всерьез готовиться к тому, чтобы стать самодержавной властительницей огромной империи. Она верила в свою звезду. В самом деле, история, в том числе и русская, изобилует примерами самых неожиданных поворотов в судьбах монархов. Рано или поздно ей удастся сделать тот последний шаг, который приведет ее к заветной цели.
Панин не мог одобрять честолюбивых грез великой княгини. Но обстоятельства сложились так, что он вынужден был переменить свое мнение. В декабре 1761 года Елизавета скончалась и на российский престол взошел император Петр III.
От нового царствования не ждали ничего хорошего. Будущий монарх успел прославиться своими шутовскими выходками, частыми попойками, полной неспособностью заниматься государственными делами и, что самое оскорбительное, пренебрежением ко всему русскому. Царствования Петра III боялись все, в том числе и Шуваловы, хотя наследник престола явно благоволил к ним. Но были они людьми деятельными и не привыкли подчиняться обстоятельствам. И вот незадолго до кончины Елизаветы Иван Шувалов встретился с Паниным и завел неожиданный разговор.
- Иные клонятся, - начал он, - выслав из России великого князя Петра с супругой, сделать правление именем сына их, Павла Петровича. Другие хотят выслать лишь отца, а оставить мать и сына. Но все единодушно думают, что Петр не способен.
- Все оные проекты суть способы к междоусобной погибели, - отвечал Панин, - в один критический час того нельзя без мятежа и бедственных последствий переменить, что двадцать лет всеми клятвами утверждено.
Согласиться на это едва замаскированное предложение участвовать в заговоре Панин не рискнул. Шуваловым он не доверял. Но, коль скоро граф Иван решился на такой разговор, стало быть, он чувствует за собой силу и у него достаточно единомышленников. По здравом размышлении Панин пересказал этот разговор Екатерине и предложил ей другой, более безопасный и, что самое главное, законный путь. Если больной императрице предложить, чтобы Петр был выслан из России, а наследником объявить его сына, то, вполне возможно, она на это согласится. В последнее время Елизавета была очень недовольна своим племянником. Идея эта, однако, так и осталась без последствий, а по смерти императрицы стали оправдываться самые худшие опасения.
Тотчас по восшествии на престол Петр III вызвал из-за границы своего обожаемого дядю принца Георга Голштинского, генерала прусской армии. В России дядя был произведен в генерал-фельдмаршалы и полковники лейб-гвардии Конного полка и получил внушительное жалованье - 48 тысяч рублей в год. Скоро приехал еще один принц - Петр Август Фридрих Голштейн-Бекский. Он тоже стал фельдмаршалом, а заодно и петербургским генерал-губернатором. Из ссылки был вызволен опальный граф Бурхард Миних. На важную должность генерал-фельдцейхмейстера, то есть командующего артиллерией, был назначен генерал-поручик А.Н. Вильбоа. Генерал-адъютантом стал барон Карл Унгерн-Штернберг. Эти люди вошли в ближайшее окружение нового императора.
Еще в день смерти Елизаветы, 25 декабря, Петр III отправил к прусскому королю Фридриху II своего адъютанта с предложением заключить мир. Вскоре в Петербург явился прусский посланник Генрих Леопольд фон Гольц. Его мнение Петр III ценил столь высоко, что Гольц фактически стал распоряжаться всей внешней политикой страны.
Окружив себя близкими сердцу людьми, Петр III начал править Россией. Прежде всего была уничтожена гвардейская элита - лейб-компания. Вместо нее император приказал ввести в столицу голштинские войска. Прочие гвардейские полки было велено переодеть в новую форму по образцу прусской. Православным священникам Петр III приказал сбрить бороды и носить платье наподобие протестантских пасторов. При дворе ходили слухи, что император намерен переменить православие на лютеранство. Потом Петр III затеял авантюру, особенно возмутившую армию. Он задумал начать войну с Данией, претендовавшей на его наследственное владение - герцогство Голштинское. Огромной империи ему было мало, и русским солдатам вновь предстояло проливать кровь, на сей раз за крохотный клочок далекой немецкой земли.
