В некоторых случаях населенность двора неизвестна, тогда в соответствии с усредненной оценкой Ю. А. Тихонова,[56] она принимается за 4,8 человека для 1620–1648 годах и 6,6 человека для 1649–1679 годов. Такие цифры выделены курсивом.
Как известно, в начале Второй польской войны, в 1654 году, правительство в целях оплаты военных расходов прибегло к выпуску медной монеты с номинальным курсом. За пять лет (1656–1661) этой монеты было выпущено на колоссальную сумму в 20 млн. рублей – и естественно, началась инфляция. Обычная цена четверти ржи в Вологде составляла около 45 копеек; к осени 1661 года цена выросла до 2,5 рублей, в январе 1663 года четверть ржи стоила 24 рубля(!). Уже с 1660 года крестьяне во многих районах отказывались продавать хлеб на медь. Хлебная торговля была полностью парализована; в 1654–1656 годах в Великом Устюге продавалось в среднем 4 тыс. четвертей ржи – в 1661 году было продано 20 четвертей! Дворяне в войсках уже не могли купить хлеб, как прежде, на деньги, которые им платило правительство, они были вынуждены брать в поход запасы своего хлеба, а чтобы получать этот хлеб, нужно было увеличивать крестьянскую барщину. Сам царь Алексей Михайлович завел в подмосковных деревнях крупное барщинное хозяйство, чтобы обеспечить хлебом своих стремянных стрельцов. Росла барщина и в старинных дворцовых хозяйствах, например, в селе Черкизово Коломенского уезда она к 1662 году увеличилась более, чем вдвое; имеются данные о таком же увеличении барщины в ряде помещичьих сел. Характерно, что в упомянутых случаях увеличение барщины не привело к уменьшению других повинностей.[57]
рис. 1.1. Невзвешенный индекс хлебных цен за 8-пудовую четверть для четырех культур – ржи, овса, ячменя и пшеницы (1701–1710 гг. = 100).[58]
Таким образом, резкое увеличение барщины было обусловлено экономической необходимостью, прекращением хлебной торговли. Однако это увеличение стало возможным лишь в условиях прикрепления крестьян, когда им трудно было ответить на рост эксплуатации уходом из поместья. В 1663 году правительство отменило медные деньги, и в обращение снова поступила устойчивая серебряная монета. Торговля хлебом возобновилась, но цены не вернулись к прежнему, довоенному уровню; в течение 1660-х годов они оставались на уровне, вдвое превосходящем довоенный. Причиной этого повышения цен была нехватка хлеба на рынке. Крестьяне вели натуральное хозяйство и вывозили зерно на продажу лишь для того, чтобы заплатить оброк или государственные налоги. До 1662 года основной налог, «стрелецкий хлеб», собирался с государственных («черных») крестьян деньгами, но с 1662 года его брали хлебом, что привело к резкому сокращению поставки зерна на рынок и к повышению цен. Как отмечалось выше, в начале войны в Устюге продавалось по 4 тысячи четвертей в год, а в 1663–1668 годах – только по одной тысяче четвертей. Естественно, что в условиях высоких хлебных цен помещики продолжали развивать барщинное хозяйство. В 1668–1672 годах власти собирали налоги иногда хлебом, иногда деньгами, а с 1673 года окончательно вернулись к сбору деньгами. С этого времени поставка хлеба на рынок увеличилась, в 1673–1677 годах в Устюге продавалось в среднем 3 тысячи четвертей, цены стали быстро падать и к 1680 году снизились до уровня 1640-х годов. После 1680 года падение цен продолжалось, по-видимому, вследствие поступления на рынки центральных районов большого количества зерна из осваиваемых южных областей.[59] Когда цены упали в три раза, рентабельность барщинного хозяйства резко снизилась – поэтому многие помещики сократили запашку и стали покупать хлеб на рынке.
Таково, по нашему мнению, экономическое объяснение динамики барщины в XVII веке. Эти соображения могут оказаться полезными и при изучении причин восстания Степана Разина. Рост барщины, естественно, вызвал протест крестьян, ярко проявившийся в восстании 1670 – 71 годов. Однако уменьшение барщины, по-видимому, не было лишь следствием восстания – это в значительной мере было следствием падения цен на хлеб.
Что же касается государственных налогов, то, как видно из табл. 1.1, в 1670–1680 годах их уровень существенно вырос и достиг 0,7 пуда с души. Однако это были далеко не те налоги, которые собирали при Иване Грозном и Петре I: в 1707–1716 годах налог составлял около 4 пудов с души.