Петра III редко видели трезвым, а чаще всего - за уставленным рюмками столом в компании иностранных офицеров да итальянских актрис. Император постоянно курил и заставлял это делать окружающих, но не потому, что получал от этого удовольствие. Просто курение было в моде у единственных "настоящих героев" - голштинцев.
В стране росло недовольство. Сначала оно охватывало лишь двор и гвардию, потом стало распространяться в народе. Оскорбленные русские люди возмущались, ругали императора, шептались по углам. Поначалу этим дело и ограничивалось. Подчиняться иноземцам уже привыкли. Еще со времен Петра I на Руси завелись чиновники-немцы, генералы-немцы, помещики-немцы. Потом страной правили Миних, Остерман, Бирон. Теперь царствует император-немец. Правда, прежде иноземцы никогда еще не распоряжались страной столь нагло и бесцеремонно. Терпения русским людям не занимать, но и ему приходит конец. Спустя пять месяцев после воцарения Петра Ш против него был составлен заговор.
Трудно судить, кто был инициатором заговора, но известно, что Екатерина и Панин были среди его организаторов с самого начала. У императрицы имелись все основания добиваться свержения мужа. По слухам, Петр III собирался с ней развестись и жениться на своей любовнице Елизавете Воронцовой. В этом случае судьба Екатерины была бы незавидной.
Лично Панину, похоже, ничто не угрожало. Император относился к нему с уважением, наградил орденом св. Андрея Первозванного, а однажды прислал генерал-прокурора А.П. Мельгунова объявить, что государь жалует Панина в генералы от инфантерии. Никита Иванович позволил себе дерзость. "Если мне не удастся уклониться от этой чести, которой я не достоин, - отвечал он, - то я немедленно удаляюсь в Швецию". Петру III об этих словах, разумеется, тут же донесли. "Я всегда думал, что Панин умный человек, - удивился император, - но с этих пор я так думать не буду". Тем не менее в Панине он окончательно не разочаровался и вскоре пожаловал его в действительные тайные советники.
Панин примкнул к заговору не потому, что опасался за собственное положение при дворе. Он боялся за Павла. Император открыто отрицал свое отцовство, а придворные сплетники отмечали удивительное сходство черт Павла и Сергея Салтыкова, уехавшего посланником в Париж. Над мальчиком сгущались тучи. Кто мог и должен был защитить его? Только Панин. Цесаревича доверила ему еще покойная императрица, и, чтобы выполнить свой долг, Никита Иванович готов был идти на любой риск.
Заговорщики действовали быстро и осмотрительно. Панину удалось привлечь к делу двух очень нужных и влиятельных людей - гетмана Малороссии графа Кирилу Григорьевича Разумовского и генерала М.Н. Волконского, у Екатерины было много друзей и почитателей среди гвардейских офицеров, меж которых особенно усердными помощниками стали пять братьев Орловых. С одним из них, Григорием, императрицу соединяли узы сердечной привязанности, поэтому братья возлагали на переворот большие надежды. Орловы хотели по устранении Петра III возвести на престол Екатерину. Панин предлагал объявить императором Павла, а мать его сделать правительницей до его совершеннолетия. Как ни выигрывала Екатерина в сравнении со своим мужем, но ее восшествие на престол нельзя было назвать иначе, чем узурпацией. Панину очень не хотелось собственными руками творить беззаконие в таких масштабах.
О том, как договорились заговорщики, мнения современников расходятся. Согласно одной версии, Панин был вынужден уступить давлению Орловых и их сторонников, получив, впрочем, заверения Екатерины, что после совершеннолетия Павла она возьмет сына в соправители. Согласно другой версии, Никиту Ивановича просто обманули. В последний момент Алексей Орлов и Екатерина договорились, что она будет провозглашена не императрицей-регентшей, как было задумано, а самодержицей, с оговоркой о сопраалении Павла после его совершеннолетия. Первая версия кажется убедительнее. Иначе трудно объяснить те доверительные, пожалуй, даже дружеские отношения, которые установились между Паниным и Екатериной в последующие годы.