Таким образом, уровень податей и повинностей был очень низким, в несколько раз более низким, чем в другие эпохи. Нужно добавить, что в 20-х годах XVII века в отдельных районах едва ли не половину населения составляли крестьяне-«бобыли», которые формально не имели земли и не несли тягла. Это были отнюдь не разорившиеся крестьяне, а скорее поселенцы на льготе; они распахивали перелог и осваивали «пашню, лесом поросшую», земли, заброшенные в период кризиса.[60] Как отмечалось выше, в челобитных, поданных царю в начале 1630-х годов помещики писали, что их крестьяне сидят на «льготе», и не платят оброков – наоборот, помещики «подмогают» крестьянам из своих средств.[61] Такие случаи, по-видимому, действительно имели место – ведь в условиях острой нехватки рабочей силы землевладельцы были вынуждены переманивать друг у друга крестьян и давать им большие льготы. Например, в селе Пушкино под Москвой крестьяне свыше 40 лет владели церковными землями безоброчно, льготно, и лишь в 1680-х годах стали выплачивать за них оброк.[62]
Зная уровень оброков и налогов, можно сопоставить их с возможностями крестьянского хозяйства. Попытаемся сначала оценить продуктивность десятины.[63] На озимом поле обычно сеяли рожь, на яровом – овес (с небольшими добавлениями других культур), при этом нормы высева колебались в зависимости от качества земли: на хороших землях высевали меньше, на плохих больше; мы будем использовать стандартные нормы высева, применявшиеся до 1735 года в дворцовом хозяйстве, а именно, 9 пудов на десятину для ржи и 12 пудов для овса.[64] До данным Е. И. Индовой,[65] средняя урожайность ржи во второй половине XVII века была сам-3,3, а овса – сам-3,1, таким образом, чистый сбор с десятины составлял 21 пуд ржи или 25 пудов овса, учитывая, что раз в три года десятина оставалась под паром, получим, что средняя продуктивность десятины составляла 15,3 пуда хлеба в год. Как отмечалось выше, крестьянин мог пахать 1,8 десятины на душу, поэтому сбор на душу мог составить 27,5 пудов.
Таковы были теоретические возможности среднего крестьянского хозяйства, если же в действительности крестьянин пахал меньше, но это означало, что он не нуждался в таком количестве хлеба. После вычета 3,5–4,5 пудов оброка и налога у крестьянина, использующего свои возможности, оставалось на потребление примерно 24 пуда. Считается, что минимальная норма потребления в пищу – это примерно 15,5 пудов, и кроме того, в случае нехватки сенокосов какое-то количество зерна расходуется на корм скоту.[66] Однако в XVII веке пастбищ было более чем достаточно, поэтому можно считать, что в среднем крестьянском хозяйстве мог существовать ежегодный излишек хлеба в 9 пудов на душу. Барщинные крестьяне не платили оброк, но пахали на помещика около 0,4 десятины на душу; следовательно они могли пахать на себя 1,4 десятины, и собирать с них 21,5 пудов хлеба. После вычета налогов у них оставалось на потребление примерно 21 пуд хлеба на душу населения.
Конечно, этот расчет является сугубо ориентировочным и приблизительным, мы не учитываем некоторых второстепенных расходов крестьянского хозяйства, например, покупки соли, платы приказчикам и мирских сборов. Но с другой стороны, также не учитываются и доходы от скотоводства, леса, рыбной ловли, которые, вероятно, компенсируют эти расходы.
Таким образом, имеются основания полагать, что крестьяне XVII века жили довольно зажиточно. Это подтверждается имеющимися статистическими сведениями по отдельным районам. А. Х. Горфункель, изучавший хозяйственную жизнь Кирилло-Белозерского монастыря, назвал время после Смуты «золотым веком» монастырского крестьянства.[67] По подсчетам П. А. Колесникова, средний сбор на душу населения в 1620 годы в Тотемском уезде составлял 28–32 пуда.[68] По некоторым данным, в 1680 – 90-х годах в монастырских селах центральных уездов обычное хозяйство имело от 2 до 5 лошадей, у помещичьих крестьян в среднем было 2,2–2,6 лошади, 1–2 коровы.[69] В Старорусском уезде в 1660-х годах на двор приходилось 2–3 лошади, 4–5 коров.[70] В вотчинах Псково-Печерского монастыря в 1639 году средний двор при населенности 5–6 человек имел 3–4 лошади, 4 коровы.[71] Даже крестьяне, бежавшие в 1660-х годах из центральных районов на юг, оказывается, отнюдь не были бедняками: они имели на двор в среднем по 3 лошади и 2 коровы.[72]
